Она не вскрикнула, когда проворные пальцы накалывали знак на ее плече, только улыбалась призывно. Даже напиток — сладкий чуэй с молотым перцем — она пила так, словно в чаше было долгожданное любовное зелье.

Почти ничего не ела — хоть приготовили много птицы, в основном диких уток с различными овощами. Птица — мяса не нужно, чтобы легкой была совместная жизнь, крылатой.

— Вспорхнула и улетела, — бурчал один из гостей.

Къятта поглядывал на избранницу часто — чаще, чем хотел бы. Подарил ей ожерелье — золотой солнечный диск в окружении сапфировых звезд, как небо.

А Улиши танцевала со змеями. Черное и оранжево-полосатое, змеиные тела обвивались вокруг нее, пасти разевались, показывая ядовитые зубы, тонкие язычки трепетали, и холодное, еле различимое шипение сопровождало танец.

Младший сказал, непривычно для себя задумчиво:

— Почему отец взял в дом девчонку с улицы? Что заставило? Но она дала троих сильных детей Роду. А можно выбирать из множества, и выбрать, но все это будет не то… как Улиши.

А Улиши смеялась, показывая ровные белые зубы, и смотрели злыми гранатовыми глазками, сверкали змеи золотые в ее высокой пышной прическе.

Первые несколько дней Къятта не покидал покоев своей избранницы. А после дал понять — если та понесет ребенка и появится хоть тень сомнения, что дитя не его, Улиши отправится в яму, полную сколопендр и скорпионов.

И плевать на Род Тиахиу — впрочем, они одобрят такое решение.

Кайе отнесся к новому члену семьи на редкость спокойно. Но не дружески. Угрюмо склоняя голову, проходил мимо избранницы Къятты, и Улиши впустую тратила улыбки, пытаясь покорить и его. Синие глаза темнели, становились мрачными, но он не отвечал юной женщине на приветствия и вообще едва ли обменялся десятком слов.

Киаль с любопытством следила за усилиями младшего брата приспособиться к чужому человеку. На всякий случай предупредила Улиши: не заходи на его часть дома. А сама, осчастливленная празднеством, лукаво спросила младшего брата неделю спустя, когда тот был настроен совсем благодушно — в последнее время счастье необычайное:

— А тебе из девушек Асталы никто не по сердцу?

— Многие хороши, — рассмеялся. — Жаль, не все доступны.

— Если бы ты дал себе труд думать о девушке, а не о себе…

— Зачем? Если какая-то недостижима, хватает других. Хотя… — глаза мечтательно поднялись к потолку. — Слабые — не интересны, но есть и…

— И думать не смей! — резко встала Киаль. — Девушки Восьми Родов для тебя запретны!

— Семи.

— Семи… Если тронешь какую — много крови будет в Астале!

— Дура ты, — насмешливо прищурился, гладя рукой золотистую шкуру. — Возьми я кого из собственных дальних сестричек, думаешь, будет проще? Да мне дед оторвет все, что отрывается. Совет собирать не потребуется. Род должен быть одним целым, тебе не твердили этого, что ли?

— Твердили… — девушка повернулась и начала сыпать зерна птицам. — Я совсем перестала понимать, что ты думаешь на самом деле. Ты бываешь… таким хорошим. Но редко.

— А что есть хороший? Тот, кого можно вести на тонкой цепочке и гладить против шерсти?

— Я не знаю, — растерялась Киаль.

— Спроси Къятту, — он тоже поднялся, в упор поглядел на сестру. Самую чуточку выше, глаза угрюмые, а черты сейчас никто не назовет мягкими — и весь натянут, словно кожа на барабане. — А если он не объяснит, знай — для себя я достаточно хорош!

Влажные листья поникли под тяжестью воздуха перед грозой. Но пока гром лишь невнятно бурчал вдалеке.

На сей раз способность воспринимать сразу все — запахи, ощущения, звуки — изменила оборотню. Огромные ароматные цветы с алыми лепестками росли вдоль дороги, и лишь их замечал юноша. Он торопился к золотистому дому на пригорке, понимая сейчас только одно — куда и зачем идет.

Резко выдохнул, увидев сильную женскую фигуру возле фонтана, на небольшой площадке — Шиталь, одетая в белое, набирала воду в медный кувшин. Блики, игравшие на украшенной чеканкой поверхности, резали глаза.

