Прекрасно. Чрезвычайно признателен. Только чертовски легко у вас все получается, в слишком цветистой бумажке вы все преподносите. Фу ты, черт, Лэм, я злюсь, дергаюсь и расстраиваюсь. Сижу в своем офисе на телефоне, принимаю и передаю диспетчеру срочные сообщения, получаю доклады, пытаюсь держать под надзором широкий фронт работ, а вы торчите тут, где нечем больше заняться, кроме как шевелить мозгами. Неудивительно, что вы обскакиваете штатных сотрудников. Но меня это просто бесит.

– Вы на меня сердитесь? – спросил я, стараясь прикинуться абсолютно невинным.

– Совершенно верно, черт побери, на вас, – подтвердил он. – А наполовину на себя. Мне самому следовало подумать об этом. Вот так и случаются озарения. Я вас запер здесь, в этой чертовой комнате, где остановить глаз больше не на чем, кроме четырех стен да журнала металлоизделий. Вы, естественно, взялись за журнал. А потом ухватились за ниточку и продемонстрировали среднюю сообразительность, поймав кончик и пройдя за ним сорок ярдов до цели.

– Вот к чему ведут попытки сотрудничества, – констатировал я, стараясь вложить в свою речь максимум едкости. – Мне надо было всего лишь попридержать информацию при себе, швырнуть журнал в мусорную корзинку, а потом выйти и потянуть за ниточку.

– Тут допущены две ошибки, – указал Хобарт. – Фактически даже три. Во-первых, вам не выйти, во-вторых, не потянуть ни за какую ниточку, в-третьих, как только наткнетесь на что-нибудь жареное вроде этого и попытаетесь попридержать, сразу вылетите далеко за линию игрового поля.

Инспектор постоял, сердито уставившись на меня, а потом неожиданно запрокинул голову и рассмеялся.

– Ладно, Лэм, – продолжал он. – Я способен принять вашу точку зрения. А вы – мою, ибо не ведаете тысячи и одной вещи. Я должен попробовать все свести воедино, чтобы провести расследование. В любом случае спасибо за ниточку. Мы пройдемся по ней.

– Что с Эрнестиной? – спросил я.

– Мы ее потрошим, чтобы выяснить, не умалчивает ли она еще о чем-нибудь ей известном.

– Когда вы собираетесь нас выпустить?

– Когда завершим данный этап расследования, – сообщил он. – Мы не желаем, чтобы вы, дилетанты, вертелись под ногами и распутывали его вместо нас.

– Иными словами, – вставил я, – хотите дождаться чертовской удачи, а уж потом меня выпустите, но не раньше, чем из Лос-Анджелеса позвонит Фрэнк Селлерс и сообщит, что все в порядке и мой карантин закончен.

Он усмехнулся.

– В таком случае, – заявил я, – требую адвоката.

Он покачал головой:

– Я туговат на ухо, Лэм. А вы говорите мне прямо в тугое ухо.

– Повернитесь, – попросил я, – чтобы я мог повторить в другое.

Он лишь ухмыльнулся и посоветовал:

– Посидите пока и еще поразмыслите, Лэм. Не тревожьте меня, пока не придумаете чего-нибудь хорошенького. Но если придумаете что-нибудь хорошенькое и придержите про себя, я вас в порошок сотру.

Инспектор Хобарт прихватил с собой журнал о металлоизделиях и ушел.

Хобарт вернулся в четыре часа пополудни.

– Ладно, Лэм, мы вас отпускаем.

– А где Эрнестина?

– Я отправил ее домой час назад.

– Могли бы предоставить мне проводить ее до дому, – упрекнул я.

Он усмехнулся:

– Мог, да не предоставил. Поручил доставить ее домой полисмену в штатском, который ее нынче расспрашивал. Она взбудоражена до смерти. Говорит, телевизор – слюнявая белиберда по сравнению с настоящей жизнью... Как вам это нравится?

– Вполне, – сказал я. – Какие у вас планы на мой счет?

– А у вас на свой счет какие? – задал он встречный вопрос.

– В зависимости от того, что мне позволено делать.

– Я не хочу, чтобы вы лезли в расследование и копались в нем, как обезьяна в автомобильном двигателе. Будете лезть, мы вас заберем.

– Как насчет Ивлин Эллис? Нашли остатки прибора?

