– Конечно, я очень его любила, – подтвердила она. А через какое-то время добавила: – Я многих любила. Когда у кого-то имеется пятьдесят тысяч, его легко полюбить.

– Вы уверены, что они у него имелись?

– О да. Он был битком набит деньгами.

– Но вы уверены, что у него имелись пятьдесят тысяч?

– Ну, у него была целая куча денег, Дональд. Он обещал мне шестьдесят тысяч.

– Обещал?

– Да, собирался преподнести как обеспечение на будущее.

– А потом что стряслось?

– Вы же знаете, что стряслось. Принялся заговаривать о каких-то делах – надо якобы сделать то да се, пятое, десятое – и напускал все больше туману по поводу своих намерений на мой счет. А началось это все незадолго до того, как я узнала про Ивлин Эллис. Знаете, женщины это каким-то образом всегда узнают. Наверно, у нас на сей счет особая интуиция.

– А потом? – не отставал я.

– Ну, Дональд, если хотите услышать всю правду, то я совершила большую ошибку. Пошла не с той карты. Вместо того чтоб вмешаться вовремя и отшить другую женщину, сваляла дурочку.

– Что же вы сделали?

– Ох, обвинила его в измене, закатила сцену и все прочее, что с такой легкостью взбредает на ум женщинам в подобных обстоятельствах и к чему им следовало бы прибегать в самую последнюю очередь.

– А дальше?

– Дальше я поняла, что он готов улизнуть. Думала, обеспечит меня сполна перед разлукой, но этот скот просто смылся, ничего не оставив. Поэтому я наняла вас, чтобы вы попытались его отыскать. Если б сумели найти, я получила бы у него деньги.

– Много?

– Не знаю. Как я вам говорила, он сулил шестьдесят тысяч, чтоб выглядеть посолидней, только это всего-навсего цифры. Может быть, выцарапала бы тысяч пятнадцать-двадцать. Понимаете, я обратилась к вам и к вашей партнерше в поисках выхода. Боюсь, я вела себя не совсем честно, Дональд.

– А каким образом вы заставили бы его расплачиваться?

– Я слишком много о нем знаю.

Я подмигнул одним глазом и провозгласил:

– А теперь слушайте, Хейзл. Я хочу, чтоб все было расставлено по местам. Есть хоть какой-то намек на его связь с ограблением бронированного автомобиля?

– Я не думаю, Дональд. Не считаю, что есть хоть намек на какой-нибудь шанс.

– Говорите мне правду. Вы знали Баксли?

– Он звонил пару раз. Не знаю, откуда у него номер моего телефона.

– Вы никогда не назначали с ним встреч?

– Боже сохрани, нет!

– Вы заявили мне, будто ответили Стэндли «да» перед алтарем. Это правда?

– Нет.

– Вы никогда не были с ним женаты?

– Я ответила ему «да», только не перед алтарем, а в автомобиле.

Я написал в блокноте: «Продолжайте разговор. Говорите о чем угодно. Не умолкайте».

Она бросила на меня вопросительный взгляд и продолжала:

– Вы, наверно, меня считаете какой-нибудь шлюшкой, и, может быть, так оно и есть. Только, по-моему, не имеете ни малейшего представления о переживаниях девушки, которая чувствует себя лишенной единственного, по-настоящему необходимого женщине права – права на обеспеченное существование.

А потом возник Стэндли. Он хорошо обходился со мной и был битком набит деньгами. Не знаю, где он их заколачивал, но у меня есть неплохая идея. По-моему, он с каким-то партнером держал букмекерскую контору. А со мной нянчился изо всех сил. Хотел для меня очень многое сделать... по его собственным заверениям. Денег давал вволю, и я надеялась получить впоследствии гораздо больше, но тут все это произошло. Он по-прежнему обещал мне полное финансовое обеспечение. Говорил, будто собирается перевести на мое имя шестьдесят тысяч долларов.

– Пятьдесят или шестьдесят? – уточнил я.

– Шестьдесят, – настаивала она.

– Продолжайте, – сказал я.

