— Но тебя-то они с грязью не мешали?

— Не так…

— Я и говорю — не хотят они, чтобы черные служили.

Дышу как можно спокойнее, носом, вдох — выдох. Как учили в больнице. Когда паникуешь, нужно дышать носом. Если дышать ртом, в мозг поступает слишком много кислорода, и тогда паника захлестывает тебя с головой.

Светлые промежутки между деревьями сокращаются. Мы едем в лес.

— А Эркан живет за городом?

— Да. Сейчас подальше проедем, сам увидишь.

— Далеко?

— Уже нет.

Мы заезжаем в лес, сворачиваем и едем по узкой просеке. Машина останавливается.

— Приехали.

Махмуд открывает дверь, я вылезаю. Шофер не гасит фары, два белых конуса освещают ближайшие деревья. Я вынимаю из кармана куртки сигарету, медленно пячусь, спокойно прикуривая. Голос почти не дрожит.

— Так что, мы с Эрканом здесь встречаемся, или как?

Я поворачиваюсь, выкидываю сигарету и иду вперед, между деревьями. В какой-то момент мне даже кажется, что у меня есть шанс. И тут меня сильно бьют ногой в спину. Я падаю вперед, пытаюсь подставить руки и ударяюсь головой о дерево. Холод и грубая кора, пахнет детским лагерем и падалью. Я делаю полшага назад на ногах, еще не чующих под собой земли, и тут накатывает боль. Меня тащат под мышками. Один из борцов ставит меня на ноги и поворачивает. Как будто я просто большая кукла. Он прислоняет меня к дереву и, взяв своей большой рукой за плечо, крепко прижимает. Что-то теплое течет по брови и по щеке. Ко мне возвращается зрение, я вытираю лицо рукавом и улыбаюсь им.

Махмуд медленно подходит и встает передо мной. Он не выглядит радостным, не выглядит сердитым, он почти грустный. Говорит отчетливо, как с ребенком:

— А чего ты ждал?..

Я не отвечаю.

— Ты что, думал, ввалишься с улицы и сядешь с нами покурить? Ты правда так думал?

Он подходит ко мне вплотную, смотрит в глаза. Удивленно.

— И ты рассказываешь историю об Эркане, твоем хорошем друге Эркане. Ты что, думал, я не проверю? Я об Эркане знаю все. Если бы он был твоим другом, я бы это знал. Старый сослуживец, да?

Махмуд делает шаг назад, и борец бьет меня правой прямо в живот. Я складываюсь пополам, он меня поднимает. Махмуд держит меня за голову, я чувствую его дыхание возле щеки.

— Ты у меня просишь адрес Эркана, пробуешь вынюхать его у меня. Ты что, правда думал, я тебе его дам? Эркан мой брат, и ты думал, ты можешь его адрес у меня получить за косячком? Думал, я просто глупый курд? Гребаный гётверен!

Он отступает на полшага и бьет меня кулаком в голову. Борец отпускает меня, и я падаю на землю. Они пинают меня пару раз по ребрам и снова поднимают.

Махмуд присел на капот машины. Сидит и курит и смотрит на свои руки. Он выступил, теперь пусть развлекаются другие. Посыпались удары, я больше ни о чем не думаю. Они меняются: одни держат, другие бьют. Перекрикиваются, смеются.

Передо мной встает Хюсейин, широко улыбается, настала его очередь. Он кивает им, и они оттаскивают меня от дерева, борец держит меня на вытянутой руке.

— Давай же, ты!

Хюсейин разбегается, делает прыжок с разворотом, его нога пролетает мимо моего лица, он растягивается на земле.

— Что ты делаешь, Хюсейин?

Я не слышу, кто это говорит. Хюсейин встает:

— Это тэквондо.

— Ты владеешь тэквондо?

— Конечно.

— Ага, два месяца проходил, и всё, так?

Все смеются над ним. Махмуд кричит от машины:

— Давай, покажи им, Хюсейин!

Хюсейин снова встает в позицию. Вытирает руки о штаны. Разбегается и прыгает с разворотом. На этот раз он попадает мне в лицо. Не чисто и не элегантно. Ничто по сравнению с ударами борцов.

— Да к нам сам Ван Дамм пожаловал! Сможешь повторить?

