Проснулась я оттого, что начал накрапывать дождь. Холодные капли упали мне на лицо, и я открыла глаза. И почти сразу вспомнила события последней ночи. Я огляделась вокруг, и, не считая тихого звука идущего дождя, всё было спокойно. Правда день был пасмурным и хмурым, небо заволокло тяжёлыми тучами. Дождь постепенно разгонялся. Зашевелились Лекс, Делти и Тиллиус, проснулся Рик. Света, укрытая плащом, пробудилась позже всех. Она выглянула из-под накидки и, увидев промозглую погоду, завертелась, стараясь поплотнее закутаться в плащ. Никому не хотелось вставать и куда-либо идти.

— Проклятый дождь! — наконец взвыла Света. — Мерзкая погода!

— Ты то что жалуешься? У тебя хотя бы плащ, это мы до костей промокли. — высказался Лекс.

Настроение у всех в тон погоде, было неважное. Нечем было позавтракать, нечем укрыться от дождя, который уже хлестал не жалея сил.

— Как же я хочу домой! — снова взвыла Светка. — Сколько идём, идём, а конца и края нет. Когда же будут эти проклятые врата?!

— Дойти до врат мало. — вдруг откликнулся Тиллиус.

— Как мало? — опешила Света.

Я тоже с недоумением посмотрела на Тилли. В доме мага Оливуса речь шла только о том, что нам надо дойти до врат, через которые мы попадём в свой мир. О чём же сейчас говорит Тиллиус? Видя, что мы с напряжённым ожиданием смотрим на него, юный маг вздохнул и, после долгой паузы, наконец, сказал:

— Мы с учителем Оливусом решили сразу не говорить. Но сейчас думаю оттягивать нет смысла. Дойти до врат действительно мало — нужен ключ от них.

Тиллиус замолчал, а мы настороженно поглядывая друг на друга, осмысливали услышанное. Честно говоря, у меня не очень совмещались обычный ключ и мистические врата между мирами. Светка, видимо, тоже плохо это представляла.

— Какой ещё ключ? — вскричала она. — Мы что не можем просто пройти в эти дурацкие врата безо всякого ключа?

Тиллиус покачал головой.

— Нет. Врата и ключ могут существовать отдельно друг от друга, но открыть дорогу в пространстве они могут только во взаимодействии, как говорит мой учитель.

— Тиллиус, — мягко сказала я. — дай я угадаю. Ключа у тебя нет?.

Юный маг развёл руками.

— Откуда? Ключ у того, кто в последний раз открывал врата.

— А кто их открывал? — тут же спросила Светка.

— Не знаю. Вы ведь проникли в этот мир из своего. — И Тилли посмотрел на нас внимательно.

— Тиллиус, — вскипела Света. — что ты нам голову морочишь?! Откуда у нас ключ, или мы никогда раньше слышать не слышали ни о каких вратах?!

Тилли пожал плечами.

— Возможно, врата открыл кто-то из нашего мира. Скорее всего тот самый гоблин, в теле которого оказалась Света. Вспомните, не было ли у него в руках или, может быть, валялось где-нибудь поблизости, вещь похожая на голубой кристалл?

— Было! — вскрикнула Светка. — На шее висела! Такая тяжёлая была, неудобная. Я её выбросила, когда мы к старому магу пошли. — последние слова Света произнесла враз потускневшим голосом.

Наступило тягостное молчание, лишь звук хлеставшего дождя нарушал тишину. Несмотря на то, что мы стояли под деревом, все успели основательно промокнуть. Но сейчас никто не замечал этого. Я убрала мокрые пряди со лба.

— Мы проделали такой путь, неужели придётся возвращаться?! — в отчаянии сказала я.

— Это не имеет смысла. Скорее всего, его уже там нет.

Света подскочила к Тиллиусу и вцепилась в него.

— Тилли, миленький! Ты ведь сможешь что-нибудь сделать? Найди его как-нибудь, пожалуйста! — она говорила с такой мольбой и надеждой в глазах, что Тиллиус не выдержал и отвёл взгляд.

— Я ничего не могу сделать. Этот ключ — артефакт. Его нельзя скопировать, сделать дубликат или что-то под него приспособить. Он неповторим. Он был у вас в руках, но вы его потеряли и где сейчас ключ предугадать невозможно. А без него вы сколько угодно можете находить врата, стоять возле них, но так никуда и не попасть. Мне очень жаль. — добавил он уже тише.

