Кайе подхватил ее, прижал к бортику. Смотрел в упор. Так же, как с Огоньком тогда, в чаше источника… только мысли были другими. Совсем другими.

Девушка-служанка улыбалась, но он чувствовал ее дрожь. Это лишь подстегнуло. Тонкая ткань подалась под пальцами, словно паутинка.

Отпустил девушку только тогда, когда понял — она потеряла сознание. Если бы не держал, упала бы и захлебнулась.

Вытащил, положил на бортик.

Ушел.

— Тебе мало тех, кого можешь взять в городе? Мало Къятты? — впервые Киаль кричала на него, развалившегося на пятнистой шкуре. — Ты чуть не убил эту девочку!

— Слабые… полно, сестричка! Не так тяжело найти другую.

— Она не из самых слабых! И она под моей защитой, но ты…

— Лава вулкана не разбирает, что у нее на пути. И ей было не так уж плохо! — саркастически рассмеялся. Сестренка швырнула в него головным обручем. Он поймал золотой обод, сжал в кулаке налобный цветок его. Золото смялось. Разжал пальцы — испорченное украшение упало на шкуру.

Киаль задохнулась и выбежала из комнаты.

В этот год погода словно в цепи сорвалась — перед сезоном дождей сухой воздух боролся с надвигающимися тучами, вызывая бури и смерчи. Люди равно опасались отходить далеко от дома и укрываться под крышей — вблизи от деревьев каждое мгновение могло стать последним.

Люди Восьми Родов угрюмо молчали при встречах — простые жители Асталы испытывали страх, но Сильнейшие понимали — подобное бывает, когда Лима недовольна своими детьми. До образования Тевееррики вулканы уничтожали целые города, и после случались катастрофы.

Но это мог быть случайно выдавшийся тяжелый год… Те, кто находился под рукой Сильнейших, искали у них защиты, будто потомки восьми Родов не являлись людьми. Но даже уканэ не всегда могли сказать, что еще вытворит сердитое небо.

На оборотня непонятная раздражительность природы действовала непредсказуемо — он то метался, не находя себе места, то испытывал беспричинную сумасшедшую радость. Порой — и страх, но в такие мгновения прятался ото всех.

Однако границы города и поселения навещал куда чаще, чем раньше — напуганные гневом природы люди даже к нему тянулись за помощью.

На сей раз ураган задел северный край Асталы крылом — легкое касание. По большей части все обошлось сорванной, разбросанной повсюду листвой. Грис, немного возбужденные, все же не проявляли особых признаков тревоги — но этим глупым животным можно было доверять, приближение грозы или смерча они чуяли раньше всех.

Хлау смотрел прямо перед собой, между ушей большой серой грис. Кайе поглядывал на небо, не упуская ни малейшего шороха — тело оборотня, казалось, тронь — и зазвенит, будто лист меди. Старший брат его ехал замыкающим — он единственный казался, да и был, совершенно спокоен.

Тут Читери изгибалась — и небольшая речушка впадала в нее, неширокая, темная благодаря цвету дна. По ее берегам во множестве водились дикие пчелы — и люди селились в маленьких домах на значительном расстоянии друг от друга, извлекая тягучий тяжелый мед из дупел. Всадники свернули на прямую дорогу — после урагана повсюду валялись ветки и листья, земля еще не просохла.

Человек, показавшийся из-за поворота, выглядел измученным и испуганным — судя по клокочущему дыханию, он пробежал много; впрочем, немолодой возраст и нездоровая полнота любую дорогу сделали бы для него гораздо длиннее.

Завидев всадников, он кинулся — а точнее, поковылял к ним, протягивая руки.

— Что случилось? — Къятта выехал вперед; вопрос прозвучал свистом хлыста, но человек лишь вознес молитвы Светилам.

— Али, мой сосед… дерево!

— Кретин.

Къятта всмотрелся в пустую дорогу, и, прежде чем брат его и Хлау успели что-либо понять, ударом направил грис вперед; та помчалась, будто ошпаренная. Спутники последовали за ним.

Маленький домик был полностью скрыт ветвями. Смерч обошел стороной поселения, но с корнем вырвал несколько деревьев, одно из них сделав ловушкой. Тяжелая крона обрушилась на крышу, проломив и ее, и глиняные стены. Из-под нагромождения массивных ветвей доносились тихие стоны. Къятта перевел непривычно светлые глаза на младшего:

— Сколько живых?

