— Это ещё не всё! — кричал Симмар. — Мангуров у них гораздо больше, и люди ещё есть! И свиды, и вунхи…

«Теперь можете оставить меня одного, — сказал зверь Гинте. — Передай своим друзьям — пусть дерутся с теми, мелкими. Их, кажется, много. Мне больше не нужна помощь. Сейчас главное — держать бурю подальше отсюда. Она усиливается и будет усиливаться ещё. И я полон сил. Я владею этой бурей!»

«Синг, вроде бы, колдуны больше не выпускают своих чудовищ…»

«Да. Они укрылись в городе и ждут. Но я разрушу город. Их надо уничтожить. Всех».

Поле для ристалищ теперь напоминало большую яму. Песок, поднятый Сингом, кружась и сплетаясь в вихри, волна за волной надвигался на Белый город. Над пустыней стояли многоголосый вой и грохот. Вскоре огромная, искрящаяся в лунном свете стена закрыла полнеба. Гинте казалось, что это песчаное пламя сейчас поглотит весь мир. Время от времени среди голубоватых сполохов возникала призрачно-белая фигура. Каменный бог. Отсюда невозможно было увидеть его лицо, но оно то и дело вставало перед мысленным взором Гинты — красивое, спокойное, насмешливое. Наверное, его забавляло то, что тут творилось. «Я ничего не буду делать, — сказал он тогда Нэффсу. — Они сами погубят себя, эти жалкие твари, которых вы создали для собственного удовольствия».

Марвиды отступали.

— Они не должны уйти! — кричал Астак. — Не дадим им спрятаться в городе! Их нельзя оставлять в живых! Это тоже слуги колдунов!

Гинта в оцепенении смотрела, как воины и нумады окружают остатки вражеского войска. Песок потемнел от крови, пахло горелым мясом. Её знобило. Война — это очень страшно. И страшнее всего — убивать. Даже таких, как эти марвиды.

«Успокойся, — сказал Синг. — Они прекрасно управятся и без тебя. Такие игры не для детёныша, тем более, человеческого. Не обижайся. Ты очень сильна. Ты сильнее всех. Но ты ещё детёныш. Скоро поднимется солнце, и мы отсюда уйдём. Мы будем снова бродить по лесам и слушать птиц. Ты будешь растить деревья… И цветы. Такие, как ты, не должны убивать».

Гинта почувствовала, как что-то тёплое и мягкое обволакивает её, укрывая от всего этого ужаса, царящего вокруг. Грохот вдали утихал. По песку скользили розовые и лиловые блики. Они взметались вверх язычками пламени и превращались в цветы. Огромные цветы, которые растут до самого неба. А потом они все слились в один цветок, сияющий ослепительным светом…

Гинта не видела, как добивали последних врагов. Над пустыней стояло солнце, а воины хоронили трупы, тщательно засыпая песком кровавые пятна.

— Смотрите, от того, дальнего, города почти ничего не осталось, — сказал Зиндубар. — Надеюсь, от тех, кто там скрывался, тоже.

— Не беспокойся, отец, — засмеялся Астак. — Если эта буря повалила каменные башни, простоявшие несколько тысяч лет, то что говорить о живых тварях…

— Там может быть подземный ход, как и в Сингатаме. Марвиды явно прятались под землёй.

— Да там всё равно всё завалило, — отмахнулся Астак, которому явно больше не хотелось думать о плохом. — Какое счастье, что у нас никто не погиб! Марвиды не умеют сражаться, но если бы нам пришлось драться одновременно с ними и с этими чудищами… Золотой зверь спас нас.

— Как он сумел вызвать бурю? — удявлялись воины.

— Да ещё такую…

— Может, это не зверь, а бог в обличье сингала?

— А может, это и есть тот самый сингал, любимец лесной и лунной богинь?

Огромный зверь лежал, сверкая на солнце, словно золотая статуя. Он свернулся кольцом, а в этом мягком кольце, как в колыбели, спала Гинта.

Нумады лечили раненых, воины приводили себя в порядок. Некоторые, расстелив на песке плащи, доставали съестные припасы. Сингал и Гинта лежали в естественно образовавшемся круге, и, проходя мимо них, все понижали голос, чтобы не разбудить девочку.

Она проспала до полудня. А перед закатом отряд двинулся в обратный путь. Только двое из раненых не могли идти сами. Их уложили на лёгкие повозки, соорудив над ними что-то вроде тентов. Осмотрев обоих, Гинта успокоилась. Эти люди быстро поправятся. Погибших нет.

