— Нет! От него исходил такой свет! Если бы ты видел, как сияли его волосы! Я не разглядела лицо — он быстро обернулся и тут же исчез… У него были голубые волосы, и они сверкали, как серебро. Он был похож на линна, а его голова сияла, как солнце. Может, это был солнечный бог! Ведь он же из линнов…

— А может, это был просто валлонский мальчик. Валлоны сейчас тут охотятся, я же тебе говорил. Валлоны светлые, и у некоторых из них волосы действительно напоминают серебро.

— Но у этого были голубые! А голубые волосы только у богов. Это был не просто мальчик, дедушка. Простой мальчик не может быть таким. Он был так прекрасен… Он был, как… Как солнце! Я издалека увидела свет и пошла, а этот свет исходил от него.

Дед протянул к камину свою смуглую жилистую руку.

— Смотри, как сверкает при свете огня этот серебряный браслет. Дитя моё, я не знаю, кого ты видела, и не буду с тобой спорить, но запомни: мы часто принимаем за чудо что-нибудь вполне обыкновенное. Может быть, потому, что грань между обыденным и чудесным очень зыбкая. А может, её и вовсе нет. Ведь каждый рождённый землёй цветок реален и в то же время являет собой неповторимое чудо.

День прошёл как обычно. Занятия в диуриновом зале, обед, занятия в зимнем саду… Перед ужином Гинта отправилась в купальню. Здесь тоже всё было как обычно — одна неудачная попытка за другой.

«Но я же всё делаю правильно, — сердито думала Гинта. — Правильно дышу, руками и ногами двигаю так, как надо. Но почему я не плыву, а тону? Почему она меня не держит? Ведь я же такая лёгкая…»

«Потому что ты её боишься, — говорил ей внутренний голос. — Потому что ты боишься оторваться от твёрдого дна. Ты ищешь опору в нём, а не в воде. Мы находим то, что мы ищем…»

Гинта сидела на постаменте изваяния, обхватив колени руками, мокрая и дрожащая, а юные линны смотрели на неё и ехидно улыбались. Диуриновые светильники, которые они держали, отражались в чистой воде, и вся купальня сверкала серебряными и голубыми бликами. «Мы находим то, что мы ищем, только не всегда это понимаем», — говорил дед. Он постоянно твердил, что случайного в мире нет. Всё предопределено. Или почти всё… Но кем?

«Может, я и ту железку нашла не случайно? — подумала Гинта. — Но ведь я её не искала…»

А что она вообще искала в этом святилище? Ей не следовало туда входить. Она разбудила бога… Но какого? Кого она видела?

Гинта вздрогнула и огляделась. Здесь кто-то был и смотрел на неё. Они все на неё смотрели… Нет. Их много, но по-настоящему смотрит только один. Тот, кого она потревожила. И уж если она это сделала, она не должна бояться. Не должна! Ни в коем случае! Иначе он погубит её.

Гинта встала и, сцепив зубы, полезла на статую. Ухватившись за каменное запястье бога, поставила ногу на хвост килона, подтянулась… Даже на дерево залезать всегда легче, чем спускаться обратно, а уж отсюда-то ей точно не слезть.

Вскоре Гинта сидела на килоне, обхватив юного линна за талию и крепко к нему прижавшись. Внизу сверкала и переливалась серебристо-голубая стихия. Если она попробует слезть, то, скорее всего, сорвётся и упадёт. А ведь около статуи глубоко. Слева, правда, ступеньки, ведущие в неглубокую часть бассейна, но об этом надо забыть. Справа глубина не меньше трёх каптов. Туда-то она и должны прыгнуть. Туда, где нельзя встать на дно… У Гинты закружилась голова.

— Помоги мне, — прошептала она, ещё крепче прижимаясь к холодному телу бога. Справа на неё смотрел линн, фигура которого выступала из стены больше, чем на три четверти. Самый красивый линн… Это он смотрел по-настоящему! Да, это он! И голубой диуриновый светильник в его руках горел ярче других. Он пульсировал, время от времени вспыхивая ослепительным светом. Ведь чудесный камень диурин чувствует близость божества. Голубоватые блики плясали на лице линна, и оно казалось живым. Юный бог дразнил её и смеялся над ней, держа в ладонях маленькое солнце. Прекрасный Эйрин, похитивший небесное око. Он только что оторвался от материнской стихии и вот-вот поднимется в Верхний мир. Там из-за него будут сражаться два могущественных бога, но он не боится. Ничего и никого.

