Они смотрели друг на друга. Она — в его глаза, он — сквозь нее.
— Прощай, Вильям, — сорвалось с ее губ.
Произнеся этот приговор, она шагнула вперед и хотела провести ладонью по его щеке, но дрожащие пальцы замерли в дюйме от изуродованной брови. Импульсивное отвращение, которое ей не было нужды скрывать, на мгновение исказило ее красивые черты. В тот миг, отпечатавшийся в памяти с отчаянной, мучительной точностью, Вильям впервые пожалел о том, что пуля, едва не лишившая его жизни, оставила ему зрение…
…Шум пропеллера начал стихать, вернув Майкла к действительности. За несколько минут до этого, ужасно уставший, он обнаружил, что мысли тех, кто окружал его, вплетались в его собственные, выстраивая причудливый, бессмысленный лабиринт. Это напомнило "скольжение": чужие голоса вели тихую беседу, образы людей — знакомые и незнакомые — проплывали перед его внутренним взглядом, но маленькая драма, увиденная глазами Вильяма, больше походила на чужой и очень яркий сон.
— Добрый день, Майкл, — сказал человек, чей черный силуэт вырисовался в дверях кабины. — Добрый день, майор. Рад, что вы снова с нами.
Майкл прищурился, но взгляда в вечерней темноте хватило лишь на то, чтобы понять, что этот человек ему не знаком. Приняв руку помощи, он покинул вертолет. Джонсон последовал за ним и сразу же исчез из поля зрения.
— Вы в порядке? — спросил встречавший его.
— Нормально, — ответил Майкл, решив забыть о сломанном запястье, которое уже почти не болело. Полосы света скользили мимо них, изредка очерчивая фигуру незнакомца. Его спутник был невысок и весьма худощав — типаж, вряд ли подходящий для рядового летчика с авиабазы, на которую они только что приземлились. То, что он назвал Майкла по имени, выдавало в нем человека высокого звания.
— Наслышан о вас, мистер О'Хара, — продолжил незнакомец, жестом пригласив следовать за ним.
— Неужели я так знаменит? — усмехнулся Майкл.
— Да. В хорошем смысле этого слова.
Голос незнакомца, спокойный и ровный, звучал непривычно среди всеобщей суматохи, напоминавшей панику после объявления войны.
— Рад, что в хорошем смысле. Обычно все бывает наоборот.
— Прекрасно вас понимаю.
— Вот как? — вежливо улыбнулся Майкл, хоть улыбку и не было видно в темноте.
— Генерал Вильгельм Майне, — представился его спутник.
Сказать, что Майкл был изумлен, означало сильно приуменьшить его чувства. То, что он знал и слышал о генерале Майне, не могло не вызывать у него искреннего восхищения этим человеком. Генерала можно было причислить к тому вымирающему виду военачальников, которые предпочли бы идти в бой впереди своего войска вместо того, чтобы отсиживаться в тылу, управляя линиями на карте. Он редко участвовал в тех делах, где было больше политики, чем реальной пользы, и стремился отстаивать справедливые решения даже в тех случаях, когда ему это было во вред. Благородство, ставшее редкостью среди сумасшедшей карьерной гонки, делало Майне ярким исключением, которое, увы, лишь подтвержало всеобщее правило.
— Вы-то здесь какими судьбами? — спросил Майкл.
— Нелицеприятными, — усмехнулся генерал. — Я был поблизости, когда мне позвонил Эксман, после чего я решил встретиться с вами лично.
— Эксман? — переспросил Майкл с неприятным предчувствием. — Значит, вы в курсе?
— Даже более того.
— И… как вам понравилась вся эта затея с базой и заложниками?
— Не думаю, что вы поступили правильно, когда согласились лететь.
— Меня шантажировал сам Эксман. Никому другому я бы не поддался, — заметил Майкл не без доли иронии.
— Вы поступили по совести, у таких решений есть свои достоинства и недостатки. По крайней мере, мне не сложно понять ваши чувства. Но риск, на который вы шли, граничит с безрассудством.
— Риск?
— В вашем самолете, — вздохнул Майне, — был "маячок" для средств ПВО и только один парашют. Кому он предназначался, я не стал спрашивать, потому что у нас с мистером Эксманом и без того вышел крайне неприятный разговор.
— Но как… — только и смог проговорить Майкл. — Я же проверил все перед полетом… парашюты были на месте, и…
Ярость медленно сдавила его горло, не дав окончить фразу.
