Г е р ц о г и н я (подходя). Ах, что за милые уродцы! В них зачарована тайна нашего умопомрачительного будущего. Это наши талисманы, амулеты наших победоносных искусственных духовных конструкций.

М а г и с т р (слегка дрожащим голосом). Я сам их впервые вижу. Новое государство: самое дикое варварство в сочетании с высочайшей культурой — вот непреложная аксиома грядущей реальности. Нет культуры без дикости — по контрасту.

Я н у л ь к а (падает на колени, ломая руки). Как я боюсь, как я боюсь!

У р о д ы  на своих подставках выползают из ящиков; движутся как переставляемые флаконы.

М а г и с т р. Если и рядом со мной ты будешь бояться, моя малютка, я обижусь по-настоящему. А ведь нам без тебя не бывать. Ты одна, словно некий дьявольский клейстер, соединяешь нас всех в новое существо искусственной реконструкции жизни на высотах непознанной метафизической мощи.

Ф.  П л а з е в и ц. Похоже, это ничего не значит, но сказано крепко.

Я н у л ь к а (стоя на коленях). Как я боюсь, как я боюсь!

У р о д  I (без правой руки; скрипучим голосом). Прошу поставить нас поближе к печке. Нам холодно.

М а г и с т р (обращаясь ко всем). Шевелитесь, лодыри! Помогите уродам. Живее!

Физдейко, де ля Трефуй, Герцогиня и Глиссандер помогают Уродам придвинуться ближе к печке. Дер Ципфель подходит к оконцу и вставляет его обратно в проем. Печка пышет багровым жаром сквозь неприкрытую дверцу — с такой силой, что затмевает электрическую лампу. Светятся все щели. Когда Уроды перемещаются за кроватью, Эльза начинает тихо постанывать: «Аа, ааа», затем все громче и наконец издает дикий вопль, внезапно оборвавшийся.

Э л ь з а. А! А! А! А! Ааа! Аааа!!!! А!!!!!!!!

Ф.  П л а з е в и ц (подойдя к ней). Ну — по крайней мере один труп есть. Моя дочь скончалась от страха.

Ф и з д е й к о. Сейчас их станет больше. У меня сердце замирает от ужаса, хотя я знаю, что все это — какой-то розыгрыш.

Печь еще сильнее пышет жаром из всех щелей.

Я н у л ь к а (дико кричит, вскакивая с коленей). Смилуйтесь надо мной!!!

Магистр подбегает и затыкает ей рот железной рукавицей, другой рукой поддерживает за талию.

М а г и с т р (твердо). Тайна вошла к нам. И словно древние люди, мы вновь объяты вечной и непостижимой глубиной всебытия.

Ф.  П л а з е в и ц. Вот как — всеобщая относительность? Варварство как усиливающий фон плюс искусственные чудовища? Деформация жизни! Теперь все ясно. Такой ценой вы себе подчиняете жизнь? Это как с искусством: за счет деформации и диссонансов — новые формы?

М а г и с т р. Нет. Об этом мечтали короли Гиркании. Нет, категорически нет; варварство необходимо не как фон, а как материал. На почве дикости произрастет чудесный цветок обновленной Тайны, возможность новой религии, но не искусственной — а настоящей, как тайна моего бытия. Однако для этого мы должны трансформироваться.

Ф.  П л а з е в и ц. А ежели вам дикости не хватит?

М а г и с т р. Искусственную дикость породит социализм, доведенный до крайности. Это уже случилось у нас, а рано или поздно произойдет повсеместно.

Ф.  П л а з е в и ц. Без семитов вам не обойтись. Они, то есть, собственно — мы — необходимое обрамление всякой картины будущего.

М а г и с т р. Семитов у меня хватает. Я сам их пихаю повсюду. Мы вопьемся в них, как клещи, и вытянем из них все соки.

Молчание.

У р о д  I I. Нам тут хорошо. Тепло.

Ф.  П л а з е в и ц (Уродам). Вы что, на самом деле — знамения потусторонних сил?

У р о д  I. Мы не какие-нибудь там символические фигуры. Мы реально существуем, живем, нам тепло, мы хотим есть.

М а г и с т р. Они так же реальны, как Тайна Бытия, которой не может попрать ничто — ни система логики, ни общество, ни...

Я н у л ь к а (вырываясь от него). Ни ты сам, Великий Магистр. Я люблю своих уродцев, бедных моих, милых монстриков. Я вас уже совсем не боюсь. Сейчас вас покормят.

Бежит к ним и гладит по перьям. Из глоток Уродов вырывается птичий клекот.

Ф и з д е й к о. Выходит, ради завоевания власти я должен пожертвовать и ее любовью ко мне, и ее душевным здоровьем, — я, согбенный старец на исходе дней своих.

М а г и с т р  и  Д е р  Ц и п ф е л ь (указывая на экран, где постепенно проступает огромное изображение головы Физдейко в фантастической короне, проецируемое волшебным фонарем). Смотри туда!!!

Ф и з д е й к о. Волшебный фонарь! И без этого не обошлось. Решительно, я впадаю в детство. И боюсь, боюсь, хоть и знаю, что где-то тут спрятан проектор. (Встает с коленей.) Но я тоже наконец должен поужинать. Идемте, господа.

М а г и с т р. Я останусь тут, вместе с Янулькой, чтоб впрыснуть ей в психический скелет отраву страшных тайн. Известной доли зла, обычного подлого зла, не избежать даже при нашем размахе.

Идет налево — к Янульке и Уродам. За ним Дер Ципфель. Физдейко тяжкой поступью направляется к двери. Следом Герцог и Герцогиня де ля Трефуй, Ф. Плазевиц и Глиссандер. Лампа гаснет.

Ф и з д е й к о (на ходу). Короткое замыкание. Еще и это! О, как же мне сегодня будет страшно при свечах!

Выходят. Дер Ципфель стоит на фоне горящей печи, которая чуть притухает.

М а г и с т р (громовым голосом). А теперь — долой противоестественные тайны! Янулька, в моих психофизических когтях ты станешь медиумом глубочайшей жажды конденсированного самопереживания. Нет, я просто лопну от блаженства! Ты сама этого не выдержишь: в тебя ворвется психический ток, мощный, как стадо слонов.

Я н у л ь к а. Да-да, я только принесу еды своим уродам.

Выбегает.

М а г и с т р (подняв забрало, бросается на колени перед кроватью, на которой распростерт труп Эльзы; плаксиво). Зачем тут этот труп? Я простой, добрый человек! Чего вы все от меня хотите? Разве это я убил ее? Мне ничего не надо! Только бы немного, хоть немножечко отдохнуть!

Истерически рыдает. Птичий клекот Уродов. Дер Ципфель делает жест рукой сверху вниз.

Занавес

Конец первого действия

Начинается мрачный осенний вечер. Чаща девственного елового леса. Сквозь темную зелень кое-где проглядывает покрасневшая рябина. Громадные деревья. Чудовищные мхи и грибы: белые, желтые, красные. Слева, вблизи рампы, параллельно ей стоит фантастический шалаш. Широкая дверь открыта. Внутри горит огонь. Время от времени сквозь крышу валит дым. В дверях на высоком пороге сидит Распорядитель сеансов, Д е р  Ц и п ф е л ь. Справа на срубленном стволе сидит  Ф и з д е й к о, одетый Лесным Старцем. Белая, с бледной прозеленью, одежда. Подле него  Я н у л ь к а, одетая Лесной Феей, перебирает в решете чернику. Справа два  У р о д а  на своих подставках[70].

Ф и з д е й к о. Стало быть, на время мне удалось отсрочить катастрофу. Трудно впавшему в детство — скажу откровенно — почти выжившему из ума старцу перейти вдруг такие границы, разглядеть такие перспективы.

Я н у л ь к а. А я думаю, они сами запланировали наше бегство накануне коронации — как один из пунктов программы. Это предположение Дер Ципфеля.

Ф и з д е й к о. Не знаю. У меня в голове помутилось. Я не пью уже неделю. Хочу только покоя. А у меня предчувствие, что кто-то нас тут сегодня навестит: человек или целая банда, зверь какой или дух — все едино — но кто-то придет, и от этого зависит все дальнейшее.

Д е р  Ц и п ф е л ь. К дьяволу, старина князь, всю эту сознательную композицию жизни! Не так ли? Лучше жить себе да поживать в маленьком заброшенном домишке.