Они поднимают меня и с нетерпением смотрят на Хюсейина, смеются и подбадривают его. Снова я свисаю с вытянутых рук борцов.

Хюсейин разбегается и пытается повторить удар. Делает разворот, не попадает, но приземляется на ноги.

— Давай еще, Хюсейин!

— Я слышал, что, если сделать правильный удар с разворотом, голова отлетит на хрен.

— Да, но мы же о Хюсейине говорим, правда? О мужике, который ссыт сидя.

Хюсейин сконцентрировался, на этот раз у него получится, или остальные подумают, что ему случайно повезло. Он отступает на шаг. Прыгает, делает разворот и попадает мне каблуком в челюсть, моя голова откидывается назад и вправо. Меня отпускают, и я падаю на землю. Остальные хлопают, один свистит. Хюсейин издает звуки а-ля Брюс Ли. Смеется и кланяется.

Затем снова наступает очередь борцов. Они долго и основательно меня бьют: по спине, по ребрам, по голове. Поднимают, держат и бьют по очереди. Бьют коленями в живот и в лицо и снова роняют. Не знаю, сколько это продолжается. Я больше не чувствую боли после каждого удара, только толчки. Я смотрю на себя сверху. Я лежу в чаще леса, а они стоят вокруг и пинают меня. Я сижу в кроне дерева и вижу, как мое тело швыряют туда и обратно. Махмуд по-прежнему сидит на капоте, смотрит на огонек своей сигареты.

Я один во тьме. Еще до того, как я успел открыть глаза, нахлынула боль. Голова, тело, руки, ноги — все болит. Мне не хочется вставать. Хочется остаться в чаще леса, забыться, и боль исчезнет. Но, думаю, не стоит, думаю, мне уже не проснуться.

Медленно, опираясь о ствол дерева, встаю. Меня рвет, рукавом куртки вытираю рот. Горящей от боли рукой роюсь в карманах. Деньги они, конечно же, взяли. Ключи на месте, я засунул их глубоко в карман джинсов. Все сигареты сломаны. Отрываю от одной фильтр и закуриваю. Выдыхаю дым. Нос не дышит, чувствую, как по губам течет кровь, чувствую ее вкус.

Я пытаюсь идти. На левую ногу толком не ступить. Но вряд ли сломана. Медленно, опираясь на деревья, ковыляю вперед, падаю и снова встаю. Не знаю, куда я иду, но надеюсь, что если буду продолжать в том же духе, куда-нибудь да выберусь. В сознании провалы, черные дыры. Начинается бормотание. Мне нужно держаться, держаться изо всех сил, иначе я просто сломаюсь. Бормотание все громче. Злые голоса, я не слышал их уже несколько дней. Теперь они хотят быть услышанными.

Я добираюсь до какой-то дороги, иду по ней. Мимо проезжает автомобиль, я выхожу на середину и машу руками. Он объезжает меня и скрывается из виду. Добредаю до какого-то городишки: кучка домов, магазинчик, гриль-бар. Иду по центральной улице. Наверное, я похож на жертву автокатастрофы: проезжающая мимо пожилая женщина, увидев меня, чуть не упала с велосипеда.

Подхожу к табличке с изображением поезда. Иду по стрелке: станция — не станция, просто старая лавочка и рядом — табличка. Для того чтобы поезд остановился, нужно нажать на кнопку. Сажусь. Из носа на асфальт капает кровь. К приходу поезда подо мной образовалась небольшая лужа. Влезаю в вагон и ложусь на сиденье. Женщина средних лет быстро складывает газету и пересаживается. Похоже, ее день теперь безнадежно испорчен. Выхожу на «Остепорт»; все сиденье измазано кровью. Ноги дрожат, и я практически на карачках выползаю из вагона. Поднимаюсь по лестнице, в глазах чернеет, и, чтобы не упасть, мне приходится крепко ухватиться за перила. Пытаюсь поймать такси, но шофер лишь прибавляет скорость. Час ранний, народ идет на работу. На меня смотрят, оборачиваются, но не трогают. Я мог бы лечь и умереть, меня бы не побеспокоили.

Дохожу до Трианглен, оттуда до квартиры брата. Не чувствуя руки, отпираю дверь парадного. Подниматься по лестнице тяжело, на стенах остаются красные пятна. Отпираю входную дверь. Вхожу в квартиру и падаю.