Вариантов было много. Например, это могло быть прямое отрицание основ буддизма вообще и чань в частности. «Нет Будды, нет священной доктрины, нечего практиковать, нечего доказывать, Бодхидхарма (легендарный основатель чань) никогда не появлялся на востоке и не передавал никому никакого учения», — так говорил Хуэй Нэн, 6-й патриарх чань-буддизма. Трудно представить себе лидера какого-либо другого направления, говорящего так о нём — например, папу римского, прямо отрицающего всё, о чём говорится в «Символе веры».
«Безупречные йоги не погружаются в нирвану, а нарушающие обет монахи не попадают в ад», — вторит Хуэй Нэну Линьцзы, — «Вы намерены искать Будду, а Будда — это просто одно название. Знаете ли вы, в поисках чего вы носитесь?»
Суть в том, что дух чань сидит не в его форме. «Только мирские люди, не понимая, что всё это значит, могут пытаться найти истину вне себя. К глубокому сожалению, они топчут ногами то, что так старательно ищут», — заканчивает свою мысль Хуэй Нэн.
А докопаться до этой сути порой очень мешает авторитет. И против оного чань-буддизм не устаёт выступать.
По легенде, когда Будда родился, он заявил: «Над небом и под небом Я единственный достоин почитания!» Один известный чань-буддист на это сказал: «Если бы я находился с ним рядом в тот момент, когда он произносил эти слова, я убил бы его одним ударом, а тушку швырнул бы в пасть голодной собаке!»
«Если вы хотите обрести взгляд, соответствующий дхарме, то не поддавайтесь заблуждениям других… Пятясь назад и униженно сгибаясь в поклоне, вы говорите про себя: „Я профан, а он святой человек“… Послушайте, вы, „искатели истины“, если вы хотите понять чань, не позволяйте другим обманывать себя. Что вы ищете в доме соседа? Эх вы, слепцы. Вы пытаетесь пришить себе вторую голову. Чего вам не достаёт в себе?… Ведь сперва сам наставник посмел пренебречь Буддой, пренебречь патриархом… С моей точки зрения, мы ничем не отличаемся от Шакьи. Не делайте из Будды конечный предел. Всё это лекарства, действующие лишь однажды. Не связывайте себя и тем, что я вам проповедую.
Если у вас на пути встретятся какие-либо препятствия, как внешнего, так и внутреннего характера, устраните их. Если попадётся будда — убейте будду, встретите патриарха — убейте патриарха, столкнётесь с архатом, родителем или родственником — убейте их всех без колебания. Только тогда вы избавитесь от уз». Линьцзы Лу.
«Обретёшь свободу движений тогда, когда утратишь связь с тем, кто тебя породил», — Дао Дэ Цзин.
Доставалось и отдельным элементам. Само слово «чань» — это искажённое индийское «дхьяна», означающее медитацию. И в чань-буддизме уделялось достаточно внимания этому приёму. Сам основатель чань-буддизма, Бодхидхарма, согласно легенде, несколько лет провёл за этим занятием, сидя лицом к стене. Тем не менее, Линьцзы назвал медитацию «занятием упорных идиотов». Грубое замечание. Изысканнее выразился по этому поводу Хуайжан: «Разве можно сделать зеркало, полируя кирпич?»
Иногда адепты просто молчали о направлении, которое представляли, что озадачивало неофитов.
— Почему вы так не любите говорить о Чань? — спрашивали они своего наставника.
— Потому что от этого тошнит, — бывал ответ.
Для тупых применялось и вовсе брутальное буддохульство, выраженное в сортирной лексике, когда священные для буддистов понятия приравниваются к говну, толчку или подтирке. В чаньской графике можно встретить такие сюжеты, как монаха, греющего зад у костра, в котором горит изрубленная деревянная статуя Будды.
Если дурак не поймёт смысла такой демонстрации, то хотя бы уйдёт прочь. Разъяснение данного вопроса пошло у меня слишком серьёзным тоном, дабы побыстрее ввести в курс читателя, который не собирается хотя бы на время окунаться в атмосферу чань с головой. В самом же чань-буддизме буддохульство обычно проходило весьма весело.
Смех был своеобразным чаньским «антиритуалом». И распространялся он не только на священное, но и на обыденное, что, впрочем, самими чань-буддистами не разделялось. И не было предмета, застрахованного от осмеяния.
