Наконец, в 1871 году его загнали в Вилюйск, где он прозябал в жутком северном климате, безлюдье, при полном отсутствии сколь-нибудь цивилизованных собеседников и практически без вестей из внешнего мира. Чернышевский же в гораздо большей степени был деятелем, чем мыслителем — и такое существование совершенно опустошило его личность.
Только в 1883 году — не без настойчивого воздействия революционеров, вступивших на этот раз (при одновременной попытке провернуть совершенно экзотическую политическую интригу) на более результативный путь переговоров с правительством и апелляции к международной общественности — ему смягчили условия ссылки и возвратили в Европейскую Россию, но лишь в захудалый Астрахань. В 1889 году ему разрешили переехать на его родину — в Саратов, где он и умер в том же году.
В последние шесть лет жизни Чернышевского стремление молодежи контактировать с ним не встречало у него ни малейшего отклика. С этим пришлось столкнуться и юному Володе Ульянову, которого Чернышевский, по позднейшему признанию Ленина, прямо-таки перепахал своими прежними революционными призывами.
Неудачными попытками пропаганды 1861–1862 годов роль Заичневского в истории русской революции не исчерпалась. Сам он продолжал сидеть тогда под замком (сугубо фигурально, как мы знаем), а его роль как автора зловещей прокламации не была вскрыта властями. По суду уже в 1863 году он был приговорен к двум годам и восьми месяцам каторжных работ. По конфирмации срок был сокращен до года, который и был отбыт им на солеваренном заводе в Иркутской губернии.
Хуже получилось с Аргиропуло, который, возможно, сидел не в столь комфортабельных условиях: в декабре 1862 он умер в тюрьме до приговора суда. Заичневский тоже последующие годы провел не на курортах, принудительным образом сменив ряд мест пребывания — от Витима до Пензы.
Наконец, по ходатайству его отца, Заичневский вернулся в 1873 году в родной Орел, где и оставался вплоть до 1877 года под надзором полиции. Хотя и в дальнейшем Заичневский пребывал под бдительным наблюдением и претерпел немало невзгод от властей, но повсюду — в Орле, Костроме, Курске, Смоленске, Иркутске, куда его принудительно перемещали, а также и в Петербурге и Москве, куда он старался вырываться наездами (вопреки наложенным запретам), он собирал вокруг себя кружки молодежи — в основном из гимназисток. Своих сторонников и более многочисленных сторонниц сам Заичневский представлял себе могущественнейшей партией «русских якобинцев-бланкистов»,[398] так фактически и не вышедшей за рамки его воображения.
Вот как описывает знакомство с Заичневским в Москве в феврале уже 1889 года один из несостоявшихся его сподвижников, тогда студент С.И. Мицкевич: «Заичневский произвел на меня сильное впечатление. Подумать только: перед нами был революционер начала 60-х годов, современник Чернышевского, бывший вместе с ним на каторге. Он имел очень импозантный вид — высокий, с красивой седеющей шевелюрой. /…/. Он был «в ударе», много и с подъемом говорил. Рассказывал о своей деятельности в 1861–1862 годах, сказал, что он автор прокламации «Молодая Россия», и прочитал ее наизусть. Заявил, что и теперь держится тех же взглядов: надо создать крепкую, строго централизованную революционную организацию из передовой интеллигенции и военных. Эта организация должна поставить себе целью при подходящих условиях захват государственной власти и создание временного революционного правительства, которое немедленно должно провести революционные меры: передать землю крестьянским общинам, а фабрики, заводы и торговые предприятия — государству, и только после этого можно созвать Учредительное собрание, в которое отнюдь не следует допускать приверженцев старого порядка. /…/ Действовать при перевороте надо решительно и беспощадно по отношению к врагам; образцом при этом надо взять террор якобинцев 1793 года, но еще в более усиленной мере. /…/
Идеи Заичневского, его стройная схема создания централизованной революционной партии, захват власти, социалистический переворот — все это было грандиозно. Но где реальные силы для этого? /…/
Начинания Заичневского и на этот раз кончились быстрым и полным провалом. Этой же весной, в мае, перед моим отъездом /…/ на каникулы, ко мне зашел Орлов[399] и сообщил, что арестован Заичневский и много других лиц /…/. Подавленный этим известием я уехал в Нижний…»[400]
Так и продолжалась нелепая деятельность Заичневского, пока внезапная простуда не свела его в могилу. Зато некоторые из подросших его воспитанниц становились разносчицами его идей, которые распространялись, извиняемся за цинизм, подобно эпидемии венерических заболеваний.
