– Фу, – фыркнул я. – Запросто объявили бы, будто деньги его и что...

– Нет, Дональд. Каждый раз, выдавая мне те банкноты, он маникюрными ножницами отрезал от уголка крошечный кусочек... и в конце концов набежало пятьдесят тысяч... а потом он от меня удрал... и, по-моему, весь куш достался его последнему увлечению.

– Но ведь он передавал деньги вам в собственность, так что...

Раздался громкий стук в дверь.

– Лучше взгляните, кто там, – велел я.

Хейзл раздосадованно махнула рукой:

– Разносчик какой-нибудь, или кто-то зашел навестить подругу. Минутку.

Она вскочила, одернула юбку, пошла к двери, с присущей ей грацией переступая длинными ногами, открыла и чуть не рухнула, сбитая с ног, когда в квартиру ворвался, с грохотом захлопывая за собой дверь, Фрэнк Селлерс.

– Привет, малыш, – бросил мне сержант.

– Вот это мне нравится! – сердито воскликнула Хейзл Даунер. – Да как вы смеете вваливаться сюда таким образом! Вы...

– А теперь оба немедленно прекратите валять дурака, – приказал Селлерс.

– Я не желаю, чтобы вы разговаривали со мной подобным тоном, – заявила Хейзл Даунер. – Вы...

– Послушайте, Хейзл, – перебил я, – вы знаете какого-нибудь хорошего адвоката?

– Да, а что? – переспросила она.

– Позвоните ему и попросите поскорее приехать, – посоветовал я.

– Никому из вас это не принесет ничего хорошего, – пригрозил Селлерс. – Я предупреждал тебя на сей счет, Дональд. Я тебя под орех разделаю и не собираюсь прибегать к анестезии при проведении операции.

– Свяжитесь с адвокатом по телефону, – твердил я Хейзл Даунер, – и пошевеливайтесь.

Селлерс уселся в кресло, положил ногу на ногу, вытащил из кармана сигару, откусил кончик, выплюнул его в пепельницу и чиркнул спичкой.

Хейзл двинулась к телефону. Селлерс сгреб ее в объятия.

– Она звонит адвокату, – пояснил я. – Любой гражданин имеет на это право. Попробуйте остановить ее и увидите, что получится.

– Уберите руки, – сказала Хейзл. Селлерс поколебался и разжал руки.

– Ладно, давай звони своему адвокату. А потом я вам обоим кое-что покажу.

Селлерс зажег сигару. Хейзл тихо поговорила по телефону и положила трубку. Сержант вытащил изо рта сигару, оглядывая возвращавшуюся к дивану Хейзл Даунер.

– Ну, ясноглазая, – объявил он, – теперь ты действительно вляпалась.

– Вы выдвигаете против меня какое-то обвинение? – поинтересовалась она.

– Пока, – кивнул Селлерс, – в сокрытии краденого и преступном сговоре. На мой взгляд, можно сделать еще один шаг и предъявить обвинение в отказе от судебного преследования ради вознаграждения, в попытке вымогательства и еще кое в чем.

Он повернулся ко мне. Глазки его горели от едва сдерживаемого гнева.

– А ты – двуличный ублюдок!

– Что вы имеете в виду под «двуличным»?

– Я предупреждал, чтобы ты оставил это дело в покое.

– Предупреждали, – подтвердил я. – Но вы не законодательное собрание. Вы не издаете законов. Я вам дорогу не перебегал. Не обещал отойти в сторону. Я веду законный бизнес.

– Это по-твоему!

– Это по-моему, – провозгласил я.

– Ладно, – сказал Селлерс. – Если вы, ребята, покончили с болтовней по телефону, я сам позвоню, просто чтобы в управлении знали о моем местонахождении.

Он пошел к телефону, набрал номер полицейского управления и доложил:

– Сержант Селлерс. Я нахожусь по телефону... – Он отстранился, чтобы разглядеть номер. – Хайтауэр 7-74103. В частной квартире, но кто ее арендует, пока не знаю. Со мной Хейзл Даунер и Дональд Лэм. По-моему, намереваются распатронить остатки по делу о бронемашине. Если я вам понадоблюсь, ищите здесь.

Сержант грохнул трубкой, подошел к диванчику под окном, где сидел я, и склонился, угрожающе глядя сверху вниз.

– Все это мне очень не нравится из-за Берты, – сообщил он. – Берта славная – жадная, но честная, и с полицией играет по-честному. А ты просто двуличный мелкий жулик. И всегда таким был. Играешь на обе стороны против центра. Покуда выходил чистеньким, благоухая, как роза. На сей раз все будет иначе.

