Тиахиу невесть с чего поддержали Тарру, Инау в один голос с Икиари настаивали на выдаче оборотня. Потом поднялся Ийа — наблюдательные заметили, что этот вчерашний юнец слова не дал сказать Хатлахене, своему дяде, которому по старшинству полагалось подняться первым. Я против того, чтобы отдавать северянам нашу кровь, проговорил Ийа, заставив присутствующих остолбенеть от удивления. Против… но соглашение нарушено. Оборотень должен умереть, но в Астале.

— Не дождешься! Не справишься! И вы все! — вскинулся Кайе, а Ийа с улыбкой руками развел — если одни лишь северяне смогут совладать с тем, кто южанам не по плечу, прекрасно. Так надо их сюда пригласить поддерживать мир и порядок.

— Сам отправляйся к ним! — вспыхнул мальчишка, весь напряженный — вот-вот и станет энихи, хвостом по бокам забьет. Силой Тииу ударить не сможет — внутри Дома Звезд крепкие «щиты».

— Успокойся, малыш, — ласково протянул руку Ийа; жест, каким треплют по загривку домашнего зверя. Не касался, — далеко, но явственно так.

Шиталь впервые заметила ужас на лице Къятты. Смуглое лицо почти белым стало. Ийа не закончил говорить — его можно прервать, да, но еще хуже будет, если это сделает брат оборотня…

Вспыхнули глаза нарисованного татхе, ярче факелов — глаза из драгоценных камней; испуганно вскрикнула одна из женщин, другие люди растерянно подняли головы. Шиталь растерянно повела взглядом по сторонам, заметила: Тарра дышит тяжело. Умница Тарра. Ничем не нарушил течение Совета, ничем… мало ли — искусственные глаза вспыхнули. Единственно возможное применение Силы здесь — свет. А Къятта слетел с сиденья, мигом очутился возле мальчишки, на одно колено опустился и брата к себе притянул, что-то зашептал отчаянно и зло в самое ухо — не слышно другим. Шиталь показалось — едва удерживается от того, чтобы не влепить затрещину младшему, а у Къятты рука тяжелая.

— Осталось слово Шиталь и Рода Тайау — этого можно увести отсюда, — негромко сказал Тарра, указывая на оборотня. И — благодарный взгляд Къятты. Его не послушал бы давний противник, но Тарра — иное дело. Благодарность Къятты заслужить — дело нелегкое, Тарра знает, что делает. Каждый Род за себя.

— Шиталь не говорила еще, — пропел мягкий голос.

— Я и не стану говорить, — дернула плечом женщина-волчица. — Слишком жарко тут стало. Пусть решат «капли», настало время.

Къятта не глядя швырнул свой камень и пошел прочь, положив руку на плечо брата, подталкивая мальчишку перед собой. Внешне легко, но пусть тот попробует дернуться, рвануться назад. Остановился у дверного полога.

Когда каменные продолговатые бусины сыпались на гладкий пол, постукивая, Шиталь всегда вспоминала древние города, погибшие под каменным и огненным дождем. И здесь… так мало надо, легкий перестук — чтобы решить судьбу человека.

Не было тайны — кто что сказал, то и сделал. Мгновения перед тем, как бросить свою каплю даются на то, чтобы передумать, если возникнет потребность. Не передумал никто.

Темный обсидиан — смерть, алый гранат — решение кровью, светлый янтарь — свобода. Отдать ли северу, убить ли здесь — все равно капля обсидиана, а бросить алую, вызов — никто не подумает. Неважно, кто вышел бы в круг — Къятта или сам оборотень. Никому это не нужно, опасно.

У меня нет надежды, думала Шиталь. У моего Рода — нет. Внуки Ахатты — достойная смена. С тоской в сотый раз пеняла себе, что племянники ее — девочки и мальчики, лишенные Силы почти подчистую. Если же отдать северянам мальчишку, Къятта тоже погибнет наверняка. Он не из тех, кто молча отдает свое. И начнется раздор в Совете. Тогда у Шиталь есть шанс… невеликий, но есть — повернуть все так, как будет угодно ей.

Бросила летучий взгляд на Ахатту — сидел, полуприкрыв глаза, из-под век наблюдал за Шиталь. Непроницаемо-сдержанный, неподвижный, словно глыба базальта. Никто не должен понять, как в сей миг Ахатта зависит от выбора этой женщины.

Но Шиталь поняла.