Несомненно влияние Заичневского на виднейших идеологов следующих двух поколений: на лидера «Исполнительного Комитета Народной Воли» Льва Александровича Тихомирова и на всемирно известного Владимира Ильича Ульянова-Ленина.
Воспитанницами Заичневского были две женщины, наиболее близкие к Тихомирову в «Исполкоме»: Е.Д. Сергеева (ставшая женой Тихомирова) и М.Н. Ошанина-Оловенникова, которая стояла у истоков конспиративной деятельности «Исполкома», затем возглавляла подпольную работу в 1880–1881 годах в Москве, в 1881–1882 годах вместе с Тихомировым руководила всею деятельностью «Народной Воли», а потом оказалась вместе с супругами Тихомировыми в эмиграции.
Деятельность «Исполнительного Комитета Народной Воли» отличалась не только крайне конспиративной маскировкой практических шагов, но и тщательным сокрытием конкретных поставленных целей.
Благодаря некоторой несдержанности А.И. Желябова замыслы «Исполкома» несколько приоткрылись: ««Захват власти» появляется в записке «Подготовительная работа партии», документе позднейшего происхождения. Не могу с уверенностью сказать, этот документ или аналогичное место о захвате власти в одном из наших изданий вызвало нарекания на Желябова, как автора, допустившего выражения в духе якобинизма. /…/ все мы были недовольны, так как не признали себя якобинцами. Никогда у нас не было речи о навязыванию большинству воли меньшинства, о декретировании революционных, социалистических и политических преобразований, что составляет ядро якобинской теории. Причем иначе была бы «Народная Воля», взятая нами, как девиз и знамя партии?».[401]
Имея таких «единомышленников» как Вера Фигнер, Софья Перовская и большинство «Исполкома», его лидеры Лев Тихомиров, Александр Михайлов и Андрей Желябов должны были действовать крайне осторожно — и это в целом удавалось. Политика руководства «Исполкома» проводилась настолько скрытно, что Заичневский, старавшийся крутиться в той же революционной среде, даже не разгадал в народовольцах собственных единомышленников: Заичневский «так и остался до конца вне наших партий[402], потому что даже и Народную Волю не вполне одобрял из-за ее терроризма. Он старался внушить идею заговора и государственного переворота».[403]
Ничего подобного, как мы увидим, у «Исполнительного Комитета Народной Воли» практически не получилось.
Зато полнейший успех пришелся на долю последующего поколения революционеров — именно Ленин оказался удачливейшим из продолжателей Заичневского. Вот как об этом рассказал Н.В. Валентинов (Вольский): «М.И. Ясенева (потом замужем за Голубевым) /…/ — вернейшая политическая спутница Заичневского с 1882 г. по день его смерти — человек с характером, но фигура неяркая. Вспомнить же о ней важно по следующей причине. Когда Заичневский был сослан в Сибирь[404], Ясеневу, привлеченную по его делу, после тюремного заключения, отправили в 1891 г. под гласный надзор полиции в Самару, где она познакомилась с Лениным и часто бывала в семье Ульяновых. В большевистской литературе есть указание, что в Самаре Ленин будто бы «оказал сильное влияние на формирование ее мировоззрения и политических взглядов». Это неверно. При встрече с Лениным, Ясенева, старше его на 9 лет (родилась в 1861 г.), имела уже и революционное прошлое, и сложившееся под влиянием Чернышевского и Заичневского мировоззрение. /…/ Ленину же, тоже «перепаханному» Чернышевским и лишь недавно ставшему марксистом, было 21 год. Не он открывал Ясеневой новые перспективы, а следует думать, в гораздо большей степени она ему. Ленин в это время особенно интересовался историей русского революционного движения, ища личного знакомства с его участниками. Очень заинтересовался он и партией «якобинцев-бланкистов» Заичневского, и о программе и истории ее, начиная с появления «Молодой России», ему и рассказывала Ясенева. /…/
