А может, все-таки в те старые анализы, что мама приносила Алле Аркадьевне, закралась ошибка? Могло быть такое? Но Алла Аркадьевна утверждает, что помнит изменившееся мамино лицо. Значит, мама с кем-то… все-таки… Она не исключала… Но кто восстановит события двадцатилетней давности? Ведь у мамы не осталось подруг после того, как отец, ну то есть Владислав Николаевич, пошел вверх и мы, так сказать, стали «новыми русскими». Подруги не могли это выдержать. А если мне все-таки с кем-то из них связаться? Но вообще-то мама была довольно скрытной. Стала бы она с кем-то из них делиться? Такой информацией?
Или Алла Аркадьевна что-то напутала?
Но как бы мне убедить отца снова сдать кровь? Не пошлет ли он меня подальше? Тем более мама могла бросить ему в лицо…
Что? Что я — дочь Багаева? Могла со злости, чтобы, например, позлить отца. Отомстить ему за все его измены. Или она все-таки назвала ему вполне конкретное имя?
Или мама каким-то образом все-таки встречалась с Багаевым? В смысле в тюрьме, на зоне? Могла она поехать к нему на свидание? Выплакать встречу? Подкупить кого-то? И Багаев не знает, что я — его дочь. Мама сказала отцу, но не сказала Багаеву. О господи!
Елена Ивановна накормила меня, я поведала ей про смерть Иры (все равно узнает, а было бы странно, если бы я умолчала), она, в свою очередь, расспросила меня про Ису, которого никогда раньше на этой даче не видела.
Где-то в половине двенадцатого мы услышали шум отъезжающих машин. Двух. Мы с Еленой Ивановной припали к стеклу, но в темноте ничего разобрать не смогли.
Через несколько минут в кухне появился Багаев.
— Ксения, пойдем ко мне в кабинет.
Я послушно встала и последовала за хозяином дома.
В кабинете Багаев налил себе и мне коньяку, сел напротив меня и долго на меня смотрел.
— Ты совсем не похожа на свою маму, — наконец сказал он.
— Но почему? — воскликнула я. — Все наоборот говорят, что я — ее копия.
Но Багаев имел в виду не внешность. Мама никогда не полезла бы в гущу событий. Она была покорной и абсолютно безынициативной. Если ей говорили: нельзя, она воспринимала это буквально. Точно так же и «не лезь», «не суй свой нос в мужские игры», «не высовывайся». Во мне же очень силен дух противоречия. Любопытство. Желание добиться цели, которую я перед собой поставила. Если мне сказать «нельзя», это как раз послужит сигналом к действию. Я хотела сказать, что такой я стала лишь в последнее время, но сдержалась. Если бы жизнь так круто не изменилась, я, не исключено, тоже всегда была бы такой, как мама. Но она изменилась… И мне пришлось стать сильной, чтобы выжить. А может, я всегда была сильной, просто не знала этого? Просто раньше мне не представлялось возможности себя показать.
— Ты прости, Ксения, но я изучил содержимое твоей сумочки, — заявил Петр Петрович.
Багаев встал и извлек из-за тумбы стоявшую на полу сумку, которую я бросила при входе в дом.
— Ой, простите! — закрыла я рукой рот, вспомнив о лежащей там фотографии Иры и почти обнаженного Багаева.
— Твоя мама никогда не стала бы делать ничего подобного. И я не имею в виду брать фотографию без спроса. Затевать расследование, как ты. И, кстати, успешно его провела. Должен признать. А кислота в пузырьке для духов? Это серная? А отмычка? Кем ты стала, Ксения? — Багаев вскинул на меня глаза (так он глядел в рюмку) и прямо спросил: — Какие у тебя есть вопросы?
— Я — ваша дочь? — тут же спросила я.
— К сожалению, нет. Я очень хотел бы, чтобы ты была ею. Так похожая на свою маму — и такая, как есть. Нет, Ксения, ты не моя дочь.
Я ждала продолжения. Скажет мне сам или нет? Что ему поведала в ту злополучную ночь моя мама?
Багаев понял, что я хочу спросить.
Но, как он уже мне говорил, тогда мама взяла с него лишь обещание, что он никогда не сделает мне ничего плохого.
— Я считаю своим долгом позаботиться о тебе, Ксения. И сделаю все, что в моих силах. Ты можешь обращаться ко мне по любому поводу.
— Глеб — ваш сын?
На лице Багаева изобразилось полнейшее удивление.
