— Этого никто не знает! — спокойно отозвалась Лола. — Только он и граф.
— Но… — начала было Виктория, но тут же замолчала.
Она не знала, что ещё сказать. Не знала, какие вопросы задать, чтобы получить ответы. Не знала, почему судьба Керина так сильно беспокоит её.
Лола поджала ноги и повернулась на скамейке, опёршись о стену правым плечом. Теперь Виктории был виден её профиль: густые ресницы, курносый носик, поджатые губки семилетней девочки со взрослой душой. Или без души? Иногда безразличное до жестокости спокойствие Лолы наводило Викторию на мысль о том, что у неё вовсе не было души. Как и у всех остальных в Блунквилле. Кроме… Кроме Керина.
Делая широкие шаги взад и вперёд вдоль маленького коридора, Виктория размышляла о Керине. Размышляла так смутно, что сама не могла осознать, о чём именно она думает. Просто знала, что это связано с ним. Неясные образы, обрывки фраз, туманные воспоминания… Тёплая улыбка, ласковое прикосновение руки… Всё, что было связано с Керином, казалось девушке таким близким, словно она знала его всю свою жизнь, а не встретила всего несколько дней назад. Виктория сама поразилась, что подобные мысли пришли ей в голову только сейчас. Она впервые словно посмотрела на него с какой-то другой стороны — и открыла для себя нечто новое, неведомое, волнующее и вместе с тем таящее давно знакомую смесь грусти и радости.
— Виктория…
Голос Лолы вернул девушку к действительности. Она повернула голову и посмотрела на девочку.
— Я знаю, ты думаешь, что у меня нет души… Что я злая… — тихо произнесла Лола. — Но у меня есть душа… В Блунквилле она у всех есть и у всех злая. Злая не на других, на самих себя… — девочка задумалась. — В общем, если ты сможешь увидеть душу человека, то тебе откроется его мир, и тогда ты узнаешь, за что он попал сюда. Люди обычно скрытные и не каждый обнажает свою душу перед другими. Но ведь тут других ни для кого нет, все беззащитны. Можешь этим воспользоваться.
— Это не будет жестоким? — спросила Виктория.
— Будет. Но если Блунквилль позволит тебе, значит, это будет правильным.
— А как мне это сделать? — Виктория снова присела на край скамейки рядом с Лолой. — Как мне увидеть их душу?
— Смотри не глазами, — тут же откликнулась Лола. — Они видят только то, что есть. Смотри сердцем, ему доступно также и то, чего нет.
— Лола! — разозлилась Виктория. — Если ты, как и Керин, думаешь, что я понимаю ту чушь, которую вы оба время от времени начинаете нести, то ты ошибаешься.
Лола ничего не ответила и поднялась со скамейки. Казалось, она была слегка обижена.
— Ну… — Виктория почувствовала себя несколько неловко. — Ну, я не так выразилась… Я хотела сказать, ты не могла бы объяснить поподробнее?
— Я сделала для тебя всё, что могла! — чуточку высокомерно ответила девочка, удаляясь прочь. Она смотрела на Викторию через плечо, скосив глаза. — Я же не Керин и не граф. И если я сама вижу гораздо больше, чем все остальные в замке, то это не значит, что я могу и тебя заставить увидеть то же самое.
На этом Лола отвернулась и покинула коридор. Виктория тоже недолго оставалась там. Почти сразу же после ухода Лолы, девушка встала с места и пошла в противоположном направлении. Она снова шла к цели, хотя сейчас она представляла себе эту цель гораздо менее смутно, чем в предыдущий раз. Она думала о том, что неплохо было бы встретить Теодора, у которого она хотя бы имя знает, но Теодор пугал её. Женщину с телефоном она видеть не желала совершенно. Можно было бы снова столкнуться с обедающим юношей или мужчиной из оранжереи — их, по крайней мере, она не боялась. Однако в любом случае Виктория не знала, что будет делать, когда встретит кого-нибудь и сможет ли она заставить себя смотреть на мир не глазами, а сердцем.
