Село Семёновка было широко разбросано по склону пологой высоты и по низине около речушки, перегороженной плотиной, на которой стояла побуревшая от времени водяная мельница. Все дома и домишки были рубленые, бревенчатые, и по одним крышам можно было судить о достатке их хозяев. Больше всего тут было крыш соломенных, из щепы и дранки, поменьше — тесовых и лишь несколько домов — под железной крышей.

На самом высоком месте, в стороне, стояла белая церковь, окруженная большими березами.

И как раз тогда, когда на селе показался взмыленный Серко с необычным седоком в санях, на колокольне зазвонили.

Это было случайное совпадение, а в селе поднялся переполох, словно при пожаре.

Крестьяне торопливо запирали ворота и закрывали калитки. Дворовые собаки визгливо лаяли, испуганно прижимаясь к подворотням.

Мишук, хватаясь лапами за хвост лошади, яростно рычал. Вслед за подводой бежали ребятишки и кричали:

— Генерал Топты-ыгин едет! Генерал Топты-ыгин!.. Обессиленный Серко свернул с дороги в сторону и с ходу врезался грудью в забор. Плетень затрещал и рухнул. Серко остановился и, тяжело качая потными пахами, дрожал, а медведь, натягивая цепь, тянулся к лошади, стараясь лапами сорвать с себя намордник.

В это время на улице показалась другая подвода. Старик нахлёстывал свою Рыжуху, и она мчалась во весь дух.

Ладильщиков на ходу спрыгнул с саней и подбежал к медведю.

— Мишук, Мишук! — закричал он и с силой дёрнул за цепь.

Глаза у медведя бегали, изо рта текла слюна, смешанная с кровью. Разъярённый медведь бросился на хозяина, но Ладильщиков увернулся от его лап и ударил кулаком по носу. Оглушённый медведь хлюпнул и уткнулся мордой в солому, потирая лапами ушибленный нос.

Первый раз Ладильщиков так наказал своего Мишука, но иначе он поступить не мог: медведь озверел, и надо было силой привести его к повиновению.

В селе Ладильщиков сразу же нашёл себе верных помощников. Помимо Анания Матвеевича Петухова, который помог ему привезти бандитов в село и сдать их в милицию, Ладильщикову охотно помогали подростки. Среди ребят особенно выделялся своим рвением рослый, крепкий подросток Ваня Петухов, внук Анания Матвеевича.

Самым большим зданием в селе была школа, в ней и решили провести представление.

Ребята вымыли в школе полы, принесли туда из избы-читальни скамейки, заправили лампы, а потом стояли у дверей контролерами,

Билеты продавались и за деньги, и за натуру. Крестьяне несли в кассу брюкву, свёклу, морковь, жмых, овёс и куски хлеба. Всё принимал Ладильщиков: надо же было чем-то кормить четвероногого артиста.

Народу в школу набилось полно, а ребятишки облепили снаружи все окна и, расплавив ледок на стекле тёплым дыханием, с приплюснутыми носами прильнули к «глазкам».

На переднем ряду сидели подростки — помощники артиста, и как самого дорогого гостя здесь же посадил Ладильщиков Анания Матвеевича Петухова. Рядом с ним уселся и мельник Варюгин. Кто-то позади сказал:

— Сидор Кузьмич, ты ведь не стеклянный. Ишь, спинища-то какая. Назад бы подался.

Мельник, не оборачиваясь, пробасил:

— Всякому свое место положено.

Ананий Матвеевич обернулся к народу и многозначительно проговорил;

— Его мельница не по ветру, а против ветра мелет! Варюгин покосился на Анания Матвеевича и сказал важно:

— Кто чего заслужил, то и получил.

Мельник считал себя первым человеком на селе, благодетелем крестьян и поэтому на всяких собраниях и представлениях садился в первом ряду. А сегодня тем более Варюгин чувствовал себя гордо: Мишук-то ему принадлежал, он подарил его Ладильщикову. Пусть все знают, какой добрый Варюгин. Вот и сегодня он принес Мишуку буханку хлеба и моркови.

Для музыкального сопровождения программы был приглашён лучший гармонист Миша Сметанкин, слепой от оспы, которую он перенёс в детстве, Миша согласился играть бесплатно, учитывая, как он сказал, «культурное значение вечера для трудового народа».