И пока она продолжала, написал следующее послание:

«Возможно, подслушано все, о чем мы говорили. Возможно, записано на магнитофон. Мне надо уйти. Им это на руку – объявят побегом, который доказывает вину. Я хочу, чтобы вы притворились, будто уходите, а уйду я. Стукну дверью, но надо создать впечатление, что вышли вы. Попрощайтесь со мной, скажите еще что-нибудь в том же роде. Потом вернитесь и постарайтесь, чтоб вас было слышно. Включите телевизор, пусть работает. Переключайте почаще программы, чтобы они знали, что в номере кто-то есть. Спустите в туалете воду. Кашляйте, только, конечно, не позволяйте услышать свой голос. Сидите до полуночи, смотрите телевизор, переключайте программы. Потом, если я не вернусь, ложитесь в постель. Время от времени просыпайтесь и кашляйте. Дверь оставьте незапертой, чтобы я мог войти. Сумеете? Если да, полагаю, смогу вам помочь, но одно знаю наверняка – вы мне точно поможете».

Она, не умолкая, прочитала записку и продолжала:

– Дональд, по-моему, вы совершенно великолепны. Каким-то непонятным для меня образом женщина обладает способностью посмотреть на мужчину и понять, что ему можно довериться. Наверно, порой это плохо, потому что попадаешься на крючок, но я чувствую, что могу вам верить. Я все для вас сделаю, все, что угодно.

– Вам не кажется, – вмешался я, – что существует хоть какой-нибудь шанс на сговор между Стэндли и Баксли и что это они ограбили тот...

– Не говорите глупостей, Дональд, – перебила она. – Стэндли совсем не такой человек. Он был игроком и, если честно, по-моему, чем-то вроде мошенника. Я не знаю. У него был некий способ делать деньги, и все шло само собой, по накатанной колее. Я никогда в жизни не видала мужчину, который был бы так набит деньгами, как Стэндли Даунер.

Он мне нравился. Я, наверно, сперва была в него влюблена и, возможно, осталась бы, если бы он не связался с Ивлин.

И все-таки я вполне хорошо его изучила за время нашего так называемого брака. Стэндли не знал покоя. Он из тех, кому ничего никогда не приносит удовлетворения, кроме денег и перемен. Ему было необходимо как можно быстрее кидаться от одного к другому. Он не сумел бы остепениться. И ни с кем не сумел бы зажить нормальной, спокойной жизнью.

Эта Ивлин взбесила меня до такой степени потому, что она всего-навсего золотоискательница. О, знаю... я и сама наверняка выгляжу золотоискательницей. Но могу вам признаться, Дональд, из-за этого и возникали все мои проблемы. Я даже не пробовала отыскать настоящего, первоклассного мужчину. Вечно шла, как овечка, за каким-нибудь типом... ну и вот как все обернулось... вот к чему я пришла.

– И за многими вы ходили? – полюбопытствовал я.

– Пожалуй, что чересчур, – призналась она. – С одной стороны, не за многими, а с другой – чересчур. Ни один из них не рассчитывал на продолжение, не собирался жениться на мне, не мечтал повести меня в белой подвенечной фате к алтарю. Ни один не задумывался о браке и не решался поставить точку. Я всегда была содержанкой, а содержанка никуда не денется.

– Могу понять ваши чувства к Стэндли, – заметил я.

– Знаю, что можете, Дональд. Вы все понимаете.

Я кивнул и указал на дверь.

– Что ж, Дональд, – подхватила она, – мне пора. Я просто должна была вас увидеть, хотела с вами поговорить и... Не знаю, Дональд. Мне хотелось, чтобы вы меня поняли.

А теперь спущусь к себе в номер, напишу кое-какие письма, после чего высплюсь хорошенько. Утром мы с вами встретимся?

– Почему бы и нет, – сказал я. – Как насчет завтрака?

– Дональд, мне только хочется, чтобы вы знали, до чего я признательна вам за верность и преданность и... и хочу вас поцеловать, пожелав доброй ночи.

Мы направились к выходу. Я открыл дверь, и Хейзл вымолвила:

– Спокойной ночи, Дональд.

Я с сомнением в голосе произнес:

– Вам действительно надо идти, Хейзл?

Она гортанно расхохоталась и ответила:

– Разумеется, надо, Дональд. Я... легкомысленная, но не распутная. Все, что могло бы произойти между нами, останется просто случайностью. Я не люблю случайностей, я... Ох, не знаю. Увидимся за завтраком, Дональд. Доброй ночи.

И поцеловала меня. Поцелуй оказался что надо.

Я вышел, закрыл дверь, взял ключ, который вручила мне Хейзл, спустился к ее номеру, через какое-то время добрался до пожарного выхода и огляделся.