Длинная цепочка коридоров закончилась и началась галерея роскошных зал. Несмотря на то, что за прямоугольными окнами по-прежнему царила тьма, залы освещали тысячами свечей в поразительно красивых люстрах, висящих высоко под потолком. Свечи горели и в крупных витиеватых подсвечниках, закреплённых в нишах стен между окнами, и на маленьких столиках возле колон. Свечей было так много, что их блеск слепил глаза, а всё пространство вокруг наполнял золотой дымкой, в которой все предметы выглядели расплывчатыми и смутными. Свету, исходившему от такого источника, доверять не стоило: он навевал ложные образы, искривлял расстояние, делая залу почти бесконечной, а статуи, расставленные вдоль стен, казалось, оживали в его искрящемся сиянии.
В первой подобной зале Виктория даже замедлила шаг. Она прошла всё помещение, озираясь и ступая так тихо, как только было возможно. Эхо её шагов, смягчённое туманным блеском свечей, затихало, не долетая до потолка. Вторая зала, последовавшая за аркой в конце первой, почти не вызвала у Виктории никаких чувств; на третью она вообще не обратила внимания; четвёртую пересекла бегом. Зато когда после ещё нескольких зал девушка снова попала в уже знакомый коридор, сбитая с толку, она остановилась и перевела дыхание. Её охватил внезапный приступ негодования.
— Ах вот как?! — проговорила она, озираясь по сторонам. — Ну ладно же…
И она побежала в другом направлении, туда, куда ранее двинулась Лола. Однако и здесь её ждала всё та же череда похожих друг на друга коридоров с низкими потолками и густыми связками паутины, а потом, словно она мгновенно попадала из одного мира в другой, серия пышных зал с каменными колонами и свечами. Раз за разом оказывалась Виктория в тот же самом коридоре, раз за разом выбегала из него в разных направлениях и, пробегая одинаковые помещения, возвращалась к началу.
После немыслимого числа попыток найти выход девушка рухнула на лавку и прикрыла глаза. Дыхание её было частым, сердце билось в бешеном ритме, однако, как ни странно, усталости она почти не чувствовала, будто бы не бродила по Блунквиллю уйму времени, а только вышла из одной комнаты и вошла в другую.
Сколько-то минут, может быть, даже час, Виктория просидела с закрытыми глазами и откинутой назад головой. Грохот, раздавшийся несколькими этажами выше, привёл её в себя. Девушка огляделась.
Вокруг неё, в маленьком коридорчике, в котором стояла только скамейка, сгущалась тьма. Странно было видеть, как наступают сумерки там, где вовсе не было солнца. Рассеянный сероватый свет, до этого заполнявший всё пространство кругом, делался теперь плотнее и темнее. Клочья чёрной мглы, клубящиеся облаками в углах, тягуче, тяжело и медленно переплывали на середину помещения, а там уже рассеивались по всей комнате, поднимаясь всё выше и выше к потолку.
Полчаса спустя Виктория уже с трудом могла разглядеть деревянные доски лавки, на которой она сидела. Она вспомнила темноту, окутавшую их в тот момент, когда они с Мэттом впервые попали в Блунквилль, и ей стало не по себе.
Однако не успела она подумать о том, насколько жутко будет сидеть тут в полном мраке целую ночь, как с правой стороны скамейки появился столик со стоящим на нём светильником. Виктория ухмыльнулась и склонилась к столику, чтобы повернуть фитиль и сделать свет поярче. Когда пламя осветило почти весь коридор, девушка вернулась на место, подняла ноги и устроилась на скамейке, положив голову на жёсткий подлокотник. Она чувствовала голод, но ужинать не захотела. Викторию одолевал сон, с которым она поначалу ещё пробовала бороться, но потом сдалась и снова прикрыла глаза. Стало прохладнее, но к тому времени, как кто-то заботливо накинул на неё тёплое шерстяное одеяло, девушка уже крепко спала и ничего не чувствовала.
Утром её разбудило дуновение свежего весеннего ветра. До того, как Виктория открыла глаза, ей казалось, что она лежит не на деревянной скамье в мрачном коридоре замка, а на лесной поляне, похожей на ту, что находилась в роще позади детского приюта в Эндхагре. У неё было такое безмятежное и лёгкое состояние, что не хотелось даже просыпаться и развеивать чудесный мираж угнетающей реальностью.
— Доброе утро!
Голос Керина всё-таки заставил её открыть глаза. Она тут же обратила внимание, что коридор после ночи изменился: стал шире, чище; напротив той скамейки, на которой спала девушка, появилась ещё одна, а между ними возник маленький элегантный столик. Виктория почему-то подумала, что для полной картины не хватает только морского пейзажа и пляжного зонтика над головой.
