Я расспрашиваю и о работе, обо всем, что она делала целый день. Вынуждаю пересказывать мне все слухи, курсирующие в отеле, и... не столь терпеливая девушка давно уже съездила бы мне по уху. Но Берни – замечательная соседка. Абсолютно отзывчивая и, скажу честно, Дональд, по-моему, понимает меня, знает, что я страдаю от какого-то глубоко затаившегося в душе разочарования. Мне не дано жить той жизнью, какой хотелось бы, поэтому я и живу чужими жизнями.

– Кем вы работаете, Эрнестина? – спросил я.

– Бухгалтером, – отвечала она. – Я была вынуждена осваивать бухгалтерию! Разумеется, я получила и секретарскую подготовку, но люблю цифры, и цифры меня любят. Пишу твердым почерком, аккуратно складываю колонки чисел, умею наигрывать разные мелодии на счетной машине, высчитывая ряды цифр. Работаю на ней вслепую и никогда не сделала ни единой ошибки.

И еще одно на мой счет. Другие девушки, служащие секретаршами, наряжаются, словно куколки, в красивые с виду платья, ходят к боссу писать под диктовку, и тот обращает на них внимание. Не пристает, но обязательно обращает внимание на девушек в броских нарядах. А бухгалтер сидит себе, забившись в угол, и никто даже не замечает, что на ней надето. Это я. Это мой угол в жизни.

– Знаете что? – сказал я.

– Что?

– Из вас вышел бы превосходнейший детектив.

– Правда?

Я кивнул.

– Почему?

– Вы, во-первых, не слишком бросаетесь в глаза. Те самые черты характера, на которые вы сетуете и которые заставляют вас прятаться в офисе по углам, идеальны для детективной работы. Вы способны повсюду расхаживать незамеченной. Вы владеете дедуктивным методом и обладаете замечательной наблюдательностью. У вас великолепная память, вы отлично судите о человеческой личности, в том числе о своей собственной.

Возвратившись в Лос-Анджелес, я разведаю обстановку и посмотрю, не подвернется ли что-нибудь. Когда у нас в следующий раз возникнет дело, где понадобится участие женщины-оперативницы, поглядим, может, вы пожелаете выбраться из бухгалтерского угла и по-настоящему окунуться в пучину жизни.

– Означает ли это, что я должна буду здесь отказаться от места? – спросила она.

Я кивнул и уточнил:

– Для вас это очень большая жертва?

– Не очень.

– Сумеете подыскать другое, если ничего не выгорит?

– Я смогу получить любую работу в любой момент. А как вас зовут на самом деле?

Я дал ей визитную карточку. Она приняла ее так, словно та была платиновой.

– Сколько времени вы проработали на нынешнем месте? – спросил я.

– Семь лет.

– Вот видите, – подчеркнул я. – Вы относитесь к тому типу людей, которые делают свое дело спокойно и эффективно. По этой причине Бернис и нравится жить с вами в одной квартире. При вас все идет как надо. Могу поспорить, в пятидесяти процентах случаев Бернис выскакивает, оставляя одежду разбросанной по всей квартире, а по возвращении видит застланную постель, сложенные и развешанные платья... И по-моему, в офисе вы делаете то же самое. По-моему, прибираете за другими девушками. По-моему, прикрываете их промашки. На мой взгляд, вы действуете так тихо и так успешно, что никто фактически не замечает вашей деятельности. Они знают только одно – когда им требуется информация, необходимые данные ложатся на стол по первому требованию, аккуратно отпечатанные и безупречно точные.

Полагаю, когда вы уйдете и на ваше место попробуют взять кого-то другого, воцарится полнейший хаос. Люди примутся бегать и рвать на себе волосы, а босс будет твердить: «Черт возьми, что стряслось с Эрнестиной? Верните ее. Верните, чего бы вам это ни стоило!»

Эрнестина смотрела на меня, и в глазах ее разгорался энтузиазм.

– Дональд, – выдохнула она, – я и сама часто об этом думала, только выбрасывала из головы подобные мысли, считая себя слишком самонадеянной.

– Ничего общего с самонадеянностью! – заявил я. – Почему бы вам не поэкспериментировать?

– Дональд, я именно это и собираюсь сделать. Я скопила немного денег. Какое-то время сумею прожить и... завтра же подаю заявление.

