Та же комната, что во втором действии. Вечер. Горит люстра. Прошло десять лет. Мебельный гарнитур справа. Диван, покрытый чем-то зеленым, слева. Справа, у двери, сложенный карточный столик. Т а д з е, двадцатилетний молодой человек, задумавшись, сидит в кресле слева. Он в серой пиджачной паре. Вдруг начинает нервно стучать правой ногой по полу.

Т а д з е. Когда же наконец кончится этот кошмар! Совсем как пожизненное заключение. Отец требует от меня черт-те чего, а сам — неудачник. Хороший пример. (Встает.) Буду слушаться до поры до времени. Но когда однажды все это лопнет, никому не завидую. Корбовский — вот это был человек. Жаль, что не он был моим отцом! (Прохаживается.) Совершенно забыть даже о существовании женщин! Математика и математика. Что-то дьявольское.

Стук в правую дверь. Входит  Я н.

Я н. Та дама, что была здесь десять лет назад, хочет с вами поговорить.

Т а д з е. Что? (Вспоминает.) Ах! давай ее. Быстрей. Я тогда поступил некрасиво.

Идет к двери. Входит  В о д я н а я  К у р о ч к а, одетая как во втором действии, только в оранжевом свитере, черном плаще и черной шляпе вроде наполеоновской, «en bataille»[40]. Она ничуть не постарела. Зато стала очень соблазнительна. У нее как будто более раскосые глаза и более красивые губы. Все лицо освещено чувственностью, которой и следа не было в первом и втором действии. Волосы коротко острижены и уложены.

К у р о ч к а. Вы господин Тадеуш Валпор?

Т а д е у ш (смущенно). Да, госпожа. Раньше я носил ту же фамилию, что и вы.

К у р о ч к а. Знаю. Это чистая случайность. Из-за этого меня подозревали в том, что я ваша мать. Даже вы сами непременно хотели, чтоб я была ею, и обиделись на меня, когда я отказала. Ха-ха! Что за смешная сплетня! Не правда ли?

Ян выходит улыбаясь.

Т а д е у ш (еще более смутившись). Я был тогда еще мал. Но прошу вас, может быть, вы присядете.

Курочка садится в левое кресло, где он сам сидел; Тадеуш возле нее, левым боком к залу.

Вы даже помолодели, насколько я помню вас по тем временам...

К у р о ч к а (сильно смущена). Да... это индийская йога и американский массаж. Как смешно, ха-ха!

Маскирует смущение смехом. Смеется «во весь рот», широко. Тадеуш пребывает в угрюмой растерянности. Видно, что Курочка произвела на него колоссальное эротическое впечатление.

Т а д е у ш (мрачно). Над чем вы, собственно, смеетесь?

К у р о ч к а (овладев собой). Да, собственно, мой смех совершенно неуместен. (С ироническим акцентом на последнем слове.) А что вы поделываете?

Т а д е у ш. Я? Ничего. Учусь. Математика. Меня мучают математикой, хотя у меня к ней нет никаких способностей.

К у р о ч к а. Это наследственное в вашей семье. Ваш дедушка непременно хотел сделать из вашего отца художника. Но, насколько я знаю, это так и не удалось.

Т а д е у ш. Пока нет. Хотя из-за этого все время происходят недоразумения. (Возвращаясь к теме.) Знаете, возможно, то, что я скажу, будет смешно, но мне так не хватает времени, что я иногда забываю о существовании женщин. Вчера, по дороге на занятия, я увидел какую-то хорошо одетую даму и, даю вам слово, какое-то время не мог понять, что это за существо. Потом до меня дошло, что женщины все-таки существуют, и я был безумно доволен.

Сконфуженно прерывается. Водяная Курочка грустнеет.

То, что я говорю, глупо. Может, вам это кажется ребячеством, но...

К у р о ч к а (снимает шляпу и кладет ее на стол; плащ сбрасывает на ручку кресла; ее лицо проясняется). Ну и что дальше?

Т а д е у ш. Ничего. Вы говорили, у нас есть что-то наследственное. Но знаете ли вы, что я приемный сын своего отца?

К у р о ч к а (смешавшись). Да, знаю.

Т а д е у ш. Хотя иногда я готов поклясться, что вы сами первая назвали его моим отцом. Наверняка так оно и было — я был тогда очень болен.

К у р о ч к а (вдруг слегка пододвигается к нему и спрашивает с бесстыдством). Я вам нравлюсь?

Т а д е у ш (на миг, как говорится, застывает как «громом пораженный»; вдруг, обмякнув, говорит сдавленным голосом). Вы мне страшно нравитесь. Я вас люблю.

Бросается к ней. Она со смехом отталкивает его.

К у р о ч к а. Сразу «люблю»? А та дама на улице? Тогда, когда вы вспомнили, что на свете есть женщины.

Т а д е у ш. Это ничего. Я вас одну люблю. Дайте мне губы...

Жадно целует ее в губы. Курочка не противится.

К у р о ч к а (отталкивая его). Довольно... Кто-то идет.

Т а д е у ш (неистово). Скажите, что вы меня любите. Я впервые вас поцеловал. Это страшно. Скажите.

К у р о ч к а (страстно целует его). Я люблю тебя — ты, невинный птенчик. Ты будешь моим...

Входят  О т е ц  и  Э д г а р. В изумлении останавливаются на пороге. Тадеуш отскакивает от Курочки. Отец чисто выбрит, но очень постарел. Эдгар сильно сдал, выглядит лет на пятьдесят с лишним; оба одеты одинаково, так же, как Тадеуш.

О т е ц. Это что-то новое!

Узнает Курочку; Эдгар, застыв, стоит у дверей; сконфуженный Тадеуш слева.

Добрый вечер, Эльжбета.

Курочка встает.

Давненько я тебя не видел! А какая красотка, какая кокетка из тебя вышла. (Тадеушу.) Ты что, оболтус, уже с ней флиртуешь? А?

Т а д е у ш. Я люблю ее и должен на ней жениться. Я снова пробудился от сна. Теперь я знаю, что значит все то, чего вы от меня хотели. Ничего не выйдет. Я таким человеком не буду. Все эти новые системы не для меня.

К у р о ч к а (взяв его под руку). Он мой. Он задыхается тут среди вас. Он прекрасен. Его душа прекрасна. С моей помощью он станет великим.

Э д г а р (подходит, зло). Сразу нашлась и прекрасная душа, и величие, и все потому, что он тебе приглянулся. Ты не знаешь его. А великим ты его, может, и сделаешь, как хотела сделать меня. Все это ничтожно — отвратительно и ничтожно.

О т е ц. С ума вы посходили с этим своим величием. В мое время можно было стать по крайней мере великим артистом. Теперь даже это невозможно...

К у р о ч к а (не обращая на него внимания). Вы хотите сломать ему жизнь, как я сломала твою. (Непристойным жестом указывает на себя и на Эдгара.)

О т е ц. Ты сломала и жизнь моего кота, закормив его лимонами. Но кот сдох, а тут жить надо, иначе лучше уж просто пулю в лоб.

Э д г а р. То-то и оно. Я не позволю, чтобы Тадеуш погиб из-за всяких самоубийственных экспериментов и искусственных преступлений. Он будет ученым. Единственная профессия на свете, которая еще не пошла к чертям собачьим или к каким-нибудь тварям похлеще.

Т а д е у ш. Не хочу я быть никаким ученым. Я люблю Эльжбету.

Э д г а р. Думаешь, тебе этого хватит? Ты не женщина, чтобы это могло заполнить твою жизнь. Гляньте-ка на него, нашел новую профессию: любить! Третьеразрядный донжуан, да что я говорю: самый заурядный жуанишка!

К у р о ч к а. У него есть настоящее интуитивное понимание того, кто он такой. Вы ему всё исковеркаете. Не дайте преступнику стать преступником, и он станет кое-кем похуже — несостоявшимся человеком. Это ты, отец, всех заражаешь своими программами.

Э д г а р. С каких это пор вы не признаете лжи? Издавна или это новая ложь, специально изобретенная для новой ситуации?

К у р о ч к а. Нет правды ни в словах, ни в придуманных делах и профессиях. Правда в том, что происходит само по себе.

Э д г а р. Смотрите, какой житейский дадаизм. Да будьте вы хоть обезьянами, живите на деревьях! Но я тебе напомню об одном эпизоде. (Отцу.) Займите их беседой. Я сейчас. (Выходит, почти бегом, налево.)