Сперва не понял, зачем она здесь с кувшином. Потом увидел, как Шиталь подошла к живой изгороди, нагнулась — и пролила струйку из горла кувшина на черный ирис, невесть как занесенный в сердце Асталы. Ирисы любят воду…

Заросли таких же цветов — там, на стремнине, где много весен назад опрокинулась лодка… От воспоминаний стало еще хуже — и он окликнул женщину. Голос прозвучал слишком резко среди журчащей воды и цветов.

— Аши, — произнесла-пропела она, ничуть не удивленная. И не обрадованная. Спокойно и равнодушно проговорила, кивнула приветливо — и неторопливо пошла назад к фонтану, бесшумная и гибкая.

— Шамарайна аката чаина, — прошептал юноша, и швырнул вслед ей обломок янтарного браслета — чужого, своего пока не было. Каменное полукружье перелетело через голову Шиталь и упало к ее ногам. Ненужный жест, лишний совсем… хватило бы слов.

Женщина тронула обломок пальцами ноги, повернула голову; нахмурилась, потом улыбнулась.

— Чей он?

— Неважно. Это мое право.

— Верно…

Члены Сильнейших Родов, не достигшие возраста круга, могли воспользоваться и чужими камнями… браслетами умерших родственников.

— Ты бросаешь мне вызов?

Уголки губ айо-оборотня приподнялись, точно зверь обнажил клыки.

— Зачем? — спокойно поинтересовалась Шиталь, ставя на землю кувшин. — Тевееррика пала из-за того, что Сильнейшие начали драться за право первенства…

Спокойствие женщины подстегнуло хуже открытого пренебрежения, случись таковое. Сверкнули зубы в яростной, полузвериной улыбке:

— А город наш — гнилое болото! Миримся друг с другом и северными крысами…

— И ты полагаешь, лучше перебить всех?

— Кто-то останется.

— Ты?

— Может быть! — он смеялся в открытую, а потом прогнулся назад — и на месте юноши возник оскаливший морду зверь, сияющий черной шерстью под солнечными лучами.

— Что же… — Шиталь тоже изогнулась — и приняла облик огромной белой волчицы-итара, лохматой, с глазами цвета янтаря. Не сдержала вздоха. Прошло то время, когда Кайе мог послушать ее. И ведь, не одолей ее сердце ревность к более молодому и сильному, она могла бы приручить звереныша. Поздно…

Энихи прыгнул — волчица ушла вбок. Она была немногим меньше черного зверя. Энихи метнулся к ней, полный молодой силы и ярости. Более гибкий, чем волчица-Шиталь, он задел когтями белоснежный бок — показалась кровь. Но волчица вновь ускользнула. И снова… Она описывала круги по площадке, хотя была ранена. Понимала — энихи тяжелее, он может взять массой, если ухватит ее. А вот кружить на одном месте энихи не приспособлен. И опять прыгнул черный… он знал, что Шиталь недолго осталось держаться.

Прыжок оборвался вскриком — Кайе ударился лицом о камни, вскинулся, еще не понимая, почему он оказался в обличье человека. Волчица мгновенно оказалась с ним рядом, вонзила зубы в плечо у шеи, рванула плоть зубами, попутно переворачивая человека. Со стоном юноша откинулся на камни, стирая кровь с разбитого лица. Глаз не закрыл — смотрел на волчицу. А она отпустила лежащего, двинулась назад — и через миг снова была женщиной-Шиталь.

На ее челле и белой распахнувшейся юбке тоже проступала кровь.

— Как ты сделала это? — спросил Кайе хрипло. — Почему я сменил обличье?

— Как зверю, тебе нет равных, — спокойно сказала Шиталь. — Но как человеку, еще есть чему поучиться.

— Почему не убила?

— Я не собиралась тебя убивать. Это ты хочешь, чтобы темный огонь сжег Асталу.

Повернулась и пошла прочь. Больно ей было, наверное — но шла прямо.

В бассейне с теплой водой сидел долго — целителя звать не хотелось, а теплая вода успокаивала боль. Но гордость ничем нельзя было успокоить.

Очнувшись от оцепенения, потянулся за мыльным отваром — казалось, пыль тех камней не смыть с волос никогда.

Флакон был почти пустым.

Кайе кликнул кого-нибудь из слуг. Появилась девушка с новым флаконом, хорошенькая и кудрявая. С серебряным браслетом на руке, надо же. Присела на край бассейна, протягивая флакон. Пальцы оборотня сжались вокруг ее щиколотки. Она засмеялась — и через миг полетела в бассейн.