Теперь следовало принимать какое-то решение. Но почти со всех точек зрения решение могло быть только одно: нельзя спугнуть преступников немедленно, пока они еще не начали готовить покушение. Нужно было дать им двигаться вперед: дело было не только в большей карьерной выигрышности более позднего и более полного разоблачения, но и в действительном обеспечении безопасности царя — злодеи, занятые подготовкой контролируемого покушения, не будут затевать другого.

Следовательно, соглашение Лориса с Катковым было не только выгодным, но отчасти и вынужденным — этого действительно требовали соображения безопасности. Но в этом таился и элемент возможного проигрыша: сразу разоблачив всех и вся (включая и Каткова), Лорис максимальным образом обеспечивал справедливость и моральную чистоту собственных деяний; не пойдя на такое разоблачение немедленно, он терял в моральном отношении и становился в определенной степени сообщником и Каткова, и даже террористов. Но если итогом всей кампании становился срыв цареубийства, то игра стоила свеч!

Притом как бы ни происходило конкретно выяснение отношений между Лорисом и Катковым, но моральные позиции сторон в данный момент были очевидны: Катков каялся и униженно просил, а Лорис благородно прощал и обещал покровительство.

Учитывая, каким злейшим врагом был для него Катков, Лорис имел все основания торжествовать. Судя по его дальнейшему поведению, он действительно считал, что теперь Катков у него в кармане. Но, во-первых, Катков еще никогда ни у кого не оказывался в кармане. А, во-вторых, чему же радоваться, имея у себя в кармане ядовитую змею?

Ведь, забегая вперед, понятно, что же получилось на самом деле. На самом деле, согласно логике голых фактов, с начала декабря 1880 года цареубийство (оказавшееся в конечном итоге успешным!) готовилось уже теперь под непосредственным руководством самого Лорис-Меликова!

Соглашение с Катковым Лорис-Меликов, конечно, заключил — он не смог отказаться от столь выигрышной ситуации. Теперь им обоим предстояло решать, что дальше делать с террористами — теперь сам Лорис становился их контрагентом, а Катков — только посредником. Лорис, по-видимому, не оценил того, насколько может оказаться вреден и опасен для его дела Катков в этой роли.

Каткову вручили и информацию о том, что происходило с Михайловым при аресте и сразу позже, чтобы он мог это использовать, поясняя положение дел террористам. Теперь, заключив не мнимое, а самое настоящее соглашение с полицией, он мог гораздо более уверенно вести дела и с террористами.

Катков развернул теперь перед ними новейшую программу сотрудничества.

Конкретные переговоры вел, очевидно, Тихомиров: во многих местах воспоминаний он усиленно надувает щеки, заявляя, что вел чрезвычайно важные для «Комитета» переговоры еще до 1882 года, но не приводит никаких фактов.

Тихомирову было разъяснено, что Катков не такой волшебник, чтобы вызволить Михайлова из той дыры, в которую тот сам себя засадил (отчет о действиях полиции Тихомиров, очевидно, получил из этого источника), но берется сделать следующее: никто не будет докучать Михайлову допросами и выведывать у него секреты, но тот тоже должен вести себя тихо и помалкивать, о чем Михайлова доверительно проинформируют (вероятно, так и произошло). Дальнейшая же судьба Михайлова зависит от террористов: чем скорее они обеспечат цареубийство, тем скорее Михайлов будет помилован новым царем — это была простая и конкретная программа.

В этот момент прошедшие казни Преснякова и Квятковского пришлись как нельзя кстати — убедительная агитация за смену власти!

Теперь террористы, уверовав в серьезность заключенного соглашения и убедившись в действительном влиянии Каткова, получали совершенно новый стимул для деятельности: это были уже не эфемерные надежды запугать царя и добиться каких-то туманных социалистических реформ, и не примитивное политическое убийство, совершаемое за деньги, — теперь это становилось борьбой за осуществление государственного переворота, ближайшим результатом которого была бы амнистия всем их товарищам — и Александру Михайлову в первую очередь.

В дальнейшей же перспективе они получали в России власть, с которой уже были проведены серьезные доверительные закулисные переговоры — т. е. именно то, чего они безуспешно добивались в течение всего предшествующего года. С этой властью в будущем можно было бы вести и еще более серьезные диалоги. Это были горизонты, за которые стоило побороться!

Террористы не поняли того, что почти все, во что они уверовали — чистейший блеф и обман.

Лорис же тоже недооценил масштабов этого блефа, на который шел теперь Катков, заручившись его, Лориса, фактической поддержкой. Лорис недооценил и того, насколько воодушевятся террористы и насколько трудно будет ему проконтролировать их энтузиазм. Ведь даже такие падшие ангелы, как Перовская и Фроленко, не изменили в глубинах своих душ революционным идеалам!

Одной из вреднейших и опаснейших иллюзий, внушенных лидерам террористов, сделавшим совсем неоправданные выводы из продемонстрированной им почти безопасности Александра Михайлова (час расправы над которым, как оказалось, был только отсрочен!), стала вера в неуязвимисть и безопасность их самих.

Весь последующий ход событий подтвердил, что Катков подтвердил это условие в отношении всех оговоренных участников исходного соглашения. Будущее показало, что Желябов, воспользовавшись этим условием, обеспечил себе смерть, а Тихомиров — жизнь.

Михайлов, с которым террористы немедленно установили связь — ведь его держали в Трубецком бастионе (некоторые его записки на волю опубликованы), подтверждал со своей стороны, что все вновь оговоренные условия выполняются.

Дальнейших же репрессий против террористов пока не происходило. Катков подтвердил, таким образом, собственное почти всемогущество, а террористы приобрели весомые стимулы действовать энергичнее.

С точки же зрения Лорис-Меликова ситуация выглядела теперь таким образом, что «Потемкинская деревня», сооруженная Лорисом, лишалась того недостатка, что террористы готовили нападение на царя в одном месте, а Лорис его обезвреживал в другом. Теперь все стороны дружно взялись за совместную работу.

Арест Михайлова привел и к аресту Морозова. Последний, узнав об аресте друга, свернул дела за границей и двинулся в Россию. При переходе границы он был арестован 23 января 1881 года. Судили его на процессе вместе с Михайловым, Фроленко и прочими в феврале 1882. Далее, вплоть до 1905 года — Алексеевский равелин и Шлиссельбург.

Ольга Любатович, узнав об аресте мужа, бросила маленькую дочь у друзей и тоже выехала в Россию — организовывать его освобождение. Ее арестовали в Петербурге в ноябре 1881. Сосланная в Сибирь, она вышла замуж за Джабарди, осужденного по московскому процессу «50-ти» в 1878 году.[958]