— А ты хорошо искала? — поинтересовался граф.

Он вдруг поставил бокал на стол и поднялся с места. Виктория почему-то поспешно поднялась вслед за ним.

— Я очень долго искала алую портьеру. Но её так трудно найти…

— Да неужели? — ехидно переспросил граф. — А это что такое?

Виктория оглянулась. И ахнула. И схватилась за перила, чтобы не упасть от неожиданности. Всего какую-то секунду назад они находились в спальне графа, а теперь стояли посреди лестницы, ступени которой были покрыты белым пушистым меховым ковром. Лепные барельефы перил больно ударили по воспоминаниям Виктории; несмотря на то, что в прошлый раз она не видела их из-за темноты, память очень остро сохранила ощущения от прикосновения к их выпуклой поверхности. Мужчина и девушка стояли на той самой лестнице, которая вела от выхода из замка прямо к алой портьере. Причём они оказались тут так внезапно, что Виктория даже не осознала самого момента, когда это перемещение произошло.

С отчаянно колотящимся сердцем она повернулась в сторону уходящих вверх ступеней. Лестница казалась намного короче, чем была в темноте. До алой портьеры можно было добежать за одну минуту. Тяжёлая красная ткань по-прежнему колыхалась на невидимом ветру, и глядя на её трепет Виктория едва не задохнулась от нахлынувших воспоминаний о брате. С трудом подавив в себе желание броситься вверх по лестнице, девушка повернулась и посмотрела назад — и тут её ждало новое потрясение.

В самом низу лестницы, там, где кончались ступени, виднелся маленький холл с покосившимися стенами и дощатым полом. Прямо напротив лестницы находилась дверь, и у Виктории не оставалось никаких сомнений в том, что это была именно та дверь, через которую они проникли в Блунквилль. Дверь было приоткрыта — как если бы они вошли сюда всего секунду назад и не успели затворить её. За ней по-прежнему царила ночь, но теперь на небо взошла луна, и тонкий лучик её отсвета ручейком стелился по деревянному полу. Вдалеке маячили тени деревьев. Воздух снаружи сюда не проникал, но Виктории показалось, что она ощущает его — запахи леса, ароматы трав, саму атмосферу ночи и лета, и всё пространство огромного, практически бесконечного замка вдруг сделалось для неё душным и затхлым.

Девушка замерла на месте, не в силах сделать шаг в какую-либо сторону. Вверху был вход, за которым она найдёт Мэтта, а внизу… Внизу был выход, который манил её невероятно, заставляя забыть обо всём остальном. Всё-таки до этого момента она не вполне осознавала, как сильно ей хотелось выбраться на свободу.

— Дверь между твоим миром и Блунквиллем не так часто появляется, — подливая масла в огонь, проговорил граф, стоящий несколькими ступенями ниже и не отрывающий взгляда от лица девушки. — Один раз возникнет, может быть, второй… А в третий вот возьмёт и не появится!

— Разве не вы это делаете? — с волнением воскликнула Виктория. — Вы ведь тут хозяин! Можете заставить появиться любой выход и любой вход, когда вам это захочется!

Граф неопределённо пожал плечами.

— Может и так… Только мне хочется не всегда.

Виктория посмотрела наверх, затем снова устремила взгляд к двери. Отчаянно хотелось выбежать из замка, хоть на мгновение, хоть на секунду очутиться в лесу обычного мира. Но она ни за что не могла оставить Мэтта, потому что за это мгновение с ним — да и с ней — могло произойти что угодно. Если бы дверь закрылась и она не смогла вернуться бы в замок, она не перенесла бы того, что Мэтту навсегда пришлось остаться бы тут.

— Зачем вы нас так мучаете? — от бессильного негодования Виктория топнула ногой. — Я спасу Мэтта — и выход появиться снова, правда ведь? Да? Он ведь появится?

Граф облокотился о перила и высокомерно улыбнулся.

— Я не знаю… Я ещё не решил. Так что думай быстрее: пока ты принимаешь решение, что выбрать, выход или вход, может исчезнуть и то и другое.

Виктория бросила ещё один отчаянный взгляд на дверь. Сердце её выпрыгивало из груди, так сильно в ней горело желание оказаться снаружи. Она готова была разорваться, если бы это было возможно: тогда хоть какая-то её часть выбралась бы на свободу.

