– Но ведь вы меня задержали.

– Но не по конкретному обвинению. Мы держим вас лишь потому, что вы не желаете с нами сотрудничать.

– Эрнестина переживает из-за меня...

– Эрнестина на седьмом небе, – возразил Хобарт. – Она теперь сотрудничает с полицией, а тот тип в штатском, который сидит с ней в квартире и наблюдает за ситуацией, симпатичнейший холостяк и считает ее весьма чуткой и уравновешенной девушкой. Фактически они почти поладили. Не удивлюсь, если он вас обскачет, Лэм. Вдобавок он под рукой, а вы нет.

– Что это за отель? – уточнил я.

– «Океанский берег», – сообщил он. – Желаете расположиться там или тут?

– Там.

– О’кей. Я все устрою. Это займет с полчаса.

Инспектор вышел, а через полчаса дверь отворил мужчина в штатском и сказал:

– Выходи, Лэм.

Я последовал за ним к полицейской машине. Полисмен медленно и осторожно вел автомобиль к отелю «Океанский берег», стоявшему неподалеку от кромки воды, вдали от места убийства и за несколько миль от фотостудии «Приятная неожиданность».

Полисмен проводил меня в номер. Номер был симпатичный, просторный.

– Каковы ограничения на свободу передвижения? – поинтересовался я.

– Нельзя выходить.

– Как насчет бритвы, зубной щетки и...

– Твоя сумка вон там, в углу. Отлично проведешь время у телевизора. На столе свежие газеты. Выйти можно только двумя способами – через парадное и по пожарной лестнице. Мы следим за парадным. За пожарным выходом никто не смотрит.

– То есть как?

– Ну, – рассудил он, – наверно, невеликое удовольствие торчать там на холоде и присматривать за пожарной лестницей, да, по правде сказать, на мой взгляд, инспектору пришлось бы по нраву, если б ты выбрался через пожарный выход.

– Почему? – спросил я.

– Ну, – ухмыльнулся он, – дело лучше бы выглядело.

– Какое дело?

– Твое.

– Я и не знал, что такое имеется.

– Пока не имеется, только чтобы его завести, нам всего-навсего требуется еще чуточку доказательств.

– Ясно, – подытожил я. – Инспектору пришлось бы по нраву, если бы я пустился в бега. Так?

– Ну, если бы ты пустился в бега, – разъяснил полисмен, – это было бы, безусловно, достаточным основанием для задержания по подозрению в убийстве. В нашем штате побег считается свидетельством вины, то есть может использоваться обвинителем в качестве доказательства.

– Что ж, – сказал я, – чрезвычайно любезно с вашей стороны проинформировать меня об этом.

– О, это входит в мои инструкции, – жизнерадостно сообщил полисмен. – Мы хотим иметь полную гарантию, что никаких вопросов насчет побега не будет, если ты все-таки смоешься. А теперь, понимаешь ли, я точно знаю, что поставил тебя в известность.

– Большое спасибо, – поблагодарил я.

– Дверь остается незапертой, – продолжал он. – Можешь закрыть ее изнутри на засов, если нервничаешь, а пожарный выход в другом конце коридора.

– А через парадное нельзя выйти?

– Оно под охраной, – повторил он.

– Что же, рад ознакомиться со всеми правилами, – объявил я. – Теперь мне, по крайней мере, известны размеры ловушки.

– Ловушки? – переспросил полисмен.

– Вот именно, – подтвердил я. – Инспектор Хобарт пожертвовал бы глазным зубом, чтобы подтолкнуть меня к пожарной лестнице и заставить пуститься в бега. Ему это очень понравилось бы.

– Может быть, – бросил полисмен и вышел.

Я позвонил в бюро обслуживания, заказал двойной коктейль «Манхэттен», филе «Миньон», бифштекс с кровью, жареную картошку, кофе и яблочный пирог.

Мне пообещали прислать наверх все, кроме коктейля. Спиртное приказано было не доставлять.

Я включил телевизор, посмотрел последние двадцать минут детективной программы. Потом пошли новости и прогноз погоды. После этого принесли еду. Я расправился с ней, позвонил официанту, чтобы забрали посуду, и проглядел газеты.

В них содержалось немножечко всякой всячины об убийстве в отеле в центре города – так, обычная чушь: полиция движется «по горячим следам» и надеется задержать подозреваемого «в течение следующих сорока восьми часов».

