— Щит из огня и металла, чтобы оградить былинку, одну из многих!
— Я просто был его другом. Если тебе известно это слово.
— Хорошо мыши дружить с энихи, — Къятта наклонил голову, желтые глаза потемнели. — Удобно. Скажешь, что многое давал взамен?
— Сейчас я жалею о том, что дал очень мало. — Огонек понял, что еще слово, и разревется, как младенец двух весен от роду.
— Крысенок, — прошептал Къятта, с презрением взглянув на мальчишку. Жесткие пальцы впились в плечо:
— Как сильна ваша связь?
— Я не… — Огонек вспомнил про северян. Отчаянно взглянул в глаза хищника. — Я никогда…
— Заткнись, идиот! Связь айари и чимали! Ты хоть когда-нибудь чувствовал его?
— Нет. — Огонек пробовал собрать мысли в единое целое. Он готов был к смерти… почему Къятта задает вопросы? — Да… Я чувствовал, что он испытывает. Больше, чем с остальными людьми.
— Он жив? — казалось, еще немного, и пальцы попросту переломят кость.
— Я не знаю! — взмолился Огонек. — Как я могу…
— Иди к нему.
— Куда?? На север?
— Недоумок. К его Огню. Вспоминай! — Къятта хлестнул мальчишку по щеке.
— Я не могу! Я не знаю, как!
— Как ты лечил этих уродов с севера? Откуда брал Силу? — Встряхнул Огонька, так, что у того зубы стукнулись друг о друга. — Ну?!
Огонек пытался собраться с мыслями, с чувствами, хоть с чем-то, что поможет ему. Сейчас он и сам не понимал, хочет он исполнить приказ, чтобы спасти себя, или чтобы узнать о друге… и почему это не пришло в голову раньше! Ведь если порезанный знак… если стало столь плохо… но ведь нарушен узор, и теперь что-либо разобрать сложно. Опытный смог бы, а полукровка… В мозгу словно камни сталкивались, мешая слышать и думать. А янтарные глаза прожигали его насквозь, вызывая почти физическую боль, и бесполезными, жалкими были все усилия.
— Он жив! — выкрикнул Огонек, и собственный голос отозвался в ушах, словно скрежет.
— Что с ним?!
— Я не знаю! Больше я ничего не могу! Но он жив!
Огонек отлетел к стене, ударившись затылком. Когда сумел собраться, и перестали плавать искры перед глазами, понял — Къятты в комнате нет. Но подросток не успел облегченно вздохнуть — вошла Шиталь.
— Подслушивать нехорошо, — она присела на корточки перед мальчишкой, — Но полезно. Почему ты соврал?
— Ала? — растерянно проговорил Огонек.
— Даже не отрицай. Я видела твое лицо — да, я еще и подглядывала. Ты ничего не смог.
— Но… — подросток оглянулся — не появился ли Къятта.
Шиталь кивнула:
— Он поверил бы и птице-пересмешнику. Он слишком хочет услышать то, что ты и сказал.
Огонек молча смотрел на красивую женщину, понимая, что впервые не испытывает неприязни к старшему из внуков Ахатты.
— Идем со мной, — протянула руку, не по-женски сильную. Помогла встать. — Здесь ты погибнешь еще до заката.
— Мне все равно…
— А мне нет.
* * *
Тевари смотрел в чашку с темным настоем из кленовых почек, а видел Совет. Шиталь рассказала так — будто сам побывал. Все поверили, что эсса были здесь — доказательства Къятта представил. И все согласились, что, если Кайе не погиб на реке, его забрали живым. Кое-кто предположил — северяне поплатятся за собственную неосторожность. Как бы ни поплатиться нам, возразил Тарра. Если уж эсса пробрались в Асталу, они знали, на что идут, и взяли мальчишку не для собственной гибели.
— Если он жив, нам надо спасать Асталу, — глухо сказал один из Кауки.
— Еще есть время спасти его.
— А может, они предъявят условия? — нерешительно сказала Улине, мать Иммы.
— Бред, — отрезала Тумайни.
Тогда Ахатта поднялся. Горькими были слова.
— Он был нашей надеждой. Но я буду молиться хоть Бездне, чтобы он на самом деле погиб. Мы лучше северян знаем, что он на самом деле такое.
Ему ответил голос среди полной тишины:
— Ничего ты не знаешь. Он — мой.
