Мы в самолете из бумажных кружек

Пьём кофе, заедая чем-то сдобным.

Мы в облаках ныряем неуклюжих

По пропастям и выступам сугробным.

Я слышу, как мои соседи слева

Судачат о законах пенсионных.

Ни на копейку не волнует небо

Людей, непоправимо приземлённых.

А я когда-то рвался в эмпиреи,

В загадочность заоблачного мира.

А может быть, они меня мудрее —

Вот эти два солидных пассажира.

Мне, может быть, пора уже смиренно

Приняться за моё земное дело

И позабыть о том, как вдохновенно

За самолётом облако летело.

А раз уж самолёт пришёлся к слову,

То если к самолету присмотреться,

Легко поверить Ильфу и Петрову,

Что это только транспортное средство.

Пора покончить с болтовней мистичной

И позабыть про вечные загадки,

А если думать, то о методичной,

Спокойной, своевременной посадке.

А рядом в блеске золотистых лезвий

Горит закат огромною иконой,

А я сижу такой смиренно-трезвый,

Такой погасший, скучный, умудренный.

Не говори про ангельский хорал

И про рыданье траурное клавиш.

Могила — нескончаемый провал.

Ты не поправишь, что не так сказал,

И что не так подумал — не поправишь, –

Тут больше ни убавишь, ни прибавишь!

Неважно у могильного колодца —

Покойник преуспел иль сплоховал.

Он без твоих упрёков обойдётся

И обойдётся без твоих похвал.

Я тоже устал от нелепицы всякой,

Живу, как амфибия, — жизнью двоякой.

Живу в настоящем, дремотно-заросшем

Как будто гигантской омелою — прошлым.

Меня ты увидел к окошку прильнувшим,

Ты видел, как я проплываю минувшим.

А если тебе улыбаться я стану,

То это я в фильме плыву по экрану.

А если в словах моих грусть иль весёлость,

То это на плёнку записанный голос.

Тут даже и тень моя тоже фальшива —

Неверная, лунная тень негатива.

А в нескольких метрах лимонно горящий

Качается в ветре фонарь настоящий.

И я на углу, на ночной остановке

Стою настоящий, нескладный, неловкий.

И я подымусь по ступеньке в автобус

И сяду, живущим сейчас уподобясь.

И в раму оконную вполоборота

Я вставлю себя, как вставляется фото.

Маршрут у автобуса этого странный, —

Повсюду наставила память капканы.

Меня ты увидел к окошку прильнувшим,

Ты видел, как я проплываю в минувшем.

Люди и зданья бросают меня

В тёмную воду вчерашнего дня.

На меня наплывает опять

Слов мерцающих столпотворенье.

Подмывает меня написать

Сумасшедшее стихотворенье.

Я качаюсь, как будто во сне.

А какое-то дикое слово

Поднялось, как дельфин на волне, —

И пропало, и выплыло снова.

Чемодан… чемодан… чемодан…

И меня пробирает до дрожи.

Для чего и зачем он мне дан —

Чемодан из сверкающей кожи?

Чтоб торжественно сесть в самолёт?

Чтоб явиться в гостиницу важно?

Свет гостиница люстрами льёт

Ослепительно, многоэтажно!

Или бред нескончаемый мой:

Будто я в обстоятельствах странных,

Будто я возвратился домой,

Чтоб забыть обо всех чемоданах.

Иль, быть может, всё это обман.

Просто не было слов настоящих,

И совсем это не чемодан,

А из досок сколоченный ящик.

Облака под луною бочком

Пробегают, как будто их гонят.

Верно, в ящике длинном таком

Ничего не хранят, а хоронят.

Вот и ужас стоит надо мной,

Над моей головой обреченной —

Арзамасский, толстовский, бессонный,

Красный, белый, квадратный, ночной.

Худощавым подростком

Я остался стоять у киоска,

И стою до сих пор очарованный

Со стаканом воды газированной.

Человек под каштаном

С друзьями простился вчера.

На рассвете туманном

Уводили его со двора.

Уходил он с кошёлкой,

Набитой нехитрым добром.

За ворота ушёл как,

Так и сгинул в тумане сыром.

В шелестеньи ветвей зашифровано,

Сколько за ночь друзей арестовано.

Та звезда, что оторванно на небе

Где-то горит там,

Может рухнуть на землю когда-нибудь

Метеоритом.

И звезда эта будет

Готовиться к праздничной встрече.

Мы не звёзды. Мы люди.

Себя обнадёживать нечем.

Я и тот человек,

Что ушёл на рассвете туманном,

Разлучились навек.

На земле не сойтись никогда нам.

Где-то в ямине трюма

Я на койке лежал подвесной

И я слушал, как с шумом

Ударяет волна за волной.

В шебуршении пенном,

В мелькании чёрных зеркал

Плыл и плыл я на судне военном,

И я тоже навеки пропал.

Но в бушующих блёстках

Всплывает из пены взволнованной

Паренёк у киоска

Со стаканом воды газированной.

И пока океаны

Миражи свои не растратили,

Человек всё стоит у каштана,

А вокруг человека приятели.

И над ним распростёрта

Та ветка — шумит, как шумела.

Воскрешение мёртвых —

Наше общее с деревом дело.