— Я не замечаю в себе никаких перемен, — сказал я.

— Нет, изменились. Куда девалась вся ваша решимость! А ведь вы не привыкли ничего откладывать в долгий ящик.

Из-под юбки у нее выглядывал краешек комбинации, очень белой по сравнению с черным платьем. Миссис Браун заметила это и слегка нахмурилась, но не стала одергивать юбку.

— Я просто хочу немного отдохнуть от жизни на передовой, — сказал я. — Это жилище временное. Скоро мы переедем в Хэмпстед.

— Вы собираетесь поступить на работу к Эдгару Тиффилду?

— Не знаю еще.

— Эйб не станет вам мешать.

— Это очень великодушно с его стороны.

— Он куда великодушнее, чем вы думаете. Только я одна и знаю, как он великодушен. А быть может, и не я одна.

Сейчас было просто необходимо держать ее руку в своей, но в наступившей тишине трудно было решить, кто же кого утешал. Я не стал ни о чем спрашивать, да это было и не нужно, но я знал, что мы, хоть и по-разному, пережили одно и то же.

— Но я имею в виду не того, о ком вы думаете, — спокойно добавила она.

Я на секунду прижал ее руку к своей щеке.

— Самое трудное — жить вместе, — сказал я. — Я не могу к ней вернуться. А она хочет, чтобы я вернулся?

— Это вам придется выяснить самому.

— А Барбара спрашивала обо мне?

— У вас ведь есть сын, не только дочь. Вот Гарри о вас спрашивал.

— Но ведь он в школе.

— Он убежал из школы. И не говорит почему.

— Отошлите его обратно, — нетерпеливо бросил я.

Она выпустила мою руку.

— Минуту тому назад вы все моментально схватывали и все понимали, — сказала она. — Вам было очень больно?

— Оставим это. Неужели никто не может повлиять на него? Неужели вы не можете? Или его мать? Или его любимый дедушка?

— Судя по всему — нет, — сказала она. — Он хочет видеть отца. — Она поднялась. — Не буду больше отнимать у вас время, Джо. Между прочим, Сьюзен не посылала меня к вам. Меня послал к вам Гарри.

— Я не могу вернуться, — сказал я. — Это просто невозможно.

— Он хочет, чтобы вы приехали повидаться с ним, — сказала она. — А я лишь передаю вам его просьбу.

Я помог ей надеть пальто.

— Вам придется проявить некоторую твердость, — сказал я. — Сейчас я не могу приехать в Уорли.

— Как хотите, — бесстрастно сказала она. — Никто не может заставить вас встретиться с сыном, если вы этого не желаете.

— Я сейчас позвоню и вызову вам такси, — предложил я.

— Дождь уже перестал. Я с удовольствием прогуляюсь.

— А вам непременно надо идти?

— Меня ждут. Но это очень мило с вашей стороны — предложить старой женщине посидеть вместе. До свидания, Джо.

— До свидания, Маргарет, — сказал я, в первый и последний раз в жизни называя ее по имени.

Она улыбнулась и неожиданно поцеловала меня в щеку.

— Вы славный, — сказала она. — Будьте таким и дальше, Джо. Вы и представить себе не можете, как это важно. — И она стремительно вышла из комнаты.

Насупившись, Ник Холбертон проверял счет. Наконец лицо его просветлело, и он что-то нацарапал на бумажке; официант поклонился и попятился с таким довольным видом, как будто ему вложили в руку пригоршню пятифунтовых банкнот.

— Прелестно, — сказал Холбертон. — Надо совершать такие эскапады почаще, как можно чаще. — Он поднялся из-за стола. — Нет, нет, вы еще не допили коньяк. — Он поцеловал Нору. — И не забудьте позвонить мне завтра, Джо.

Официант отодвинул столик, чтобы он мог пройти, и он направился к гардеробу, кивая направо и налево своим знакомым.