Я взглянул мимо него на Хейзл:

– Дозвонились?

– Да.

– Едет?

– Да.

– Он хороший?

– Самый лучший.

– Ему долго сюда добираться?

– Будет прямо сейчас.

– Через сколько?

– Через десять минут. Он тут поблизости, по соседству.

– Сделайте для меня вот что, – попросил я. – Не произносите ни единого слова, пока не прибудет ваш адвокат. Не отвечайте ни на какие вопросы. Не говорите даже «да» или «нет».

– Это ей не поможет, Лэм, – вмешался Селлерс. – Ты не знаешь того, что известно мне.

– Ну и что ж вам известно? – полюбопытствовал я.

Он вытащил из кармана записную книжку и провозгласил:

– Хейзл Клюн, или Хейзл Даунер. Состояла в открытом и аморальном сожительстве со Стэндли Даунером. Стэндли имеет судимость...

– Судимость?! – вскричала Хейзл.

– Не разыгрывайте такое удивление, – отрезал Селлерс. – Мошенничество на доверии и пособничество. Отбывал срок в двух федеральных тюрьмах. В настоящее время выпущен на поруки, и мы можем забрать его в любой момент, когда пожелаем.

Я пока не могу доказать, что Стэндли – сообщник Герберта Баксли, но они одновременно сидели в Левенворте, так что отлично знакомы друг с другом. Стало быть, Стэндли с Гербертом Баксли спелись и разработали план, каким образом вынуть из броневика сотню кусков. Заполучив деньги, разделили их на две части и...

Зазвонил телефон.

Сержант на секунду насупился, потом сказал:

– Я отвечу, избавлю вас от хлопот. Это, может быть, мне.

Он подошел к телефону, снял трубку, осторожно буркнул:

– Алло, – несколько успокоился и продолжал: – Угу, говорите... давайте.

Чей-то голос почти минуту издавал в трубке звуки. Селлерс сперва недоверчиво хмурился, затем дотянулся правой рукой до сигары и вытащил ее изо рта, словно это помогало ему лучше слышать. Затем переспросил:

– Вы уверены? Повторите-ка еще раз.

Пристроил сигару на телефонном аппарате, выудил из кармана записную книжку и стал делать заметки.

– Еще разок, – попросил он. – Мне нужны имена.

Наконец он изрек:

– О’кей. У меня тут Лэм и Даунер. Я их привезу. Обождите, пока я приеду. Не информируйте прессу. Я хочу сам этим заняться.

Селлерс положил трубку, потом вдруг быстрым движением руки выхватил пистолет, наставил его на меня и скомандовал:

– Встать!

В глазах его было нечто, чего я до сих пор никогда не видел.

Я поднялся.

– Кругом!

Я повернулся кругом.

– К стене!

Я пошел к стене.

– Стоять лицом к стене, в трех футах! Ноги раздвинь, нагнись, ладонями упрись в стену!

Я выполнял распоряжения.

– Станьте к стене вон туда, – бросил сержант Хейзл Даунер.

– Не собираюсь делать ничего подобного, – отказалась она.

– Ладно! – рявкнул Селлерс. – Вы женщина. Я не могу применять к вам насилие, но предупреждаю, дело серьезное. Если кто-то из вас сделает неверное движение, распрощается с жизнью.

Он двинулся к дивану.

Я старался разглядеть, что происходит, но, подняв руки, видел только какую-то мельтешню. Заметил, как вздернулась юбка, обнажилась нога, взбрыкнул высокий каблук, услышал металлический щелчок, женский крик, а потом голос Хейзл Даунер:

– Ах вы... скотина! Вы посмели надеть на меня наручники!

– Совершенная истина, черт побери, я посмел надеть на вас наручники, – подтвердил Селлерс. – Попробуйте только еще раз пнуть каблуком, и я оглоушу вас по башке дубинкой. Может, я и не могу вас обыскивать, но уверен, будь я проклят, что обломаю вам зубы.

Он подошел ко мне, сунул ногу между моими расставленными ногами. Руки его пробежали по мне, ловко и быстро обыскивая.

– Руки держи на стене, Лэм, – предупредил сержант. – Не дергайся, иначе больно будет.

Ладони шарили, ощупывая каждый дюйм моей одежды.

– Ладно, – признал он, – чистый. Теперь встань туда и вытащи все из карманов. Выкладывай вон на тот стол.