– Не говорите глупостей, – буркнул он. – Так здорово все получается только у вас, у талантливых дилетантов. Ивлин, к вашему сведению, утверждает, что раздавала наборы с новыми ножами всем аккредитованным клиентам, кто останавливался у стенда компании «Кристофер, Краудер и Дойл». А себе, говорит, ничего не взяла, ибо в тот момент не занималась домашним хозяйством, и хотела бы знать, как, по нашему мнению, молодая женщина ее комплекции может спрятать столовый прибор под купальником.

– Она могла его сунуть куда-то и унести под мышкой, – возразил я. – У нее ведь была сумочка, нет?

– Знаю, – сказал Хобарт. – Мы все это проверили. Не усердствуйте, Лэм. Вам нет надобности растолковывать нам, как ведется расследование убийства. Вы желаете знать, что мы обнаружили, вот я вам и докладываю, что обнаружили – ничего.

– А нельзя ли мне поговорить с Ивлин Эллис?

Лицо Хобарта окостенело.

– Слушайте, Лэм, – продиктовал он, – усвойте следующее и усвойте накрепко. Вы находитесь в Сан-Франциско. Можете пойти в отель. Можете пойти посмотреть шоу. Можете подцепить девчонку. Можете приятнейшим образом провести время. Можете выпить как следует. Но если появитесь возле студии «Приятная неожиданность», если попробуете позвонить Ивлин Эллис, если сунетесь близко к отелю, в котором произошло убийство, мигом очутитесь в холодной камере. И окажете мне большую услугу, посидев там, пока мы во всем разберемся.

– Вам когда-нибудь вообще приходило в голову, – поинтересовался я, – что я на работе? Что несу ответственность перед клиентом? Что кто-то нагрел меня на пятьдесят тысяч и...

– Все это мне в голову приходило, – устало подтвердил Хобарт. – Все это мне в голову приходило раз пятьдесят– шестьдесят и до сих пор там сидит. Я стараюсь разгрести кашу и не желаю, чтоб ваши проворные, как у повара-итальянца, лапы ее помешивали.

– Могу я вернуться в Лос-Анджелес?

– Можете, только я бы не советовал. Селлерс по-прежнему пребывает в не слишком благостном расположении духа.

– Существует еще Хейзл Клюн, или Хейзл Даунер, – напомнил я, – которая...

– Нам о ней все известно, – перебил Хобарт. – Мы ее держим под наблюдением. Она провела здесь ночь перед убийством. Она и сейчас здесь.

– Сейчас?

Он кивнул.

– Где?

Хобарт явно собрался отрицательно покачать головой, но глаза его вдруг сощурились. Я видел, как он прокручивает в мозгу идею.

– Почему это вас интересует? – спросил инспектор.

– Я работаю на нее. И не способен сознательно получать от клиентки суточные, просиживая задницу в комнате для допросов полицейского управления в Сан-Франциско.

– Что предпочитаете – ночевать в камере или в отеле? – пожелал выяснить Хобарт. – Дело в том, что я передумал выпускать вас на свободу.

– Это хохма?

– Вопрос.

– Ответ может вас удивить, – предупредил я. – Я предпочитаю ночевать в отеле.

– Думаю, это можно устроить, – уступил Хобарт, – но от вас требуется сотрудничество.

– В чем оно заключается?

– Мы предоставим вам номер в отеле. В этом номере есть телефон, только вы не должны им пользоваться для звонков на сторону. В отеле неплохой ресторан, так что можете сделать по телефону заказ и попросить прислать все, что душе угодно. Мы доставим туда газеты и журналы. Можете почитать. В этом номере есть телевизор. Можете посмотреть. Можете лечь спать. Но не пытайтесь оттуда выбраться, ибо нам станет об этом известно и все обернется к худшему – для вас.

– Вы хотите сказать, что я остаюсь в заключении?

– Не совсем. Вы останетесь под надзором полиции. Делайте, что хотите, но выходить без разрешения запрещено.

– И долго я там пробуду?

– Как минимум нынешнюю ночь. Утром мы вас, возможно, выпустим.

– Партнерша забеспокоится обо мне.

– Партнерша безумно о вас беспокоится, – подтвердил Хобарт. – Весь офис отчаянно вас разыскивает во всех местах, какие только могут взбрести в голову. Названивали даже сюда, в управление.

– И что вы им ответили?

– Что ни по каким основаниям не задерживали никакого Дональда Лэма. Не задерживали.