И тут в мир вернули звуки. Дождь, которого я до этого не слышала, с рёвом ударил в уши, да так, что я перестала слышать всё остальное. Странно, но это похоже на глухоту, когда видишь движения, открывающиеся рты, но ничего не слышишь. Я смотрела, как подруга машинально отступила на несколько шагов, окончательно выйдя из под дерева, которое нас хоть как-то защищало от дождя, и в отчаянии рухнула на колени в придорожную грязь. Струи дождя хлестали Светку и стекали с неё ручьями, но ей, видно, было всё равно. Она рыдала в голос, но я почти не слышала её, а только смотрела, как она в отчаянии бьёт ладошками по лужам, по грязи забрызгивая одежду и лицо. Я видела только её и этот серый дождь, больше ничего не замечала вокруг себя. В голове не было мыслей, лишь в глубине, на заднем фоне неясной дымкой осталось осознание безнадёги и беспомощности.

Как долго продолжалось это состояние я не знаю. Первым, кто попытался помочь, был Лекс. Он подошёл к Свете и поднял её, одновременно говоря слова утешения. Поначалу она ничего не хотела слушать, сопротивлялась и плакала, но постепенно выдохлась.

— Что же теперь делать, Тиллиус? — я безучастно смотрела, как Лекс ведёт Свету под наше дерево. — Выходит, весь этот путь мы проделали зря? Какой смысл идти дальше?

— А какой смысл возвращаться? — неожиданно подал голос гном.

Я не смогла ответить на его вопрос. Посмотрела на свою подругу. После истерики она впала в другую крайность — апатию и, кажется, ей уже было всё равно, что будет дальше. А я была в растерянности. Так и стояли мы под деревом и каждый думал о своём. Постепенно дождь утих, и стало проглядывать солнце, снова защебетали птицы.

— Ну что же, наверное, пора двигаться в путь. — сказала я и вышла из-под дерева.

Все посмотрели на меня, но никто ничего не решился спросить, так молча, мы и отправились дальше.

Постепенно, погода стала разгоняться и наша ситуация перестала видеться в таком уж чёрном свете. Возможно, дело было в том, что я гнала от себя все мрачные мысли, предоставив возможность событиям идти своим чередом. По дороге мы разговаривали о насущных проблемах, главной из которых было, опять же, отсутствие еды. Правда эта проблема разрешилась быстро благодаря тому, что на пути была деревня, где мы смогли купить продукты. Запасов мы сделали побольше, путь нам предстоял долгий и не известно, что ещё ждёт нас впереди. Гном всё же дал один золотой, и его с избытком хватило на все покупки. Надолго в деревне мы задерживаться не стали, пообедав и немного передохнув, двинулись дальше. Весь остаток дня прошёл без приключений. Так промелькнуло несколько дней. Чем дальше мы шли, тем реже встречались деревни на нашем пути. Если была возможность, мы ночевали в селениях. Только Рик неизменно уходил по ночам. Оборотень не хотел вызвать подозрения. Утром мы все опять собрались вместе и продолжали путь.

К вечеру одного из дней, когда солнце стало клониться к закату, мы остановились на ночлег. Поблизости не было видно ни одного селения, поэтому ночевать опять пришлось на улице. Мы развели костёр, чтобы приготовить ужин, благо у предусмотрительного гнома помимо золота в мешке был ещё и походный котелок. Пока Тиллиус и Делти готовили ужин, а Света и Лекс спорили по поводу…, а бог его знает, по поводу чего они опять спорили, я не прислушивалась, мы в это время сидели рядом с Риком. Он смотрел за линию горизонта, туда, куда уже начинало садиться солнце.

— Думаешь о том, что скоро опять придётся уходить?

— Я привык к этому. — ответил он, по-прежнему смотря вдаль. — Раньше я ненавидел ночь, как ненавидел себя в шкуре волка, до крови истязал, вырывая клыками шерсть. Ведь ночью у меня тело волка, а разум человека и это ещё хуже. Прятаться в чащобах, забиваться в норы и бежать, бежать от людей, которые днём твои соседи и знакомые, а ночью хотят тебя убить. Каждый раз, когда мне удавалось найти укромное место, я смотрел на луну и клялся себе, что это последняя ночь, что завтра я сам покончу с этой пыткой, но наступал день, а я так и не мог попрощаться с солнцем, бескрайним голубым небом, мягкой луговой травой. — Рик, наконец, опустил глаза. — Когда я понял, что никогда не смогу сделать это сам, я решил, что ночью я не буду бежать от людей, как делал это каждый раз, а выйду к ним навстречу…, и я пытался, правда пытался, но каждый раз в последний момент вырывался из засады. Потом я клял себя, но, утыкаясь носом во влажную землю, не мог заставить себя вернуться. В конце концов, я перестал казнить себя, привык, примерился со своей сущностью, и стал жить так: днём радоваться свету, и как неизбежность, встречать ночь. Я знаю, что впереди меня ждёт лишь вечное изгнание и одиночество, но больше я не кляну судьбу: у каждого свой путь.