— Но госпожа, до Ингамарны далеко, а солнце уже…

— Я пришла не из Ингамарны. Я сейчас живу в доме Саннида, а это совсем недалеко. Вообще-то немного времени у меня ещё есть. Давай-ка я подлечу твою спину. Ты, вижу, еле сгибаешься. Может быть, в замке ещё кто-нибудь нездоров?

Закончив урок, Саннид отпустил всех, кроме Гинты. В последнее время старый нумад часто задерживал её после занятий. Похоже, ему понравилось с ней беседовать. Гинта заметила, что Суану это раздражает. Впрочем, Суана раздражалась каждый раз, когда кто-то уделял особое внимание не ей, а кому-нибудь другому.

— Говорят, ты уходишь далеко от дома и бродишь одна неизвестно где, — сказал Саннид. — Не хочу никого держать на привязи, но пока вы здесь живёте, я отвечаю за вас перед Ахханом. В Улламарне сейчас небезопасно.

— Мой дед давно уже отпускает меня в Улламарну одну, и со мной ещё ничего не случилось.

— Но сегодня же что-то случилось? — спросил нумад, внимательно глядя на Гинту. — Харма обеспокоена. Говорит, за ужином ты ничего не ела. И судя по всему, ты сегодня использовала силу, причём не один раз. У тебя утомлённый вид.

— Ничего страшного, учитель. Я не перенапрягла своё анх. А не ела я потому, что пообедала в Уллатаме.

— Где?

Оказывается, Саннид всё же не разучился удивляться.

— Вот оно что, — медленно произнёс он, выслушав рассказ Гинты. — Минаттан Акамин позволил себя лечить. Многие нумады предлагали ему свою помощь, но он и слушать ничего не хотел. После того, что случилось с его дочерью, он ненавидит и колдунов, и нумадов, и их учеников.

— Я и не просила у него разрешения, — заявила Гинта. — Когда он понял, что я на него воздействую, было уже поздно… Нет, я понимаю, так нельзя, но если бы все делали только то, что можно… Ну а слуги и не думали противиться. Они так обрадовались возможности подлечиться! Они ведь там почти все старые.

— Мне очень его жалко, — грустно добавила девочка. — Я так хочу, чтобы он когда-нибудь увидел своего внука живым и невредимым. Учитель, как ты думаешь, этот Диннар и правда злой демон? Может быть, люди всё это выдумали?

— Может быть, — усмехнулся нумад. — Только это ещё хуже.

На следующий день Саннид рассказывал ученикам о звёздах. Гинта была рассеянна. Она и раньше знала, что это огромные сгустки пылающей материи, и солнце, которое освещает Эрсу, имеет ту же природу.

Учитель расчленил солнце, словно спелый плод, имеющий зерно, мякоть и кожуру, и о каждом из этих слоёв рассказал столько, что кое у кого из его юных слушателей голова пошла кругом.

— Даже обыкновенный маленький светильник устроен не так просто, как может показаться на первый взгляд, — говорил Саннид. — А этот светильник дарит свет многим мирам. Насколько всё же сотворённое богом сложнее и прекраснее любого из творений человеческих рук.

— Я хотела бы видеть того, кто держит этот светильник, — неожиданно сказала Гинта.

— Увы, я могу показать вам только внешнюю сторону, только копию плотной материи, которую можно изобразить в наоме. Мир высших сущностей недоступен глазу простого смертного.

— Но ведь боги иногда являются к людям, — робко заметил обычно молчаливый Самбар.

— Да, но как правило не в своём истинном обличье. Большинство людей способны видеть только плотные тела, вернее, их внешнюю оболочку. Немногие, владеющие наомой, могут видеть и даже показывать другим мир тонких тел. Но наома — это низший из тонких миров. А есть ещё огненный мир, состоящий из более тонкого света. Так что существует три мира: видимый для всех, видимый для немногих смертных и вообще недоступный глазу смертного. Поэтому есть солнце видимое и невидимое. Но то, которого вы не видите, более истинно, ибо это обитель создателя, сотворившего и видимое солнце, и все миры, которые оно озаряет.

— Значит, человек не может увидеть ни создателя, ни его обитель? — спросила Гинта.

