— Ох, мальчик, доставил ты нам хлопот! Но как же я рада, что ты вернулся!

Вот и все. Вот и возводи ограды против юга. Киаль одной улыбкой добилась большего, чем все внутренние доводы Огонька.

А ведь она старше меня, подумал с грустью, когда Киаль убежала, в сверкании золотых нитей и звоне браслетов.

Девушки здесь были красивые. Благо, всем хозяйкам дома, даже Натиу, пока та не потеряла рассудок, не приходилось опасаться соперниц и собственного отражения.

Тевари впервые в жизни долго разглядывал сам себя — в воде бассейна, в зеркале не рискнул. Так ничего и не понял. Вздохнул, одно осознав — выглядит все же мальчишкой. Два года назад мечтал о сестре, подобной Киаль, сейчас мысль о «сестре» была скорей утешением.

Служанки тутошние, к слову, порой заигрывали с ним, но Тевари краснел и бледнел, не в силах определиться — он-то что такое, зачем, и потом — южанки, значит, забыть о севере… А Киаль обрадовалась, как обрадовалась бы разноцветной диковинной птичке. Это было обидно весьма.

И Огонек невольно — если не подворачивалось возможности остаться одному, что тоже было тяжко — начинал сам тянуться к оборотню. Тот сейчас казался понятней и проще, с ним не приходилось мучительно краснеть за собственное ничтожество, напротив, часто завязывались споры.

Тут уж Огонек отводил душу…

Чем дольше Кайе проводил время с полукровкой, тем становился спокойней — то есть вспыхивал все равно мгновенно, натуру не переделать. Но подолгу находился в человеческом облике, разговаривал дольше и не столь односложно, и порой казался совсем прежним. Огонек подозревал, что Къятта именно поэтому терпит присутствие чужака. Только по ночам бывало плохо — порой оборотень начинал метаться во сне, и этот огонь мог погасить только старший. И его — единственного — слушался зверь.

Привыкнув, что Кайе спит плохо и уносится по ночам в чащу, Тевари и здесь постоянно прислушивался. Стены были достаточно толстыми, только пологи на дверях вполне позволяли звукам бродить туда и сюда. Полукровка не мог позволить себе упустить малейший знак… ради севера. Сейчас-то что из себя представляет Дитя Огня? Перекидывается много реже, и то хорошо.

Луна плыла над одиноким лавром, когда услышал женский вскрик, как показалось — полный боли. Рванулся в соседнюю комнату, застыл на пороге. Обнаженное тело девушки, черное в лунном свете. Она смотрела на нежданного гостя огромными распахнутыми глазами. Кайе рядом с ней — приподнялся на локте:

— Что застрял? Заходи!

Тевари помотал головой и качнулся назад.

Наутро, меняя цвет, будто радужная рыбка, он собрался с духом и устроил допрос:

— Ты привел ее… силой?

— Разве похоже? — зубы сверкнули в улыбке. — Ты всегда думаешь обо мне лучшее!

— Но она кричала.

— Ну и что?

Тевари вздохнул:

— Разреши мне переселиться куда-нибудь.

— Например? — потянулся. — Комната с Кругом Неба для жилья не подходит. А та, что по другую сторону коридора, и вовсе без стены, сплошь терраса. Особенно во время дождей уютно… Последняя — далеко, не хочу оставлять тебя без присмотра.

— И что же со мной случится? — не без ехидства спросил полукровка. Оборотень парировал:

— Откуда мне знать? То, во что ты влипаешь, мне и в голову не придет.

— Я так не могу.

— Как — так? Брось маяться дурью. Найди себе кого-нибудь, что ли… Помочь? Та же Нети, — качнул головой, видимо, имея в виду вчерашнюю девушку. — Она в общем служит матери, но и мне, когда я захочу. Я подеюсь, мне не жаль!

— Так же нельзя! Она — человек.

— Тебе в голову пришла какая-то новая чушь. Что я сделал ей плохого? И мать к ней привязана Нети не на цепи, может уйти, если хочет. Только куда ей идти?

— Но ты говоришь о ней, как о вещи. Пусть ты… может быть, она тебя даже любит, но с какой стати ей принимать меня?