«Всё так, как ты хотел, Сагаран, — думала девочка. — Колдуны разбиты, а мы все живы. Все, кроме тебя. Когда ты вернёшься, Сагаран? Кем ты будешь? И узнаем ли мы друг друга…»

— Послушай, а вдруг эти уроды опять где-нибудь прячутся? — спросил Зимир, когда отряд шёл через Сингатаму. На лбу юноши розовел заживающий шрам, левая рука была подвязана.

— Я не чувствую никакой опасности, — пожала плечами Гинта. — А ты, Синг? Здесь есть кто-нибудь живой? Кроме нас, разумеется…

«Кто-то есть, — ответил зверь. — Но нам больше нечего бояться».

Зиннуритовые санты ярко сияли в лучах заходящего солнца, но все дружно признали, что при лунном свете эти цветы выглядели гораздо красивее.

— Так ведь санты — лунные цветы, — многозначительно изрёк Амит.

Покидая город, Гинта задержалась возле ворот, чтобы получше рассмотреть надпись. Итак, она разгадала ещё одну маленькую загадку — какой знак передаёт звук [м]. Сингатама — Город Золотого Зверя. Тот огромный зиннуритовый сингал охранял дворец правителя. На воротах Радужного замка тоже изображён сингал. Опять золотой зверь. Символ рода и страж замка. Видимо, поначалу Ингатам действительно назывался Сингатамом, а потом его переименовали — возможно, потому, что ваятели и зодчие постепенно привели его облик в соответствие с краем радужных гор и пышных, многоцветных лесов под названием Ингамарна.

«А мне нравится город, — сказал вдруг Синг. — В нём любили зверей вроде меня».

«Да, — подтвердила Гинта. — Любили и почитали».

«А тот белый город мне нисколько не жалко, — заявил зверь. — Там было зло, и мы его уничтожили…»

«Ты его уничтожил», — поправила Гинта, и её, словно стрелой, пронзила неожиданная мысль.

Зверь богини разрушит белый город, сотрёт его с лица земли, а между Уллатамой и Сингатамой проступят кровавые следы. Но золотой зверь явится не раньше, чем в пустыне вырастут любимые цветы богини… Всё так и случилось! Любимые цветы богини — настоящие они или нет — украшают развалины древней Сингатамы. Пустыня между двумя городами потемнела от крови. И золотой зверь разрушил Белый город, обитель злых колдунов. Все долги заплачены. Проклятие лесной богини больше не тяготеет над родом Уллавина. Во время привала Гинта собрала вокруг себя отряд и поведала изумлённым спутникам и о древнем пророчестве, и о своей беседе с Саннидом. О проклятии богини знали все, а вот о том, как от него избавиться, почти никто.

— Честно говоря, я никак не мог истолковать это пророчество, — признался нумад Суар. — Зверь разрушит город… Я искал скрытый в этих словах символ, а всё оказалось проще. Действительно явился зверь и разрушил город. А приручила этого зверя ты.

— Зверь, вызывающий бурю, — медленно произнёс Астак. — Теперь кажется, что он и впрямь явился с небес, от богини Санты, чтобы навестить свою вторую хозяйку — Гинтру.

— Да пожалуй, так оно и есть, — сказала Гинта. — Этот сингал — саннэф в звериной шкуре. И он действительно должен быть там, на луне, но он захотел пожить в земных лесах.

Девочка коротко рассказала о своей битве с одержимым зверем, о гибели Тинга и о том, как она попросила Сифара дать её другу новое земное тело.

— Выходит, тот мангал должен был стать саннэфом? — спросил Зимир.

— Он и стал им. Но решил задержаться здесь. И тело сингала вполне его устраивает. Саннэфы умеют вызывать песчаные бури, способные разрушать города и за короткий срок изменять облик гор.

— Это действительно божественный зверь! — воскликнул Даарн. — А ты богиня, Гинта! Я не ошибся, когда принял тебя за лесную богиню!

«Умный юноша, — заметил Синг. — Да и вообще он мне нравится».

«Ещё бы», — съехидничала Гинта.

— Ты преувеличиваешь, Даарн, — сказала она вслух. — Если бы не Сифар…

— Если бы ты не победила одержимого и если бы ты в своё время не приручила мангала, ничего бы не было, — перебил Зимир. — Ещё никогда и никому не удавалось приручить мангала. Все только знали, что это необычный зверь, и боялись… Теперь я понимаю, почему он такой необычный. Ведь это уже собственно и не зверь…