— Иногда звёздные существа, изменив обличье, являлись к людям, чтобы передать им знания об устройстве Энны. Ведь именно от них мы и получили истинное знание. Но приблизиться к высшему тонкому миру… — старый нумад замолчал, глядя в ночное небо, безлунное и беззвёздное, затянутое невидимыми во тьме облаками. — Это удаётся немногим.

— Но всё-таки людям это удаётся? — Гинта сама не понимала, почему этот вопрос её так волнует.

— Да, но уже тогда, когда они перестают быть людьми. Вы удивлены? Каждое существо живёт, меняя множество тел и совершенствуясь. Сейчас вы люди, но каждый из вас может подняться на более высокую ступень.

— Учитель, а на Эрсе были люди, которые сумели приблизиться к высшему тонкому миру? Или человек Эрсы может стать богом только после того, как плотное тело нашей ангамы погибнет?

— Я вижу, тебя что-то волнует, — сказал Саннид.

Они сидели вдвоём в маленькой комнатке на самом верхнем этаже. Все, кроме Гинты, в ожидании ужина вышли на улицу. Жара унялась, и по окружавшему дом нумада пустырю гулял прохладный вечерний ветерок.

— Душа человека может усовершенствоваться настолько, что, расставшись с очередным телом, она не теряет память о прожитой жизни. Мудрая нафф сама ищет себе новое тело, точнее, новых родителей, и в каждой следующей жизни достигает всё большей и большей мудрости. Причём она может позволить себе всё более длительные промежутки между воплощениями. Обычная нафф, покинув тело, забывает всё очень быстро. Чем мудрее нафф, тем дольше она хранит память о прожитой жизни или даже о многих своих жизнях. Иная нафф десятки и сотни лет не вселяется в очередное тело. Она незримо витает над землёй, помогая живущим.

— Таких мы и зовём нафтами?

— Да. Мудрая и добрая нафф, прошедшая множество воплощений, в конце концов приобщается к мудрости высших, поднимается на другую ступень существования и переходит в иной мир.

— В этот высший огненный мир, в обитель, где живут звёздные божества! — воскликнула Гинта.

Саннид посмотрел на сияющее восторгом лицо девочки и покачал головой.

— Дитя моё, ты ещё в самом начале пути. Земная жизнь тоже хороша, и тебя ждёт много интересного.

— Но ведь ты же хочешь уйти, — сказала Гинта и смутилась. — Это правда, что нумады-амнитаны после смерти становятся звёздными существами?

— Случается и такое, — ответил Саннид. — Есть поверье, что нумадом-амнитаном становится тот, чья нафф проживает свою последнюю земную жизнь. Иначе говоря, эта нафф, пройдя множество земных воплощений, достигла такой степени мудрости, что готова перейти на другой уровень. Это всего лишь поверье. Далеко не каждый амнитан помнит все предыдущие жизни. И не каждый, кто готов уйти, уходит. Ведь если перед тобой распахнули врата, ещё не значит, что ты непременно в них войдёшь. Быть может, ты пожелаешь остаться здесь. Земная жизнь прекрасна, и кое-кто из ушедших в высшую обитель возвращается сюда.

— Так тоже можно?

— Да, хотя и непросто. Вернувшись сюда, душа надолго теряет возможность снова попасть в обитель богов. Она начинает новый круг земных жизней, при этом забыв предыдущий. Тот, кто снова стал человеком, не должен помнить о высшей обители, поэтому нафф вернувшегося похожа на доску, с которой стёрли всё написанное, хотя… Иногда кое-что остаётся. Если что-то написано с нажимом, остаётся след. Совсем слабый, но прочесть можно. И достигнув совершенства в новом земном цикле, душа в конце концов может вспомнить и тот, прошлый, цикл. Вернее, самое главное. Но иногда душа, вернувшись в мир людей, даже в начале своего нового цикла помнит кое-что из предыдущего. Это от многого зависит. И чаще всего от того, насколько в данный момент важно и своевременно для людей появление среди них бога. Иной, вернувшись в этот мир, ещё несколько столетий ждёт момента, когда ему надлежит выполнить свою миссию. А иной приходит именно тогда, когда он больше всего нужен. Такой являет миру своё могущество уже в первой жизни своего нового земного цикла.