А отец уже строил наполеоновские планы, выдавая мне достоинства и недостатки всяких курортов. Я кивала. Потом прервала лившийся из родителя поток, попросив денег на новую мебель — для замены той, что сломали его гоблины. Папа незамедлительно вынул бумажник, отсчитал две тысячи баксов и положил на кухонный стол. Он хочет меня купить? Готов заплатить за то, чтобы я не узнала правды? О взрыве клуба и гибели мамы?

— Значит, договорились, Ксения? Ты мне завтра скажешь, куда хочешь поехать?

Я кивнула.

Внезапно прозвучал телефонный звонок. Я резко дернулась. Кто может мне сюда звонить? Или это Саша?

Я рванула в комнату к аппарату.

Звонила женщина, спрашивала Владислава Николаевича. По голосу я узнала его новую пассию, не посчитавшую нужным представляться.

Я протянула трубку отцу, последовавшему за мной в комнату.

— Да, Ира. Да, сейчас выезжаю. Кстати, к нам сегодня днем никто не приходил? Ты уезжала? Что ты заметила? Красная «Ока»? Понял.

Отец повесил трубку и посмотрел на меня.

— Ты была сегодня у нас дома? — спросил он.

— Нет, — ответила я.

— Но Ира говорит, что видела у нашего подъезда твою «Оку»!

— Из этого не следует, что я заходила домой, — заметила я. — И, кстати, нормальная женщина всегда знает, был ли у нее кто-нибудь в ее отсутствие или нет, — не могла не съехидничать я.

— Тогда что ты там делала? — заорал отец.

— А твое какое дело? — рявкнула я.

Мы еще немного поорали друг на друга. Я сдерживаться больше не могла: нужно было на ком-то сорваться, отец для этой цели подходил прекрасно. Повод-то, конечно, был ерундовый, но все равно повод.

В дверь комнаты заглянул один из гоблинов, чтобы сообщить, что дверь поставлена на место, а замки врезаны, но отец так на него рявкнул, что гоблин посчитал нужным побыстрее удалиться. Отец крикнул ему вдогонку, чтобы они подождали его в машине. Я услышала, как хлопнула входная дверь.

А отец схватил меня за грудки и стал трясти со всей силы. И орать. И называть всякими именами…

А я была в таком состоянии, что мне было уже все равно… Хотелось только, чтобы он ушел поскорее и оставил меня в покое. И больше никогда в жизни его не видеть. Неужели он мог так сильно измениться за какой-то месяц? Ведь это же совсем другой человек.

— Ты убийца! — рявкнула я на него. — Убийца моей матери! И моих подруг! Ты, ты убил всех, кто был тогда в «Сфинксе»!

Отец со всей силы заехал мне по физиономии. Я отлетела на другой конец комнаты и приземлилась на пятую точку.

А затем произошло невероятное…

Прозвучал хлопок. Отец вскрикнул и стал оседать на пол, держась за левое плечо. Из-под правой ладони, сжимавшей рану, струилась кровь.

Затем откуда-то сверху (я вначале не поняла, откуда именно) появился Саша… Словно с потолка спрыгнул… Я пребывала в полуобморочном состоянии, что неудивительно: катающийся по полу воющий отец с простреленным плечом, стоящий над ним Саша с пистолетом… Они что-то орут друг на друга…

По-моему, я на несколько минут потеряла сознание, потому что следующая картинка, возникшая у меня перед глазами, была уже другой: Саша занимался раной, причем работал ловко и умело. Чувствовался опыт.

— Очухалась? — Он бросил на меня взгляд. — Коньячку выпей. Вон там в баре. Я сегодня купил. И бате своему налей. Да и мне не помешает. Давай, Ксения, поднимайся.

Отец что-то прохрипел, меча на меня взгляды-молнии, но так и не смог выдать ни одного членораздельного звука. У него что, гортань повреждена? Или охрип от крика?

Я встала, открыла коньяк, отхлебнула прямо из горлышка. Мужчины последовали моему примеру. Саша уже обработал рану — пуля прошла навылет.

— Ты же его убить мог, — заметила я.

— Я что, стрелять не умею, что ли? — вроде как обиделся он. — Как хотел, так и попал. Специально в левую, кость не задета. А входное и выходное отверстия заживут быстро. Ну относительно, конечно. А батяне твоему только на пользу. Правда, Колобок?

И он пнул отца под бок. Тот взвыл. Но мне его было не жалко.