— Так вот как мистер Эксман решил упростить свой план?! — взорвался Майкл. — Розыгрыша ему мало оказалось?! Да, представляю, какой шум в новостях: самолет генерала авиации сбит повстанцами, карательная операция, новая война, чтоб ее!..
— Майкл… — успокаивающе произнес Майне.
— Не знаю, что он вам наговорил и какие "благородные" причины перечислил, но если я когда-нибудь доберусь до Министерства, то лично приставлю револьвер к его виску!
— Майкл.
Магическое действие этого голоса вмиг усмирило гнев.
— Мы с вами знакомы всего нсколько минут, — с улыбкой продолжил генерал, — а я уже вижу, как вы похожи на вашего начальника.
— О чем вы?
— "Если я когда-нибудь доберусь до него", — процитировал Майне, — "то лично приставлю револьвер к его виску". Эта фраза уже звучала сегодня, по телефону, правда, в более паническом ключе.
— Вот как… — выдохнул Майкл.
— Она была сказана не на ваш счет.
— И поэтому, — изумился генерал О'Хара, — вы заключили, что Эксман совершенно непричастен к этому делу и даже готов выдать вам, постороннему человеку, имя виновника?
— Вам придется поверить мне на слово. Я далек от того, чтобы идеалиризовать Эксмана. Способен ли он пожертвовать вашей жизнью? Думаю, что способен. Но только не такими средствами.
— Почему же?
— Воспоминания и связанные с ними чувства часто оказываются сильнее холодного голоса разума. Я не прошу вас понять. Просто поверить. Для Эксмана ваше падение стало не меньшей неожиданностью.
— Он сказал вам, кто стоит за этим?
— Сказал, — вздохнул Майне. — Но разве это что-либо изменит?
— То есть… я об этом не узнаю?
— Нет. И я считаю это самым трезвым решением, которое было принято за сегодня.
— Думаете, я испугаюсь? Да будь это хоть сам министр — мне плевать!
— Подумайте о Джонсоне. Правда станет его смертным приговором. Вы можете себя защитить, он — нет.
— Но, — проговорил Майкл, хватаясь за последнюю возможность, — если авиакатастрофа останется засекреченной, а я уверен, что так и будет, мы можем объявить его погибшим и надежно спрятать, а тем временем…
— Увы, — вздохнул Майне. — Скрыть что-либо от этого человека не под силу даже Эксману. Думаю, это не под силу никому.
— Странная ситуация, — горько усмехнулся Майкл. — Эксман представлялся мне почти всесильным.
— Враги Эксмана вполне его достойны. Пока вы ничего не сможете с этим поделать.
— Как удивительно устроен наш мир… Чем выше мы взбираемся по карьерной лестнице, тем меньше можем изменить. Или тем меньше хотим этого.
— Быть может, это прозвучит смешно, — ответил Майне, — но я не считаю, что благородных целей можно добиться грязными средствами. Револьвер у виска — это карта, которую мы разыгрываем снова и снова, не заботясь о том, что страх и насилие вряд ли приведут к чему-то, кроме бесконечной смены угрожающих и жертв.
— Вы считаете, что нам не хватает самопожертвования? Геройства?
— Геройство… К сожалению, я им ни разу не отличился. Я получил свою первую награду за то, что едва не погиб, да еще и поставил под угрозу жизнь того, кто меня спас. Какое же это геройство? Неудачная шутка судьбы. Многие, кстати, считают такой же шуткой то, чего я пытаюсь добиться всю жизнь, — хотя бы скромной справедливости. Вам, Майкл, должно быть, известно, как ко мне относятся ваши министерские коллеги, а особенно в последнее время.
— Вы имеете в виду…
— Да, если вы о том случае, когда я решил прогуляться по минному полю, — со слабой улыбкой заметил Майне.
Майклу живо вспомнилась прошлогодняя история, имевшая место на базе миротворцев в одной из африканских стран. Те наблюдатели ООН, которым посчастливилось побывать там с инспекцией, до сих пор бледнели, вспоминая, как один генерал отправился в путешествие по минному полю и, что удивительно, вернулся целым и невредимым. Мотивы этого поступка было непросто понять, однако Майкл совсем не считал эту выходку безумием — скорее, безрассудной храбростью, открытым презрением к смерти. Сам он, увы, относился к ней с гораздо большей опаской, чем следовало бы человеку его профессии.