— Не знаю, — юноша описал полукруг возле того, что недавно было домом. — Больше одного… Живая кровь, судя по запаху. На лице отобразилось возбуждение, ноздри вздрагивали. Хлау поморщился — вот уж кто сейчас лишний. Взглянул на Къятту — тот задумчиво качнул пару ветвей, но основная масса не шелохнулась. Даже втроем людям было не поднять ствол — от соседа, который приплелся назад, да его сына — тощего подростка — толку не было. А обрубать ветви, потом растаскивать обломки… да кого-то явно придавило бревном, судя по вновь раздавшемуся тихому стону прямо под стволом.

— Ладно, — тихо и уверенно сказал, обращаясь непонятно к кому, махнул рукой собирателю меда — мол, отойди. — Хлау, помоги мне. А ты… — смерил младшего долгим, тяжелым взглядом. Если бы можно было просто дерево сжечь… но тогда и торопиться не стоило, чтобы устроить еще живым огненную могилу.

— Иди сюда.

Младший не спешил повиноваться. Он приник к стволу; уцепившись за толстую ветку, попробовал приподнять дерево. Хлау издал шипящий звук и, пригнувшись, почти подскочил к юноше, видя — ствол начинает двигаться… самую малость, и все же! Готов был подхватить, поднимать тоже — хоть и не знал, может ли тут помочь человек.

— Хватит, — негромкий оклик, словно тонкая плеть с металлическим наконечником. — Только убьете тех, что внутри.

И верно, опомнился Хлау. Ветви перемешались с кусками стен… кто знает, что держит жизни жителей этого домика?

— Иди сюда, — повторил Къятта более резко, и это походило уже на команду. Младший шагнул к нему, злой и взъерошенный.

— Мы ничего не сможем. Если ты…

— Помолчи пока.

Зрачки старшего из братьев чуть расширились, лицо больше не казалось равнодушным — появилось нечто, похожее на недобрый азарт. На пару мгновений ощутил себя мальчишкой-подростком, но чувство тут же ушло. Потянулся внутренним движением к младшему. Не в первый раз уже, но впервые — так, ради каких-то глупых собирателей меда… едва не задохнулся, соприкоснувшись с пламенем — не от испуга или боли, скорее — от счастья. Это — мое… наше…

Едва ощутимое сопротивление — но не сильнее, чем сопротивляется вода, когда в нее входишь.

Младший, как всегда, забыл поставить щит… и даже не вздрогнул, когда Сила старшего соприкоснулась с его собственной, кажется, попросту не заметил. Желание дать по шее Къятта едва не осуществил; но из-под завала послышался короткий слабый плач.

— Попробуем поднять эту колоду, — сказал молодой человек, в очередной раз смерив дерево взглядом. И, младшему: — Просто позволь мне делать то, что надо, а сам не пытайся убрать все одним махом.

Молчание счел знаком согласия, несмотря на искривившиеся губы и угрюмо склоненную голову.

Хоть и отнюдь не слабые руки были у троих, огромный ствол они бы не сдвинули с места, даже Кайе проиграл старому дереву; а под воздействием незримого, составлявшего суть Сильнейших — оно вздрогнуло, начало выпрямляться, словно устало лежать на земле и решило вновь спокойно расти.

Собиратель меда и парнишка его глядели со стороны, приоткрыв рот. Счастливая улыбка на лице Кайе; он совсем не умеет быть в паре с кем-то, отметил Къятта. Но ему нравится видеть — дерево поднимается.

Вот оно уже полностью над землей, ни одна веточка не касается развалин — и можно толкнуть в сторону, и услышать тяжелый стук, и вздрогнет земля. А потом рука проведет по лицу, чуть вздрагивая — Бездна… какое же безумие, отдавать все каким-то нищим… но так смешно, и можно смеяться, глядя на вторично поверженное дерево.

Завал разобрали быстро — тут и собиратель меда помог, хоть и забавно было работать всем вместе. Под завалом обнаружились тела — мужчина был мертв, но старик, девочка и старуха дышали. Девочка так и вовсе отделалась испугом и ссадинами. Одно дерево едва не стало могилой четверых. Хлау прикрыл тело мужчины найденной на развале холстиной, сказал: