Литмир - Электронная Библиотека

— Тогда с мисс Клаудией. Надеюсь, она здесь?

— Нет, — сказал Джордж. — Нет.

— Что случилось? Ведь это вы, Джордж? В чем дело?

Джордж в ужасе отключил миссис Питт-Каули. Тотчас же телефон зазвонил снова, но Джордж не ответил, и через некоторое время звон прекратился. Джордж уставился на коммутатор, дрожа от бессилия и неспособности что-то сделать. Никогда раньше он так не поступал. Шло время — секунды, минуты. Вдруг над конторкой вырос лорд Стилгоу, и Джордж почувствовал запах, идущий у него изо рта, и силу его торжествующего гнева.

— Звоните в Нью-Скотланд-Ярд.[64] Я хочу говорить с самим комиссаром. Если его нет, свяжите меня с коммандером Адамом Дэлглишем.

Книга вторая

Смерть издателя

18

Детектив-инспектор Кейт Мискин оттолкнула локтем наполовину освобожденный упаковочный ящик, открыла балконную дверь своей новой доклендской квартиры и, сжав руками балконный поручень из полированного дуба, оглядела переливчато поблескивающие воды Темзы сверху вниз, от плеса Лаймхаус-Рич до огромной излучины у Собачьего острова. Было всего девять пятнадцать утра, но рассветный туман успел рассеяться, и почти безоблачное небо становилось все ярче, источая опаловое сияние с проблесками нежной и чистой голубизны. Это утро было больше похоже на то, каким бывает утро ранней весной, а не в середине октября, но от реки шел осенний запах, терпкий, как запах влажных листьев и тучной земли, смешанный с соленым запахом моря. Прилив достиг своей высшей точки, и Кейт казалось, что под крохотными отблесками света, вспыхивавшими и плясавшими, подобно светлячкам, на волнующейся поверхности реки, она может представить себе неодолимый напор воды, неостановимый поток, почти физически ощущает его мощь. Эта квартира, этот вид из окон, это достижение еще одной поставленной себе цели стали новым шагом прочь от мрачной и тесной, как коробка, квартиры на верхнем этаже жилого комплекса Эллисон-Феаруэзер-билдингз, где она провела первые восемнадцать лет своей жизни.

Ее мать умерла через несколько дней после ее рождения, отец так и остался неизвестным, и о девочке не очень охотно заботилась бабушка — мать ее матери. Бабушке ни к чему был ребенок, из-за которого ее квартира на верхнем этаже превратилась для нее в тюремную камеру, лишив возможности выходить по вечерам и искать веселого общества, ярких огней и теплой атмосферы местного паба. Ее все больше раздражала сообразительность подраставшей внучки и тяжесть ответственности, которую она не способна была нести из-за возраста, слабого здоровья и дурного характера. Кейт слишком поздно поняла — лишь в тот момент, когда бабушка умирала, — как сильно она ее любила. Теперь ей казалось, что в тот момент смерти каждая из них отдала другой запас любви, недоданной друг другу за всю их совместную жизнь. Кейт понимала, что ей никогда не удастся полностью освободиться от комплекса Феаруэзер-билдингз. Поднимаясь в свою новую квартиру в просторном современном лифте, окруженная тщательно упакованными картинами маслом, написанными ею самой, она вспоминала лифт в Феаруэзер-билдингз, грязные, испятнанные стены с граффити, запах мочи, окурки и пустые пивные банки. Лифт там часто намеренно и бессмысленно портили, так что им с бабушкой приходилось пешком тащить пакеты с покупками или с бельем из прачечной наверх, останавливаясь на каждой площадке, чтобы бабушка могла перевести дух. Сидя посреди полиэтиленовых мешков, прислушиваясь к хриплому дыханию старой женщины, Кейт поклялась: «Стану взрослой — выберусь отсюда. Навсегда уйду из этого проклятого дома. Из этого района. Никогда сюда не вернусь. Никогда больше не буду бедной. Никогда больше не буду дышать этой вонью».

Она выбрала службу в полиции как средство вырваться оттуда, устояв против соблазна поступить в шестой класс[65] или в приготовительный колледж, чтобы пойти в университет. Она хотела как можно скорее начать зарабатывать, скорее выбраться из Эллисон-Феаруэзер-билдингз. Ее первая квартирка в викторианском доме в Холланд-Парке была только началом. После смерти бабушки Кейт прожила там еще девять месяцев, зная, что уехать сразу было бы дезертирством, хотя от чего именно — она не могла бы сказать с уверенностью. Возможно, от действительности, которую надо было встретить лицом к лицу, ведь она понимала, что ей надо загладить свою вину, надо узнать что-то о себе, а узнать это можно, только оставаясь здесь. Придет время, и тогда правильно будет отсюда уехать: она сможет закрыть за собой дверь с чувством исполненного долга, с чувством, что прошлое, которое нельзя изменить, остается позади. Однако теперь его можно будет принять со всеми его бедами и ужасами — да! — но и с радостями тоже; с ним можно будет теперь примириться, осознать как часть самой себя. И вот это время пришло.