Эстраду наскоро сколотили из неоструганных досок, а занавес сделали из трёх байковых одеял. Управление занавесом Ладильщиков поручил Ване Петухову.

Ваня сдвинул занавес руками в одну сторону и спрятался за складками одеял. На сцене, посредине, стоял полуобнажённый приземистый, широкоплечий человек в трико. У него была объемистая выпуклая грудь и мускулы выпирали округлыми буграми. Бритая круглая голова надежно сидела на мускулистой шее.

«Красивый крепыш, — подумал Ананий Матвеевич, — и ладно скроен и крепко сшит…»

— Вот, товарищи граждане, посмотрите на меня, — начал Ладильщиков тихим мягким голосом, который как-то странно не вязался с его сильным телом, — в детстве я был обыкновенный, как и все, но с четырнадцати лет я стал заниматься спортом и вот теперь я борец, атлет, Я здоров, а здоровье и сила очень нужны человеку и на войне и в труде. Революция открыла нам новую жизнь, и человек у нас должен быть новый — здоровый и сильный.

По ходу беседы Ладильщиков показывал упражнения с гантелями и гирями, как будто играя двухпудовиками. Он гнул подковы и рвал голыми руками цепь.

— Вот, — сказал Ладильщиков, обращаясь к зрителям, — у меня в руках вы видите три резиновых шнура разной толщины. Если кто-нибудь из вас их растянет, получит от меня приз.

Ухватившись за кольца, Ладильщиков один за другим растянул над головой все шнуры.

— Дай-ка я попробую, — первым вызвался Варюгин.

Он поднялся на подмостки и около Ладильщикова показался всем великаном. Но шнуры ему поддались не все: два он растянул, а третий, самый толстый, как ни силился, растянуть не мог. В зале поднялся смех и кто-то крикнул:

— Видно, мало каши ел!

— И борода не помогает!

— А что борода! — воскликнул Ананий Матвеевич с насмешкой. — Не в бороде сила и честь — борода-то и у козла есть!..

Зрители шумно рассмеялись.

Сконфуженный, покрасневший Варюгин осмотрел шнур, пощупал его — нет ли в нем каких-нибудь тайных пружин — и, не найдя ничего секретного, сошёл с под-мостков.

— Простая штуковина, а на силу тяжёлая, — проговорил Варюгин, как будто оправдываясь перед зрителями.

По сигналу Ладильщикова Ваня задернул занавес и крикнул по-школьному:

— Перемена!

Пока Ладильщиков отдыхал и готовился к борьбе с медведем, Миша Сметанкин играл старинные вальсы и русские народные песни. Крестьяне оживлённо разговаривали и курили. В помещении было сизо от дыма, а когда открывали дверь наружу, оттуда врывались в класс волны морозного воздуха.

Ваня Петухов помог Ладильщикову одеться и зашнуровать борцовские ботинки. Николай оделся в кожаную куртку и короткие штаны из «чёртовой кожи», а на голову натянул кожаный шлём. Ладильщикова тревожила мысль: снимать с медведя намордник или оставить? В последнее время дома Ладильщиков боролся с медведем без намордника и Мишук ни разу не тронул его зубами. Но сегодня, после всех передряг, Мишук возбуждён, нервничает. Вот он все время переступает с ноги на ногу, покачивается и глаза у него бегают. Пожалуй, сегодня лучше бы не снимать намордник…

Перед выходом на сцену Ладильщиков сказал своему юному помощнику:

— Ваня, следи за борьбой, будь на страже. Если что, я тебе дам сигнал. Понял?

— Понял, Николай Павлович.

На сцену Ладильщиков вывел медведя на цепи. Поклонился публике, а Мишука поманил морковкой, зажатой в руке. Медведь мотнул головой за приманкой, и вышло так, будто он тоже поклонился публике. В зале раздался смех и кто-то захлопал в ладоши, но Ладильщиков поднял руку — хлопки и смех оборвались.

— Товарищи, — сказал Ладильщиков, — я прошу во время борьбы соблюдать тишину. Мой Мишук шума не любит.

Ладильщиков отстегнул от ошейника цепь и протянул медведю правую руку. Мишук по выработанной привычке ухватился за неё двумя лапами и потряс. В публике раздался сдержанный смешок, а Ананий Матвеевич вполголоса проговорил:

— Ишь ты, договариваются по-товарищески бороться.