– Эй, минутку, сестричка, – возразил я. – Потише немножко. Не надо бросаться в первую же волну, которая накатила на палубу, и...

– Нет, Дональд, я так и сделаю. Это все время вертелось у меня в подсознании. Я даже не сознавала, как сильно все время мечтала об этом, пока... Ох, Дональд!

Она обхватила меня за шею и с силой прижала к себе. Я чувствовал через платье, как ее бьет дрожь.

– Дональд, – бормотала она, – дорогой, милый!.. Я еще покажу, на что способна, прямо сегодня вечером! Когда Бернис вернется, выкачаю из нее всю до капельки информацию об убийстве, обо всех гостиничных сплетнях... Выдою досуха!

Я крепко стиснул ее и похлопал по бедрам.

– Умная девочка.

Она глубоко вздохнула, замерла в моих объятиях, закрыв глаза, с улыбкою на устах. Я застал ее в самый подходящий момент. Она долгие месяцы двигалась к этому критическому порогу, а теперь вдруг решилась перешагнуть его и очутилась на седьмом небе.

Эрнестина, не сумев унять радостную лихорадку, пообещала прогулять завтра службу, сославшись на головную боль, освободиться и помогать мне.

К одиннадцати я устроился на ночь в турецких банях. Смекнул, что полиция будет разыскивать меня по отелям, но едва ли потрудится заглядывать в турецкие бани.

И не поленился назвать свое настоящее имя и адрес.

Я неторопливо позавтракал фруктовым соком, яичницей с ветчиной, выпил кофе с горячими булочками. Мне хотелось пуститься в путь, наевшись как следует, – неизвестно, когда еще выпадет шанс перекусить.

Фотомагазин «Приятная неожиданность» открывался в девять. Я вошел в дверь в одну минуту десятого.

Увидел линзы очков в роговой оправе, сверкающие ряды зубов – японец, продавший мне фотокамеру, рассыпался в любезных приветствиях.

– Извините, пожалуйста, – тарахтел он. – Я Такахаси Кисарацу. Большие неприятности. Кто-то выбросил фотобумагу на пол. Она могла оказаться из купленной вами коробки. Извините, пожалуйста. Очень сожалею.

Он кланялся и улыбался, улыбался и кланялся.

– К этому мы перейдем через минуту, – посулил я. – Где ваш партнер?

Такахаси Кисарацу кивнул на уроженца Востока с деревянной физиономией, который раскладывал фотоаппараты в витрине.

– Позовите его сюда, – попросил я.

Кисарацу отрывисто что-то пролопотал, и другой мужчина приблизился.

Я открыл бумажник, предъявил два небольших снимка Ивлин Эллис и спросил:

– Вы знаете эту девушку?

Партнер долго-долго исследовал фотографии. Я быстро поднял глаза. Такахаси Кисарацу взирал на него чрезвычайно пристально, а затем сообщил:

– Это я снимал.

– Ну конечно же, – подтвердил я, – это вы снимали. Здесь стоит ваше имя, а на обороте штамп с названием фотостудии. Вы знаете эту девушку.

– Разумеется, – признал он. – Рекламные фотографии. У меня там, позади, студия, изготовление портретов. Не желаете ли посмотреть?

– Вы знаете эту девушку, – напирал я.

– Да, безусловно, – кивал Кисарацу. – Я ее знаю.

– Вам известно, где она проживает?

– У меня в архиве хранится адрес. Объясните, пожалуйста, почему вы расспрашиваете об этом снимке?

Я обратился к партнеру:

– Когда я покупал здесь фотокамеру, тут присутствовала молодая женщина. Это она изображена на фотографии?

Тот примерно секунду держал голову абсолютно неподвижно. Скользнул взглядом по Такахаси Кисарацу, после чего покачал головой:

– Нет. На снимке не та женщина.

– А вам знакома та покупательница? Вы когда-нибудь раньше ее видели?

– Извините, пожалуйста. Я не знаю. Она смотрела камеры, она задавала вопросы, но она ничего не купила.

– Сколько еще она пробыла здесь после моего ухода?

– Вы ушли, и она ушла.

– Прямо сразу?

– Почти сразу.

Я посмотрел в глаза Кисарацу и сказал:

– Теперь слушайте. Я не знаю всех хитросплетений этого дела, но не покончу с ним, пока не узнаю. Если вы намереваетесь...