Новая квартира, конечно, была не такой, как ей поначалу представлялось. Она воображала, как будет жить в одном из громадных, перестроенных в жилые дома складов близ Тауэрского моста, с высоко расположенными окнами, огромными комнатами, мощными дубовыми стропилами и, разумеется, со все еще ощутимым ароматом специй. Но даже с падением цен на рынке недвижимости такое оказалось ей не по средствам. Да и квартира, которую она после долгих и тщательных поисков выбрала, вовсе не была какой-нибудь второсортной. Кейт взяла самую большую ипотечную ссуду, какую только было возможно, рассудив, что правильнее всего купить лучшее из того, что она способна себе позволить. Теперь у нее была большая комната — восемнадцать футов на двенадцать, и две спальни поменьше, при одной из них имелся отдельный душ. Кухня была достаточно велика, чтобы в ней можно было обедать, и хорошо оборудована. Южный балкон — он шел во всю длину гостиной — оказался довольно узким, но все же мог вместить небольшой стол и стулья. Летом она может есть там. Ее радовало, что мебель, купленная для предыдущей квартиры, не была дешевой. Диван и два кресла, обитые натуральной кожей, должны выглядеть очень неплохо и вполне на своем месте в этой современной обстановке. И как удачно, что она тогда не взяла с черной обивкой, а предпочла цвет беж. Черная кожа выглядела бы слишком кричаще. Простой кленовый стол и такие же стулья тоже здесь вполне уместны.

У ее новой квартиры было еще одно великое преимущество. Она находилась в торце дома, выходила на две стороны и имела два балкона. Из окна спальни перед Кейт открывалась широкая сверкающая панорама пристани Канари-уорф, вид на башню маяка, поднимающуюся в небо, словно огромный ажурный карандаш, грифель которого увенчан огнем, на широкую белую дугу прилегающего здания, на стоячую воду старого Вест-Индского дока и на идущую в отдалении доклендскую узкоколейку: ее поезда были похожи на заводные игрушки. Жизнь в этом городе из стекла и бетона станет более напряженной с переездом сюда новых фирм. Кейт сможет сверху разглядывать многоцветную, вечно меняющуюся картину с более чем полумиллионом торопящихся по своим делам людей, проживающих каждый свою собственную судьбу.

Другой балкон смотрел на юго-запад, на Темзу, на сравнительно более медленное движение по реке: баржи, прогулочные суда, катера речной полиции и Лондонского портового управления, круизные лайнеры, идущие вверх по течению, чтобы встать на якорь у Тауэрского моста. Ей по душе был этот стимулирующий контраст; здесь, в новой квартире, она по желанию сможет переходить от одного мира к другому, от стоячих вод к полноводному потоку, который Т.С. Элиот[66] назвал могущественным смуглым богом.

Квартира оказалась особенно удобной для офицера полиции: у парадного входа имелся домофон, а ее передняя дверь была снабжена двумя замками с секретом и цепочкой. Под домом располагался гараж, к которому у каждого жильца был свой ключ. Да и путь в Скотланд-Ярд будет не таким уж трудным. Но может быть, время от времени она сможет ездить к Вестминстерскому пирсу по реке — на речном трамвае. Она познакомится с Темзой, станет частью ее жизни, ее истории. Она будет просыпаться по утрам под крики чаек и выходить в этот прохладный белый простор. Сейчас, стоя между сверкающей бликами водой и нежной голубизной высокого неба, она ощутила в душе странный порыв — такое бывало с ней и раньше, и она думала, что это чувство должно быть ближе всего к переживанию религиозного экстаза — насколько она была способна на такое переживание. Она ощутила почти физическую по своей напряженности потребность молиться, вознести хвалу, сказать «спасибо!» — не зная кому, вскричать от радости, более глубокой, чем радость, которую ей доставляло ее физическое здоровье, ее благополучие и успехи, более сильной, чем наслаждение красотой материального мира.

вернуться

64

Нью-Скотланд-Ярд — название Скотланд-Ярда с 1891 г.

вернуться

65

Шестой класс — последние два или три класса привилегированной частной, а также классической средней школы, где учащиеся занимаются на каком-либо отделении, дающем специализацию в определенной области; экзамены сдаются на повышенном уровне.

вернуться

66

Томас Стернз Элиот (1888–1965) — англо-американский поэт, историк культуры; крупнейшая фигура английской, а затем и мировой поэзии с 1920-х гг. Наиболее известны его поэмы «Бесплодная земля» (1922), «Полые люди» (1925), поэтические сюиты «Пепельная среда» (1930), «Четыре квартета» (1943), стихотворные драмы «Убийство в соборе» (1935), «Воссоединение семьи» (1939) и др., а также историко-литературные статьи по общим проблемам культуры и поэтического творчества.

34
{"b":"131130","o":1}