Обсидиановую темную каплю зажала в горсти, перед тем погладив пальцем ее отполированный бок. И не удержалась, поглядела на мальчишку. Он улыбнулся ей, широко и уверенно. Тииу… такой непоправимо наивный. Вспомнилось, как ткнулся ей в руку потерявший мать бельчонок — доверчиво, влажным носиком — ей, чужой. Пусть в обличье человека, но все же волчице, на чьих клыках еще не остыла кровь олененка. И этот — настороженный, злой, облитый золотистым свечением, с открытой улыбкой, Дитя Огня… Дитя.

Шиталь смеялась, роняя на звонкий пол каплю из желтого янтаря. Не сомневалась, что хотя бы один человек из Совета прочел, что скрывает ее смех.

После Совета расходились с разными лицами — Шиталь Анамара, изменив давней привычке, не пыталась прочесть по ним ничего. Все известно, никто не интересен сейчас. Только лицо Ийа отметил ее беглый взгляд — застывшее, похожее на ритуальную маску древних жрецов.

Он проиграл, как и Шиталь… на сей раз. Но он будет бороться. А она, единственная в Роду Анамара — станет ли? Сможет?

Шиталь вышла на крыльцо, постояла немного, спустилась вниз, на желтые дорожки. Как хорошо дышалось после наполненной ядом слов залы… Гибкая фигура отделилась от стены, двинулась к женщине. Ждал, поняла Шиталь. Захотелось уйти немедленно — хоть волчицей перекинуться, умчаться отсюда. Только не с ним говорить сейчас. Но — улыбнулась, верная своей привычке никогда не показывать гнев. А сейчас — и гнев-то бессмысленный. На кого? Сама не смогла вынести ему приговор. Вот и осталась ни с чем.

Кайе стоял перед ней, и во взгляде была не только уверенность — еще и робость там пряталась, за короткими густыми ресницами.

— Шиталь, — положил руку ей на руку. Поднял глаза:

— Ты сказала, что примешь меня, когда я вырасту.

— Прошло всего четыре весны…

— Ты знаешь, что я не ребенок. И ты больше не бываешь со мной. Почему?

Шиталь замялась, подбирая слова.

— Вряд ли я сейчас желанный гость в доме Тайау.

— Почему? Ты ведь за меня отдала голос.

— И все же твой брат не захочет меня видеть.

— А я? Я всегда ждал тебя, рад был оказаться рядом.

— Ты был ребенком…

— Что изменилось? Во мне — ничего.

— Изменилось… — вздохнула Шиталь.

— Из-за северных крыс?

— Нет. Ты уже достаточно вырос, чтобы понять… — она не договорила намеренно.

— Значит, все-таки не дитя. Ты сказала сама.

— И не взрослый еще.

«Не взрослый…» — представила реку Иска. Может быть, на такое способен только мальчишка — безрассудно выплескивать свою Силу, рискуя сгореть… и оставаться в живых…

— И айо Тииу, — чуть хрипло сказал Кайе, откидывая голову, — Об этом ты думала?

— Я это знаю. Но в тебе больше от зверя, чем от человека.

— Ничуть. Во мне есть то, чего не дано тебе. И твоему Роду. — Он начинал злиться, но еще говорил спокойно, — Об этом ты тоже думала?

— Будь так… Я бы постаралась тебя приручить.

— Ты и старалась. Плохо вышло, — сжал ее предплечье: — Значит, нет?

— Аши…

— Ты чего-то боишься, Шиталь, — сказал сквозь зубы, — твоя рука вздрагивает. Когда женщина просто говорит «нет», она ведет себя иначе. О чем ты сейчас думаешь?

— Ты много знаешь о женщинах? — бровь Шиталь приподнялась удивленно.

— Достаточно.

— Тебе приходилось переживать отказ?

— О нет! — рассмеялся, — Если отказы и были, я не слышал их.

— Со мной так не выйдет, аши.

— Я знаю. И… я в самом деле был привязан к тебе. И видел, как ты качнулась в сторону от меня, выходя из Дома Звезд. Я хотел быть ближе к тебе… а стал у тебя на дороге.

На северном берегу реки Иска чернели обугленные стволы. Подлесок, полностью выжженный, пепел вместо травы, остывший уже. Там было тихо-тихо, и никого живого; только порой тускло-черные жуки с удлиненным панцирем копошились, откидывали кусочки пепла, ища себе пропитание.