Привычный шаблон – репортеры должны писать статьи, полиция должна заверять налогоплательщиков, что находится на своем месте.

Уже давно стемнело, когда я услышал нерешительное постукивание в дверь.

Прошагал через комнату и отворил дверь. На пороге стояла Хейзл Даунер.

– Дональд! – вскричала она.

– А кто бы вы думали? Мир тесен. Входите, устраивайтесь поудобней. Как вы меня отыскали?

– Я следила за вами.

– Каким образом?

– Мы выяснили, что вас задержала полиция. Мой адвокат, Мэдисон Эшби, позвонил из Лос-Анджелеса и сказал, что собирается применить «Хабеас Корпус», если вас не отпустят. Они ему пообещали вас выпустить в течение часа и доставить в отель.

– И что потом?

– Я поддерживала с ним связь отсюда, из Сан-Франциско. Он мне дозвонился и все рассказал, я пошла и расположилась перед управлением. Когда полисмен в штатском повез вас оттуда, последовала за вами.

– А потом?

– Не стала рисковать, выждала пару часов, после чего отвела на стоянку машину, взяла такси, погрузила кое-какой багаж, явилась сюда, набралась храбрости, прошмыгнула мимо полисменов в штатском, которые дежурят на лестнице, зарегистрировалась и получила номер.

– Зарегистрировались под своим именем?

– Нет, конечно.

– Есть вероятность, что вас могли узнать?

– Не думаю. Им неизвестно, что я здесь.

– Ну да, – хмыкнул я, – много вы знаете! Ладно, стало быть, вы тут, в отеле.

– Вот именно.

– Что ж, безоговорочно рад вас видеть. А то уж боялся, как бы не пришлось провести вечер в одиночестве.

– Что мы теперь будем делать, Дональд?

– Чем бы вы пожелали заняться? – полюбопытствовал я.

– Мне хотелось бы выяснить, что случилось с деньгами Стэндли... с моими деньгами.

– А как по-вашему, что с ними случилось?

– По-моему, они у Ивлин Эллис, только все как-то стало ужасно запутываться.

Я схватил листок бумаги и написал: «Номер прослушивается. Подыгрывайте мне».

Показал ей листок, она гортанно расхохоталась и проговорила:

– Хорошо, Дональд, в конце концов, вы проделали для меня немалую и нелегкую работу, и, на мой взгляд, неплохо бы нам как-нибудь поразвлечься.

– Ладно, – согласился я, – давайте присядем, и я посмотрю, нельзя ли раздобыть выпивку... О, черт! Раздобыть выпивку невозможно. Спиртным меня снабжать не желают.

– Почему? Неужели вас принимают за мелкую сошку?

– В некотором роде, – пояснил я, – меня держат под охраной полиции.

– В чем дело, Дональд? – изумилась она.

– Дайте подумать, – попросил я. – Мне надо во всем разобраться как следует. Посидите-ка тут. Я должен попудрить нос. Сейчас вернусь.

Она опустилась на диван. Я приложил к губам палец и сел рядом. Выхватил блокнот и нацарапал: «Подыгрывайте. Плетите любую дичь, что угодно, но ничего такого, о чем, на ваш взгляд, не должна знать полиция. Возможно, они засадили в номер три разных «жучка». Я буду излагать факты, отвечайте с осторожностью. Конкретных вопросов не задавайте, я, может быть, не смогу на них отвечать».

Хейзл прочла, я разорвал записку, прокрался на цыпочках в ванную, спустил клочки в унитаз, с шумом повернул дверную ручку, протопал назад и сказал:

– Ну, я действительно рад вас видеть. Приготовился к одинокому вечеру, то есть предчувствовал, что проведу его в одиночестве. И не испытывал ни малейшего энтузиазма по этому поводу.

– Не могли бы вы мне рассказать обо всем происшедшем, Дональд?

– Разумеется, – откликнулся я. – Обо всем я рассказывать не собираюсь, хочу кое-что придержать про себя, но в целом произошло следующее. Я приехал сюда оглядеться и попробовать отыскать вашу исчезнувшую любовь, но, естественно, к тому времени, как реально вступил в игру, с ним покончили, и я принялся шуровать вокруг, стараясь выяснить что-нибудь насчет убийства.

Впрочем, убийство меня занимает не слишком, поскольку я знаю, что вас интересуют пятьдесят тысяч. Скажите, Хейзл, вы очень любили Стэндли?