— Ну? — поторопил её граф.

Виктория повернула голову в сторону алой портьеры. "Как бы тебе не было тяжело — ты должна помнить, что так же, как у тебя нет никого, кроме Мэтта, так и у него, кроме тебя, никого нет". Это сказал Керин. Виктория закрыла глаза и представила себе, как Керин это говорит. Почему-то это придавало ей сил и уверенности. Вдруг образ Керина, возникший в её сознании, незаметно перелился в образ улыбающегося Мэтта. Виктория вдруг подумала, что безумно скучает по его улыбке и по его голосу и по тому, как он обнимал её, когда ей было плохо. И тут же подивилась, как редко за последнее время она вспоминала о нём. "Да нет, что за чушь, я никогда, ни на одну секундочку его не забывала! Я так сильно люблю его, я ни за что не оставлю его в беде!"

И не оборачиваясь, чтобы напоследок сказать что-нибудь графу, Виктория стремительно рванулась вверх по лестнице навстречу алой портьере. Мужчина смотрел ей вслед, пока она не достигла последней ступеньки.

Остановившись перед алой портьерой, Виктория перевела дыхание. Ей вдруг захотелось оглянуться назад, на графа, но она поборола в себе это желание. Она подняла руку и коснулась плотной шероховатой ткани кончиками пальцев. Перед её глазами тут же встала картина: Мэтт отдёргивает портьеру и исчезает в ослепительно ярком свете. По спине Виктории пробежал холодок. Ей стало вдруг по-настоящему страшно оттого, что она не знает, что ждёт её по ту сторону. Но отступать было некуда. Глубоко вздохнув, девушка схватила рукой алую ткань и резко отдёрнула её в сторону.

Ярчайший свет ударил ей в лицо, поглотил её всю целиком, словно втянув в себя, и исчез за её спиной. Это произошло так внезапно, что Виктория не успела даже зажмурить глаза, а в тот момент, когда она наконец-то подумала об этом, в этом действии уже не было надобности. Ослепительный световой поток схлынул, и теперь над ней разливалось золото солнечных лучей. Виктория осторожно осмотрелась.

Она стояла на пляже, как раз на той самой тонкой полоске, что отделяет берег от воды. Белый песок под её ногами был мокрым, и только что откатившаяся волна оседала на нём серебристой пеной. Виктории тотчас же захотелось снять туфли и почувствовать теплоту песка и прохладу морской влаги босыми ногами, что она немедля и сделала. Слева от неё, насколько только хватало глаз, простиралась морская гладь такого необычного голубого цвета, что казалось, это небо упало прямо на землю. Справа тянулась отмель с белоснежным песком, искрящемся на солнце. Ни впереди, ни сзади ничего не было. Словно весь этот мир, в который она попала, только и состоял, что из моря, неба и песка, соединяющихся друг с другом в самый волшебный, самый прекрасный пляж, какой только можно было вообразить. Здесь царили тишь и уединение, нарушающиеся только плеском волн и шуршанием песчинок, приводимых в движение тончайшими порывами ветерка.

Не особенно задумываясь насчёт дальнейших планов, Виктория двинулась вперёд, держа в обеих руках по туфле. Ноги девушки утопали в мокром песке; идти было несколько трудновато, но приятно, и она совсем не чувствовала усталости. Некоторое время спустя она оставила туфли и побежала, широко разведя руки в стороны. Ветер трепетал в её волосах и развевал платье, а от её шагов в воздух взмывали целые тучи песка и брызг. Виктории невероятно хотелось зайти поглубже в воду и искупаться, но она не умела плавать, поэтому сдерживала свой порыв, впрочем, больше из-за здравого смысла, чем из-за страха, потому что была уверена, что всё равно не утонет.

Пляж всё не кончался. Окружающий пейзаж не изменился ни капли, словно девушка стояла на одном месте. Время тоже не двигалось: солнце по-прежнему сияло высоко над головой. Виктория продолжала путь в неизвестность, всё также не ощущая усталости, но чувствуя лёгкую тоску. Она рассчитывала, что встретит Мэтта сразу же или, по крайней мере, обнаружит какой-либо знак, указывающий на его присутствие, но ничего такого не было вовсе. Был только пляж, который, казалось, тянулся бесконечно. И поэтому надежда на освобождение брата таяла в девушке с каждым её шагом.