Гинта стояла на гладкой спине килона, держась за плечо его божественного наездника. Дивный зверь нёс их на себе. Он подпрыгнул и завис между водой и небом, на мгновение задержался в Среднем мире и сейчас нырнёт. Унесёт её с собой в свою сверкающую голубую стихию. Гинта уже явственно ощущала под собой живое сильное тело. Оно дышало и двигалось.

— Помоги мне… — прошептала она и бросилась в воду.

И стихия подхватила её, сначала приняв в своё лоно, потом вытолкнув наверх. Гинты вынырнула, вздохнула полной грудью и раскинула руки, раздвигая зыбкую материю, мягкую и такую неподатливую. Потом снова бросилась в её объятия, прижимаясь к ней всем телом и в то же время с силой отталкиваясь от неё. И вода держала её. Она несла её на себе, как божественный зверь несёт на своей спине дитя Лиллы…

Аттана научилась плавать, говорили в замке. Так рано — ей же ещё и восьми нет. Это будет великая нумада! Она уже умеет ладить с духами всех стихий!

Дед сдержанно похвалил Гинту, а мангарт Саввар, любивший всех поддевать, лукаво поинтересовался:

— А в настоящем озере не забоишься? Или в реке?

— Нет, — уверенно ответила Гинта.

Ей почему-то не давала покоя мысль о том озере, что было в святилище. Озеро-алтарь. Ненастоящее, но священное. Озеро без воды, на дне которого три тысячи лет спал юный бог. Она потревожила его.

Металлическую пластинку с четырьмя непонятными знаками Гинта положила в резной деревянный ларец, где хранила всякие безделушки. Почистив свою находку, она пришла к выводу, что это уллатин. Гинта никому не показывала эту пластинку. И ни словом никому не обмолвилась о своём посещении древнего святилища. У неё было смутное чувство, что, переступив его порог, она разбудила некие силы, способные изменить, перевернуть её судьбу. И многие другие судьбы. И это уже началось. Что э т о — она не знала. Но девочка твёрдо знала одно — она должна быть сильной. Она просто не имеет права на слабость и страх.

Близилась Божественная Ночь. Дни становились короче, а вечера всё длиннее и сумрачнее. Солнце всходило, но стояло совсем низко. Морозы усилились, и Гинту уже гораздо меньше тянуло кататься на лезвиях. К тому же ей так понравилось плавать, что она почти всё свободное время проводила в купальне. Она даже нырять научилась.

Приближалась не только Великая Ночь, но и день рождения Гинты.

— Это будет последний светлый день цикла, — сказал дед. — Солнце ещё покажется. Выглянет, чтобы тебя поздравить.

В замке уже понемногу начинали готовиться к празднику. Однажды утром Таома разбудила Гинту раньше обычного.

— Пойдёшь собирать велес? — спросила нянька. — Ты, помнится, хотела.

Плоды велеса поспевали зимой, в холода. Это был кустарник высотой не более двух каптов, с белыми ветвями и голубовато-белыми листочками, которые опадали в начале зимы. К этому времени плоды в виде небольших белых шариков достигали своих окончательных размеров, но спелыми их ещё нельзя было назвать. В течение зимы они постепенно наливались голубизной. А собирали их только после сильных холодов, когда они, прихваченные морозом, становились прозрачными, словно голубой диурин. Сырыми их обычно не ели — они были очень кислые, зато какие из них получались отличные компоты, настойки и варенья.

— Надо поторопиться, — говорила Таома. — После обеда уже начнёт темнеть. Может, сегодня всё успеем обобрать…

Отправились большой компанией: все ольмы, шестеро мангартов, Таома и десятка два молоденьких служанок. Велес рос на возвышенности, вокруг простиралась заснеженная равнина, а чуть подальше начинался хаговый лес. Воздух звенел от мороза, серые стволы хагов сверкали серебром, а подёрнутая инеем хвоя из ярко-голубой стала почти белой. Ветви велеса совершенно сливались с окружающей белизной, и прозрачно-голубые шарики плодов, казалось, висели в воздухе. Пронизанные солнечными лучами, они светились изнутри, словно множество маленьких солнц. А само солнце сияло в туманно-белом небе нежной голубизной и напоминало спелый плод велеса.