Шел он жесткой, подпрыгивающей походкой — результат шрапнели, засевшей, по его словам, у него в животе под Анцио. Но сейчас, когда он взял портфель и надел темно-синее пальто, я подумал, что он похож на горожанина из набора фигурок, который я подарил Гарри на рождество: пальто на нем было такое же длинное, а плоское лицо — такое же землистое. И у меня мелькнула мысль, что у него, как и у той фигурки из набора Гарри, внизу, наверно, такая же прозрачная пластмассовая подставка, на которой он стоит. И кто-то его двигает, подталкивает. Всех нас подталкивают. Холбертона, например, толкнуло на этот завтрак то, что он учился в Лидском университете вместе с Норой; меня толкнуло на этот завтрак то, что Норе хотелось положить конец моему безделью, привязать меня к Лондону и к себе самой. Словом, все старо как мир.

Все старо как мир, если не считать того, что мой сын хочет меня видеть. Впервые на моей памяти он хочет видеть меня, а меня с ним нет. Я не поехал в Уорли вчера, потому что у Норы были билеты в театр; а сегодня я не поехал потому, что завтракал с Ником Холбертоном. И завтра я тоже найду какую-нибудь причину, которая помешает мне поехать. А когда я наконец приеду в Уорли, у Гарри уже отпадет потребность во мне. Он никогда не забудет моего предательства, и напрасно стану я объяснять ему потом, что никак не мог не пойти на «Пигмалиона» или что нельзя было не позавтракать с Ником Холбертоном. Ему будет важно лишь одно: он нуждался во мне, а меня в эту минуту с ним не было.

Нора перегнулась ко мне через столик.

— По-моему, ты ему понравился, Джо.

— Кому?

— Нику, глупенький.

— Не думаю, чтобы ему кто-нибудь мог всерьез понравиться, — сказал я.

— А я сразу могу сказать, понравился ему человек или нет. Ник шагает далеко и быстро, и ему нужны подходящие люди. Он не так уж глуп, чтобы делать все самому. Ему нужны подходящие люди, и он готов платить им по высшей ставке. Он справедлив, великодушен, но если кто-то не оправдает его доверия…

— Я знаю. Он абсолютно безжалостен. Все это я уже слышал. Ты, видимо, немало размышляла, пытаясь его понять. Ты и сама не отказалась бы работать с ним, не так ли?

К моему удивлению, она смутилась. Это очень ей не шло: глаза ее сразу как-то вылезали из орбит и становились жесткими, румянец — искусственным, платье с глубоким вырезом — вульгарным.

— Он предлагал мне работу. Но это была подачка. Должность была уж очень ничтожная. Он перестал бы меня уважать, если бы я согласилась. Место было без всяких перспектив. — В голосе ее послышались пронзительные нотки. — А мне приходится думать о таких вещах. Я вынуждена сама о себе заботиться. Ведь никто больше не станет этим заниматься. Муж мой, например, никогда обо мне не заботился. Да и мой отец тоже…

Она помолчала, затем, видимо овладев собой, продолжала:

— Джо, так больше продолжаться не может: нельзя тебе целый день шататься по квартире и только и делать, что пить. Меня не интересует, сколько у тебя денег, но все равно навеки их не хватит. Внезапно деньги приходят к концу, и тогда человек вынужден работать, просто чтобы не умереть с голоду. И приходится браться за любую работу, от которой все отказываются. Думаешь Ник заинтересовался бы тобой, если б знал, что тебе нужна работа? Он бы сразу учуял, что ты нуждаешься, вспомнил бы, что куда-то опаздывает, повернулся бы к тебе спиной и был таков. Почему, как ты полагаешь, я так старалась устроить этот завтрак? Ты думаешь, это было легко? А знаешь, сколько это потребовало всяких уловок, сколько звонков по телефону, ожиданий, настойчивости? Ты думаешь, мне приятно просить об одолжении? Приятно?

И тут мне вдруг вспомнилась другая фигурка из набора Гарри — уже не горожанин, а сидящая женщина. На сидящей женщине была плиссированная юбка, и она прижимала к груди сумочку. Под полосатым джемпером отчетливо проступали острые груди, и выражение лица у нее было совсем как сейчас у Норы — довольно злое. У нее не было подставки, потому что она ей не требовалась. Но, как и горожанин, она не могла передвигаться сама, как, впрочем, не мог и я. Некая рука толкнула меня в ее объятия; некая рука оттолкнула меня от моего сына. И как бы ни назвал я руку, которая двигала Норой, как бы ни назвал я руку, которая двигала мной, это была не любовь.

— Джо, — сказала Нора, — ты меня не слушаешь.