А милый друг, значит, все это время сидел на антресолях и был вынужден слушать и ждать, подавляя в себе страстное желание использовать свои способности киллера. Бедненький.

Саша тем временем пододвинул отца к телефону и велел позвонить своим гоблинам, чтобы не ждали, потому что он остается ночевать у меня, после чего папа позвонил еще и Ире, которой сообщил, что сегодня ночевать не придет. Она что-то заорала в трубку, но Саша уже нажал на рычаг, а я позлорадствовала.

— Ты же понимаешь, что она уйдет! — рявкнул папа на Сашу.

— Так тебе и надо, — ответила я вместо Разнатовского.

— Да ты…

— Прострелю вторую руку, если посмеешь еще раз оскорбить свою дочь, — с невозмутимым видом заметил Разнатовский и обратился ко мне: — Пойдем на кухню, Ксения. Я еще борща поем. Ты отлично готовишь. А папа тут пока полежит и подумает о смысле жизни.

Мы пошли на кухню. Я тоже проголодалась. Свет в комнате Саша выключил.

Только за кофе я решилась сказать, что почувствовала, не обнаружив Сашу в квартире.

— Испугалась? — хмыкнул он.

— Да ты… Да я когда пришла… И твой пуховик, ботинки… Свет горит…

— Видел я, как ты тут носилась, — признался Саша.

— Да как ты мог?.. Как тебе не стыдно! — Я грохнула кулачком по столу, потом разревелась, вспомнив о выбранной для себя роли слабовольной дуры. Теперь я жутко злилась. Правильно я решила, что нужно его использовать в своих целях. Он, сволочь, меня не защитил от ворвавшихся налетчиков, хотя мог бы — с его-то умением стрелять. Мерзавец. Ну что ж. Будем играть роль, тем более если мне это временами очень даже приятно.

Саша тем временем обнял меня, поцеловал и стал шептать мне в ухо милую ерунду, попутно объясняя, что ему нужно было проверить место укрытия. Он прятался на антресолях, которые у меня оставались пустыми. Антресоли в этой квартире отличались от всех, которые мне доводилось видеть раньше — они открывались в комнату. Придя сегодня гораздо раньше, чем собирался, и не обнаружив меня, Саша занялся обследованием квартиры, затем сгонял к себе в гараж за инструментом (у меня в квартире даже молотка не было), должным образом наладил дверцу, закрывающую антресоли — а именно приделал изнутри задвижку, чтобы там закрываться, также просверлил дырочку в стене, выходящей в прихожую, чтобы видеть, что происходит там, перетащил наверх часть оружия. А когда услышал, что я открываю дверь, сиганул наверх, чтобы проверить, найду я его или нет. Затем стал наблюдать за развитием событий…

— Но почему ты не спас меня, когда ворвались те четверо в масках? — крикнула я. — Ты же их видел! Если ты так хорошо стреляешь, почему ты не застрелил их?

— Ксения, ты думаешь, что говоришь? — серьезно посмотрел на меня Саша. — И что бы мы делали с четырьмя трупами в квартире? Твоей квартире? Куда бы мы их дели? И ведь здесь тоже гнить не оставишь. Убийство — это крайняя мера, девочка. Я всегда стараюсь не доводить до него.

— Но вчера в морге! Ты там…

— Там не было другого выхода. И нас с ними никто не свяжет. А если бы в твоей квартире погибли люди Багаева… Кстати, ты в самом деле не знала, кто он?

Я покачала головой. Сашу, в противоположность моему отцу, очень заинтересовало, почему я решила, что Петр Петрович виновен в смерти моей матери. Я замолчала, как рыба, еще не решив, открывать ему все, что мне известно, или нет. Я думала, Саша молчал. Потом заговорил:

— Скажи мне: чего ты добиваешься? Ты хоть сама для себя это решила?

— Ты взорвал «Сфинкс»? — ответила я вопросом на вопрос.

Саша удивленно вскинул брови:

— Я не занимаюсь подобными делами.

— Чем ты занимаешься? — спросила я.

— Много будешь знать — не доживешь до старости, — заметил Саша. — Не дадут состариться, как теперь говорят.

— Ты — киллер? — спросила я.

У Саши началась истерика. Смеялся он так заразительно, что я тоже изобразила подобие улыбки. Из комнаты что-то прокричал отец, но слов мы не разобрали, потому что двери в комнату и кухню были закрыты. Саша встал, сходил в комнату, что-то гаркнул, потом вернулся, сел на свое место, посмотрел на меня. В его глазах плясали чертенята.