— Ты и это успела выяснить? Он же не говорил тебе! И фотографий его тут нет! — Он кивнул на секретер.
Я таинственно улыбнулась.
— Мой, — кивнул Багаев. — Он — хороший парень, Ксения. Я говорю это не только потому, что это мой сын. Да, я признаю, что хотел бы видеть тебя и его вместе… Ты подумай, а? Съезди к нему в больницу. Познакомься поближе. Попробуй. Ради… светлой памяти твоей мамы. Хотя бы ради того, что было между нею и мной.
Я кивнула.
Но масса вопросов остались еще нерешенными.
Во-первых, меня все-таки интересовало, кто же на самом деле мой отец. Багаев считал, что это все-таки скорее всего Владислав Николаевич. Я должна встретиться с ним и прямо задать ему этот вопрос. Что сказала ему мама? Может, неправду в приливе ненависти? Раз я родилась в законном браке, через полтора года после свадьбы, то, скорее всего, от законного мужа моей мамы.
— Твоя мама была порядочной женщиной. Я не представляю, чтобы она одновременно спала с двумя мужчинами. Она приняла предложение Колобова только после того, как я сел в тюрьму. Надолго сел. Ее родители, твои бабушка с дедушкой, конечно, надавили. А Владислав Николаевич всегда был глубоко положительным товарищем — на поверхности. — Багаев скривился.
Я молча кивнула. Значит, предстоит пренеприятнейший разговор с отцом, но я именно так думала о нем до сих пор. Когда он отойдет? И будет ли в состоянии со мной разговаривать? Но я подожду. Если столько лет ничего не знала, потерплю еще немного. Если, конечно, он сможет сказать мне что-то конкретное.
А Багаев продолжал говорить со мной о событиях последнего времени и заодно промывать мне мозги.
— Сашку, скорее всего, больше не увидишь, — сообщил Петр Петрович.
— Это после того, как он выяснил, что мы с вами — не родственники? — ухмыльнулась я.
— Все-то ты знаешь, — покачал головой Багаев. — Да, Сашенька — подарок еще тот. Ты бы, кстати, его арсенальчик из своей квартиры выбросила. Так, на всякий случай.
Я кивнула, сообщив, что отдала ключи «воскресшему» дяде Лене. Про Леонида Тарасовича Багаеву сегодня рассказал Иса. Меня, конечно, интересовало, что будет дальше с ночными клубами.
— Не забивай себе голову, Ксения, — резко ответил Багаев, потом немного смягчил тон. — Ты будешь работать на пару со своим дядей Леней. Учиться под его руководством. «Сфинкс» будет готов недели через две. Вот и начнешь. Готовься и настраивайся. Пока отдыхай. Эту тему закрыли.
Я поняла, что лучше мне больше не лезть в вопросы распределения власти и собственности, разберутся без моего участия, я просто буду работать и осваивать этот вид бизнеса. Чего я и хотела.
Но меня интересовал еще один вопрос.
И я спросила Багаева про Иру.
Он долго вертел в руках ее фотографию, потом уточнил, что мне известно. Я честно рассказала, не беспокоясь сейчас о том, что я ее предаю. Сказала и о том, что узнала от дяди Лени о появлении Иры в «Сфинксе».
Багаев налил нам еще коньяка, опять долго смотрел в рюмку.
— Вы знаете, кто ее убил? — тихо спросила я.
— Зачем тебе это?
— Но почему? За что?
— Она слишком много знала, Ксения, — вздохнул Багаев. — И лучше бы, если бы ты знала поменьше.
Я замолчала, прокручивая в голове возможные варианты развития событий. Ира. Колобов. Петр Петрович. Сашка. В ту ночь в клуб пришел Сашка с каким-то приятелем. Проверить, кто там отдыхает. Увез меня. Из машины звонил Петру Петровичу. Или Петр Петрович ему. Пожалуй, Петр Петрович Сашке. А Сашка сказал, что ему некогда разговаривать. И что он не один.
— «Сфинкс» взорвала Ира? — ударило мне в голову.
— Я сказал бы… что она принимала в этом участие, — Петр Петрович помолчал и добавил: — Клуб взорвал Сашка. Неужели ты этого до сих пор не поняла? Со всем остальным-то ты разобралась.
Я смотрела на Багаева широко раскрытыми глазами. Теперь мне казалось, что я не разобралась ни с чем. Хотя я ведь с самого начала думала, что это дело рук милого друга… А потом я стала узнавать все новую и новую информацию. В результате заподозрила отца, Багаева, даже Иру.