После этих слов Къятта покинул Совет.
— Вероятно, его уже нет в Астале, — сказала Шиталь Огоньку. — Надеюсь, он взял с собой хоть кого-то… лучше бы Хлау. Или Хлау оставят оборонять Асталу?
…Будто сам видел, а не передала Шиталь — помертвевшее лицо Главы Совета. Тот знает лучше всех, что кровь, текущая по жилам младшего внука, способна сжигать камни, даже не покидая тела. Не устоять. Только видимость… так дети, играющие в воинов, мастерят себе игрушечные щиты и копья, бесполезные против настоящего врага.
А еще сказала — Къятта упорно смотрел на Ийа, своего давнего противника… но тот не проронил ни слова. Даже когда речь шла о том, что может ждать город и окрестности. И Шиталь на Совете не произнесла ни слова.
Огонек так сильно мечтал хоть об одном ее взгляде, не говоря уж о счастье — просто пройти рядом с ней по дорожке. А вот теперь — сидит в ее доме, похожем на жемчужину сияющей строгостью, и перед ним стоит чашка ароматного напитка, приготовленного ее руками — и сама она рядом, участливо слушает… к чему это все?
И глотка сделать не мог.
— Я поначалу думал о себе, потом — о севере… ни одного мига я не хотел быть рядом с ним ради его самого. Поэтому и отправился снова в Асталу. Я думал только, как защитить север. А он…
Глава 32
Отроги северных гор
Самым неприятным сюрпризом стало появление некрасивой сильной всадницы на пегой грис. Элати — ее, одетую по-охотничьему, сопровождал Лешти, молодой человек из Серебряной ветви.
Не тратя времени на приветствия, женщина заговорила, едва нога ее коснулась земли:
— Твои голуби, Лачи, слишком беспечно снуют над Тейит. Что ты задумал? Почему ты укрылся здесь, в отрогах, будто донная рыба в норе?
— Ты не слишком приветлива, Чайка Гор, — спокойно встретив ее взгляд, он позволил себе улыбку. Элати, правая рука своей сестры — и смертельно завидует Лайа. Жаль, сыграть на этом нельзя.
— Что ты затеял? — с губ женщины слетела не просьба — требование, и Лачи не стал хитрить. Пригласил Элати следовать за собой. Та сделала несколько шагов — и засомневалась, кинула взгляд на Лешти. Что же, понятно, чего она опасается. Элати почти лишена Силы, ей не справиться и с простейшей ловушкой. Чем она дорожит больше — собственной безопасностью или властью сестры?
— Пусть со мной идет Лешти, — Соправитель добавил в голос снисходительности, будто разговаривал с неразумными детьми.
Неподвижное тело на каменной тусклой плите, под низким неровным сводом. Факелы хорошо освещают комнату — свет ровный и теплый, от глаз не укроется ни одна мелочь.
Лешти бросил беглый взгляд на пленника — и ужаснулся: его руки не удерживали ни ремень, ни цепь.
— Ты обезумел, — прошептал он, весь страх и гнев ухитрившись вложить в едва слышное восклицание.
— Отнюдь. Он находится под действием зелья, надежного и для людей, и для животных, — Лачи не понижал голос. — Его привезли на рассвете… Смотри: — Соправитель указал на несколько ранок у сгиба локтя юноши, — Достаточно укола иглой и нескольких капель в рот, чтобы сознание ушло. Только ему скоро придется проснуться, иначе снотворное в крови станет ядом.
Зелье действовало хорошо — лишь один раз оборотень шевельнулся, что-то шепнул. Лачи стоял рядом в долине Сиван, но, хоть и хорошо разглядел своего врага там, с любопытством скользил взглядом по чертам южанина. Странно… Сейчас, когда спокойно лицо, черты кажутся мягкими — не поверить, что лицо это способно выражать бешеную ярость. А ведь тогда, в долине, в нем было так мало от человека…
— Совсем мальчик…
— Этот мальчик, — тихо и глухо проговорил Лешти — что-то резкое хотел сказать, но сдержался. — Семнадцать. Взрослый он, и уже давно.
— А мне тридцать девять… В его годы я только начинал по-настоящему жить. И к власти пришел пусть не намного, но позже. А у него столько уже за спиной…
— И все закончено, я надеюсь!
Сочтя молчание Лачи за колебания, прибавил совсем угрюмо:
