— Чтобы не путаться, — бросил через плечо Кайе, уносясь вперед. Огонек чуть не свалился, пытаясь разглядеть знак.
Послышался стук копыт — кто-то догонял их.
— Хлау! — проговорил айо, словно выругался. Высокий человек на пегой грис поравнялся с мальчишками.
— Тебе велено было ждать. Почему ты отправился на Атуили один? И что это такое? — вместо приветствия рявкнул Хлау, указывая на Огонька.
— Ты мне не нужен там! — отозвался Кайе, не сбавляя ходу.
— Тебе — верю. Но я не намерен позволять тебе творить все, что заблагорассудится. Нам все-таки нужно золото.
— Мне — нет, — крикнул юноша, вырываясь вперед. — Ненавижу блестящие побрякушки.
— Тейит дает за них то, что необходимо Астале!
— Что не говорит об уме этих крыс!
Огонек несся за двумя всадниками, вцепившись в Пену. Хлау вспомнил о нем:
— Ты кто такой?
— А это неважно! — выкрикнул Кайе, расслышав вопрос. — Он все равно будет со мной на Атуили!
— Я не помню тебя! — Хлау обращался к Огоньку.
— Оставь его в покое!
Огонек слышал короткие реплики и мечтал об одном — остановить Пену и переждать под кустом, пока всадники не вернутся. Все его внутренности от скачки грозили очутиться снаружи, хотя бег у Пены был довольно ровный.
До Атуили был путь неблизкий — видно, поэтому и не решился оставить его одного, подумал найденыш, когда остановились для короткого отдыха. Вскинул глаза — серая туча ползла по небу, лохматая, низкая.
— Дождь будет? — спросил у Кайе, опасливо поглядывая на хмурого Хлау.
— Нет. Пыль, ветер…
Времени было — больше полудня уже. А вокруг — пасмурно, свет сероватым становился.
— Ты отдохнул? — спросил Кайе. — Надо успеть до ветра.
Отдохнул… дорога всю душу из Огонька вытрясла, хоть и ровно бежала Пена. Но признаваться не стал — не из страха, просто видеть не хотел, как станет хмурым лицо старшего… и он сбавит скорость ради своего подопечного. Слабость показывать не хотел…
Рабочих было много — не меньше сотни, но большинство из них занимались делом; а некоторые явно поспешили к своим местам, завидев всадников. В стороне стояли рядами хижины — целый маленький город, подумалось Огоньку.
— Иди туда и жди, — распорядился Кайе. Заметив, что мальчишка замешкался, нетерпеливо качнул головой и хлопнул Пену ладонью по крупу. Та прянула с места — испуганный подросток едва не свалился.
Селение казалось пустым — мужчины были заняты работой с металлом, женщины — добычей хвороста или огородами.
Осознав, что на него не будут глазеть со всех сторон, Огонек успокоился несколько — благо, и Пена сбавила ход и вышагивала по кривым улочкам неторопливо.
— Нас всего шесть семей, али. Позволь нам уйти — без нас не остановится работа.
— Шесть семей — это около тридцати человек, — тихонько произнес Хлау. — Неплохо.
Кайе отмахнулся, как от навязчивой мухи — отстань!
Атуили не принадлежало ни одному Роду — Астале в целом, и Совет пока не ставили в известность о такой мелочи, как спятившие рабочие. Слишком мало их, было бы из-за чего. Первым узнал Ахатта, вот и отправил младшего внука. Значит, доверяет его решению, а Хлау — досадная помеха. Довольно молчаливая, впрочем.
— Чем вам тут не живется?
Говорящий пожал плечами. Самовольно семьи уйти не могли, да еще и с детьми. Сразу отправились бы в погоню, а далеко ли уйдут — с малолетками, пусть и не с несмышленышами грудными? Вот и просятся сами.
— Думаешь, в лесу лучше?
— Мы хотим попытаться перейти на ту сторону гор… жить на побережье, али.
— Понятно. Там море, морские птицы, ракушки вкусные — так? А золото нужно Астале — это неважно. — Вспомнил про дикарей, которых встретили давно, на пути к перевалу, добавил: — Да вы перемрете по дороге, не добравшись до гор!
Люди безмолвствовали, поглядывая на того, кто выступил первым.
Кайе попытался понять, как поступил бы брат, потом плюнул мысленно на это дело. Так и не научился думать, как Къятта.
— Хочешь уйти? Оставить работу?
Протянул руку, взял лежащий на деревянном брусе коловорот. Шагнул к человеку поближе, коротко замахнулся и ударил сверху вниз. Человек закричал, зажимая руками бедро — до колена рассечено, глубокая рваная рана.
— Вперед, не держу! Лес рядом! Ихи и прочие будут рады обеду!
Человек скорчился на земле, не поднимая головы. Юноша обвел глазами остальных.
— Хотите уйти — уходите. Но так же, как он. Нет — работайте.
Девушка у дома возилась с корзинами. Кайе засмотрелся на нее — очень смуглая, подвижная, гибкая, тяжелые вьющиеся волосы стянуты тесьмой из травы. Совсем юная. Подошел ближе — девушка подняла лицо, замерла настороженно. Юноше показалось, что он уже видел эти распахнутые глаза.
Положил руку ей на плечо, притянул к себе. Зрачки его стали шире, взгляд — темным и пристальным.
— Не надо, Дитя Огня, пожалуйста, — прошептала девушка, все еще сжимая небольшую корзину. Он не дал ей договорить: одна рука скользнула вниз, другая запрокинула голову. Прижался губами к губам, — поцелуй был почти жестоким. Руки сжали ее тело сильно, но она не могла закричать. Потом ослабил хватку слегка:
— Дом пуст?
Она кивнула, смотря остановившимися глазами.
— С тобой ничего не случится, — сколь мог мягко сказал он, увлекая ее внутрь дома.
Потом, когда полумертвая девушка лежала неподвижно, он осторожно убрал волосы с ее щеки.
— Не ты играла в мяч на одной из площадей Асталы вместе с детьми, когда я пришел к ним? Давно…
— Не знаю, — ее едва хватило на бездумный ответ.
Кайе сжал ее кисть — слегка, и вышел.
Страшновато было поднимать глаза кверху — лохматая туча, уже черная, а не серая, закрыла полнеба. Ветер налетал хлесткими сухими порывами — вспоминалась башня: такие оплеухи ветра могли сбросить с уступа. Сидел смирно, обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком. Задремал незаметно — измотала дорога. Проснувшись, сообразил, что белое пушистое облако, скрывающееся за поворотом — Пена, отвязавшаяся и намеренная погулять на свободе. Огонек вскочил, охнул, растирая затекшие ноги, и, чувствуя себя деревянным, побежал за кобылицей грис. Через пару улочек его погоня увенчалась успехом — Пена и не старалась удрать, она просто играла. А вот мальчишка понял, что заблудился. Кобылица показалась ему единственным другом… очень своенравным другом. Огонек с трудом уговорил ее не вертеться, взобрался в седло через силу, помня, как с грис управляются всадники опытные.
— Ну… Пена… вперед… — проговорил неуверенно, и очень осторожно тронул носком лохматый бок.
Та помотала мордой, чувствуя никчемность седока.
— Кайе бы тебе показал! — мстительно сказал Огонек, и оглянулся.
Никого не было. Мальчишка со вздохом принялся поправлять шарф, скрыл им плечи и голову — на сей раз не прятался — не от кого, просто защищался от пыли, которая поднималась в воздухе. Когда закончил, принялся думать, что дальше. Ощутил досаду — вот взяли с собой непонятно зачем, и задвинули в угол, когда надоела игра. Устыдился — нет же, о нем позаботились, чтобы не заскучал дома… а он и подождать не сумел.
Снова огляделся. Ни души… Торчать тут вроде столба? Нет уж. Повести Пену следом сумеет, а там как повезет. Ведь есть же здесь люди! Слез, сопровождаемый откровенно злорадным взглядом кобылицы грис.
— У, скотина! — произнес мрачно, намотал на руку повод и потянул Пену за собой.
Она неохотно пошла. Прямо под ноги ей из-за поворота вынырнула взлохмаченная крохотная девчонка, огляделась, моргая отчаянно-круглыми глазами, и кинулась к Огоньку с воплем:
— Али! Слава Тииу! Пожалуйста!
— Ты что? — отшатнулся подросток.
— Мой брат, он не хотел… То есть… ну помоги! — вцепилась в него, отпрянула, перепугавшись собственного порыва.
— Что случилось? Где? Ты кто? — Огонек опешил. Но сообразил что одежда и шарф, закрывающий его волосы и плечи делают его похожим на… на кого? Ладно… сейчас объяснит ей ошибку. Девочка, поняв, что подросток не сердится, не дала ему раскрыть рот:
