— Нет, Иван Федорович, — возразил Ладильщиков, — без некоторого устрашения и личной страховки работать со зверями опасно. Они должны чувствовать не только то, что вы их кормилец, но и то, что вы сильнее их. И охрану вам надо усилить: другого пса приобрести. Вам надо хорошенько изучить методику дрессировки, а с главком я сам свяжусь. Думаю, что разрешат.

В тот же день Ладильщиков написал большое письмо в главное управление цирков и вскоре получил телеграфный ответ.

— Ну, Иван Федорович, радуйтесь, — сказал Ладильщиков, протягивая ему телеграмму.

Не веря своим глазам, Дубняк прочел: «Подготовку дрессировщика Дубняка разрешаем вашу личную ответственность тчк средства выделяем тчк».

— Надо завтра же приступать к работе, — сказал Ладильщиков.

— Спасибо, Николай Павлович, Я готов, Я постараюсь, — взволнованна проговорил Дубняк.

Он никак не ожидал, что все так просто и быстро разрешится. «Ведь война еще не кончена, и до меня ли сейчас начальству, — думал он, — значит, дело идет к победе…»

Вместе с Дубняком Ладильщиков написал сценарий будущего аттракциона, в который включили новые номера и ранее подготовленные трюки. В зверинце взяли двух медвежат-пестунов и начали работу. — Прежде всего, — сказал Ладильщиков, — вам, Иван Федорович, нельзя работать только с носовым платком, как это вы делали до сих пор. Рискованно. Звери не домашние животные, и в любой момент с ними возможны опасные столкновения. В клетке надо быть во всеоружии.

В правую руку Дубняк взял бич, а на пол в клетке положили железный трезубец и несколько палок. Около клетки поставили пожарника с брандспойтом в руках. Но с платочком Дубняк все-таки не расстался: он держал его в левой руке. Ведь Потап и львицы-сестрицы уже привыкли к платочку.

С Потапом и львицами дело пошло довольно успешно: они уже были приучены к повиновению и знали кое-какие трюки. Львицы прыгали через барьер и в обруч, ходили по брусу, ложились в «постель» и катались на большом шаре. Потапа нарядили «матрешкой», в платочек и цветной сарафан, и он, огромный, неуклюжий, смешно танцевал с хозяином вальс и кадриль. Начали готовить с ним и борьбу, но Потап не понимал никаких приемов и, грубо наседая на хозяина, прижимал его к земле.

— Николай Павлович, давайте я покажу с Потапом новый интересный номер, — предложил Дубняк.

— Какой?

— Вот посмотрите.

Дубняк обмазал голову медом и подошел к медведю» Потап встал на дыбы и, обняв хозяина лапищами, стал облизывать его голову, забирая ее постепенно в свою большую пасть.

— Ну, как? — спросил Дубняк, вытирая платочком ослюненную голову и широко улыбаясь. Мокрые волосы у него слиплись, блестели.

— Плохо, Иван Федорович, очень плохо, — сказал Ладильщиков.

— Почему? — удивился Дубняк, Он был уверен, что этот необыкновенный трюк понравится Ладильщикову.

— Не эстетично, товарищ будущий артист, некрасиво, даже отталкивающе. Да и нет никакой гарантии, что медведь не жамкнет вам голову…

— Потап меня не тронет, — уверял Дубняк.

— Не ручайтесь за зверя, Иван Федорович.

— Мне хочется, Николай Павлович, показать зрителям что-нибудь новое, свое…

— Я понимаю ваше желание, — сказал Ладильщиков, — вот медвежата-акробаты и будут у вас новым интересным номером. Да и Потап" — колоритная фигура, и львицы-сестрицы хороши.

Два пестуна, Катька и Степка, должны были подняться по наклонной лестнице на высокую тумбу и там, на площадке, сделать стойки: сначала на задних ногах, потом — на передних. Но медвежата робели — наверно, боялись высоты. С приманкой, за кусочек сахару, и с легкой «тушировкой» палочкой медвежата взбирались по лестнице наверх, но как только оказывались на площадке, испуганно посматривали вниз, приседали и торопливо спускались обратно, судорожно цепляясь за перекладины лестницы. Пришлось приучать их к стойке сначала на земле, потом на низенькой тумбе, а затем тумбы ставили все выше и выше. Но на самой высокой тумбе медвежата все-таки боялись делать акробатические упражнения и держались скованно, робко.

— Я попробую пустить своего Сеньку, — сказал Николай Павлович, — он у меня привык.

Сенька быстро поднялся на высокую тумбу и смело сделал на ней стойку.

— Молодец! — крикнул Дубняк и угостил Сеньку сахаром.

Вслед за Сенькой на высокую тумбу поднялись Катька и Степка и по команде «оф!» поднялись на лапах.

— Браво! — крикнул Ладильщиков, — браво! Между двух пестунов, посредине площадки, стоял в пестром клоунском костюме Сенька, похожий на смешного толстенького человечка.

— Это будет очень интересный трюк, — проговорил Николай Павлович.

Радовался и Дубняк, но в то же время с огорчением думал: «Нет у меня в группе такого способного, как Сенька…»

Потом по примеру Сеньки пестуны, Катька и Степка, сходили по лестнице вниз на передних лапах, как настоящие акробаты.

После того как медвежата освоились. с этим акробатическим номером, их стали приучать к работе на трапеции. Трапеция была в виде круга, подвешенного на тросе. Медвежат заставляли хвататься за трапецию зубами и передними лапами, но они не хотели этого делать. Тогда обмазали трапецию медом. Медвежата облизывали мед, а как только трапецию начинали поднимать, они тянулись за ней, вставали на дыбки, но не хватались ни зубами, ни лапами.

— Погодите, Николай Павлович, — сказал Дубняк, — я сам с ними…

Он ухватился за трапецию. Медвежата, видя своего хозяина рядом, посмелели и тоже уцепились за нее. Катька ухватилась лапами и зубами, а Степка только лапами, и, когда трапецию подняли метра на полтора от земли, он сорвался, упал и… замер. Николай Павлович подошел к нему и, ткнув слегка в бок, проговорит

— Ну, ты, малыш, вставай. Медвежонок не шелохнулся.

— Уж не умер ли он? — спросил подбежавший Дубняк.

Осмотрели медвежонка, ощупали. Повреждений у него не было никаких, но он был мертв.

— Шок от страха, — проговорил Ладильщиков.

— Жалко Степку, — промолвил Дубняк. — Как же я теперь без него…

— Мы с вами сделали ошибку, — сказал Ладильщиков, — нельзя было поднимать их без страховки.

Вместо погибшего Степки стал работать Сенька. На медвежат надели ошейники и цепочкой прихватили к трапеции.

— Теперь безопасно, не убьются, — сказал Ладильщиков.

За сласти медвежата «пилили» дрова и делали кульбиты, то есть кувыркались через голову вперед и назад. Первым во всех этих трюках был Сенька, озорной, веселый, энергичный.

Отработав все трюки, стали проводить их по сценарию в определенной последовательности, и звери быстро усвоили этот порядок: как только заканчивался один трюк, звери сами шли на очередной номер. Лишь озорной Сенька нарушал иногда этот порядок: вскакивал со своего деревянного конька и лез играть то к львицам, то к Катьке, то к Потапу. Львицы ощеривались и угрожающе рычали. Катька дралась с ним, а здоровенный Потап принимал его радушно: обхватывал лапами и облизывал,

— Сенька, на место!

Медвежонок торопливо бежал к своему коню, опасливо посматривая на хозяина, в руках которого был кнут. Сев верхом на коня и ухватившись передними лапами за его крутую шею, Сенька покачивался на нем вперед-назад и так смиренно посматривал на хозяина, словно хотел сказать: «Чего вы на меня кричите… Видите, я опять на своем месте».

Репетиции шли почти целый день. С утра в цирке Ладильщиков дрессировал своих зверей, и на этих репетициях неизменно присутствовал Дубняк, а вечером в зверинце проводил дрессировку Дубняк в присутствии Ладильщикова. Дубняк радовался и в то же время волновался. «Дела идут успешно, но примет ли художественный совет мой аттракцион? И утвердит ли главк? И как будет дальше с Сенькой? Наверно, Николай Павлович возьмет его обратно, а без Сеньки у меня не то будет…»