— Друзья делят многое. А подумай еще о грис. Думаешь, они всегда хотят таскать тюки и всадников? — рассмеялся. — И уж точно не выбирают! А вот если бы могли решать, был бы иной разговор!

— А если бы с тобой — так?

Голос неожиданно стал иным, словно с малышом заговорил:

— Если сумеют подчинить и удержать — их право. Мое право — сопротивляться. Но тут все иначе, подумай сам. Мы же не враги с Нети.

Она появилась в доме недавно. Смуглая почти до черноты, прямая, будто копье, с высокой грудью — и огромными, нежно-голубыми глазами. Глаза и были самым примечательным в ее облике, глаза — и осанка. Кайе знал эту девушку — пару раз встретил на празднике и запомнил. Чем она занималась, толком никого не интересовало — среди мастеров ее имя не было известно, среди «красных поясов» тоже. Скорее всего, просто вела дом. Ее отличало спокойное достоинство — в южанках подобное не больно ценилось; одно дело — знать себе цену, гордости не терять, а другое — отрешенное безразличие. Но охотники снискать ее благосклонность находились.

Юноша и не подумал бы привести девушку в дом, но ее, считай, подарила та, чей далекий от человеческого голос был важен с детства — Башня Асталы.

Для него день памятный был особенным — впервые ему доверили искать того, кто нужен Хранительнице. Нужного он нашел быстро — мрачноватого парня с давним следом ожога через всю щеку. Избранник Хранительницы принял свою участь спокойней многих — правда, по пальцам счесть можно было случаи, когда человек воспротивился.

А Нети…

Она повела себя так, как не каждая отважится. Слезы-то лили многие, а она побежала следом, как только узнала — а ведь кинуться следом за ним было страшнее, чем прыгнуть вниз с головокружительной высоты.

На площадку выбежала, уже видя, как человек скрывается в теле Башни. Закричала, упала к ногам оборотня, обхватив его колени руками. Кайе хмуро оглянулся — поздно.

— Поздно, — сказал вслух. Никто не отберет у Хранительницы то, что она уже приняла. Это немыслимо и сулит беды Астале.

— Встань. Кто он тебе?

— Брат… у нас общая мать.

— Больше у тебя нет никого?

Помотала головой, волосы завозились по пыли. Вскинула голову, с ужасом глядя на край Хранительницы. Там пока было пусто.

— Пойдем, — наклонился, поднимая за локоть. — Идем со мной.

— Нет, — еле слышно произнесла, не сводя глаз к вершины Башни. Кайе на миг ощутил сожаление, что не сможет услышать, как учащенно забьется сердце Хранительницы от его дара… подхватил Нети на руки и унес прочь. По дороге сказал, не желая пугать:

— Станешь присматривать за моей матерью, если справишься. Наравне с ее женщинами…

Для девчонки из «ничьих» кварталов, не мастерицы даже, подобное возвышение казалось воистину чудом. Она не стала подобием Чиньи. Кайе порой звал ее к себе, но все равно считал не своей, а той, что заботится о матери. Старший не прикасался вообще.

В доме она держалась на положении простой служанки, но относились к ней вполне уважительно — скоро поняли, что Натиу тянется к этой девушке и доверяет ей. Ахатта спросил, не желает ли она по-настоящему перейти под покровительство их Рода — так, подобранная на улице, Нети считалась никем. Девушка молча покачала головой.

Ее одежда всегда была безукоризненно аккуратной, но лишенной украшений — Нети разве что неширокий узор позволяла себе. Кайе взял ее в дом, повинуясь импульсу — знал ее ровно настолько, чтобы понять — девушка умеет себя вести. И она — добрая, внимательная. Руки ее, не слишком умелые, оказались очень надежными — наполовину безумная женщина льнула к ней, словно дитя к матери. А Нети почти не отлучалась из покоев Натиу. И почти все время молчала.

Всего этого Огонек не знал. А к служанкам Киаль его тянуло отчаянно, особенно хороши казались две, самые молодые, одна — с бронзовыми кудряшками, другая — со вздернутым носом и кучей смешных колкостей под языком… но каждый раз приходилось мысленно хватать себя за шкирку, будто котенка, и мысленно же макать в ледяную воду. Это южанки, да еще и служат его сестре… стоит только сделать неверный шаг, и неизвестно, куда тебя вынесет.