Не был чужд и чёрный юмор, в том числе и шутки с собственной смертью. Дэн Иньфэн подкараулил смерть, стоя на голове. Его сестра, тоже монахиня, находившаяся рядом, сказала: «Когда ты был жив, то всё время пренебрегал правилами и обычаями, и вот теперь, даже будучи мёртвым, нарушаешь общественный порядок».
Ничего святого нет. И кто-то уже, ухватившись за эту идею, требует стёба, например, над Сатаной, попрекая сатанистов в слишком серьёзном отношении к ключевым пунктам своего мировоззрения. Только если кого прикалывает жлобство на манер «Под знамёнами рогатой жопы», то, боюсь, он просто не увидит, когда смеюсь я.
Говоря о чань-буддизме, не стоит обходить стороной существование двух направлений, которые на Востоке называют тантрой и йогой. Чань-буддизм, как и даосизм, относится к тантрическому направлению. Оба этих понятия на слуху в изрядно профаническом толковании. Поэтому стоит пояснить, в чём между ними разница.
Строго говоря, разница существует только в поверхностном рассмотрении. При глубоком подходе она окажется всего лишь разницей этих поверхностных взглядов.[130] Но в данном случае нас интересует вопрос, что имеют в виду, когда называют чань тантрическим учением, и сходится он в этом с сатанизмом или отличается. Поэтому соблаговолим опуститься до поверхностного взгляда на этот вопрос.
В данном приближении йога — это «преодоление себя», тантра — следование своей природе». Даосский и чаньский термин «недеяние», который не очень приятно звучит для нашего уха, означает как раз не нарушение закона естественности, реализацию «своей природы».
В такой формулировке сатанизм, казалось бы, относится к йогическому направлению. Но всё оказывается несколько глубже.
Точка зрения тантры заключается в том, что не следует ставить цели в антагонизме к природе. Всегда следует учитывать материал, из которого лепишь. Нельзя добиться успеха с помощью насильственного исправления своей природы, с помощью преднамеренных усилий. Преодоление себя бывает успешно, только если оно заложено в природе, если стремление к развитию — приоритетный мотив. Одних их природа зовёт обратно на пальмы, других же — в чёрное небо. Чань-буддисты относятся к последней группе, к тем, в чьей природе заложено стремление к развитию. Сатанисты находятся там же.
Для большинства других тантра — яд, оправдывающий стремление развалиться в тёплой луже и пускать пузыри. Яд, надо сказать, очень для них вкусный. Видимо, именно поэтому у большинства тантра — это трахаться, завязавшись узлом, как учит Кама-Сутра.
Упускается одна важная особенность: связавшись с тантрой, нельзя быть снисходительным к себе. Как говорится в одном месте Дао Дэ Цзин: «Он [мудрец по версии даосизма] не борется с собой и потому достигает успеха. Не испытывает жалости к себе и потому может совершенствоваться». Йогическое усилие постоянно даёт течь. «Ураганный ветер не может дуть с утра до вечера. Буря с дождём не может продолжаться целыми днями», — Дао Дэ Цзин.
Ярким примером таких усилий может служить христианское подвижничество, борьба с грехом, с влиянием плоти, приводящая к наваждениям и заканчивающиеся «падением», лицемерием или совсем клиническими нарушениями психики.
Ввиду того, что с самого рождения на нас кто-то уже имеет свои виды и, исходя из них, навязывает нам некие правила, потом бывает непросто доверять «своей природе». Робость мешает критически подойти к ставшим привычными нормам и правилам приличия. Чтобы рассеять их, требуется усилие, преднамеренное усилие ради преодоления искусственных преград. Тут просматривается элемент йоги, но побуждается он врождённым стремлением к развитию и самореализации, находящимся в угнетённом состоянии за стеной из идеологического хлама.
Момент, когда этот этап, на котором используются йогические методы, а в сознании разворачиваются иногда очень даже острые конфликты, оказывается пройден, обычно запечатляется, как значительное событие внутреннего плана. Мы называем это, например, «осознанием себя сатанистом». У буддистов для этого есть термин «сатори», буквально означающий «просветление». Хотя описывается то и другое в совершенно разных словах, что, конечно, имеет культурную обусловленность, в главном моменте прослеживается общность. Это воспринимается как устранение внутренних препятствий, выход «на чистую воду», приобретение цельности. Буддологи, описывая сатори, испускают множество фраз, ласкающих сатанистское ухо: «отрицание всех привычных ценностей», «устранение затруднений интеллектуального, морального, ритуального и любого другого плана» и т. п. Присутствует здесь и мистический элемент: «множественность уступает место тождеству»…
