И не раз смеялся в лицо Хозяин Эрмэ, неистовствуя. Хохотал, словно безумный, сколько раз кричал — «Нужна? Ну, так чего ждешь? Бери в наложницы, пусть родит наследника тебе, глядишь, перебесится! Одного не позволял, того, о чем мечталось….

Не рабыней же у ног мечтал видеть ее, не безмолвной тенью. Не наложницей, женой назвать. Если не самого себя, то всю Вселенную ей, одной подарить. Бросить сияющим пледом к ногам!

И хотелось сбежать, с ней сбежать. В Лигу. Но слишком хорошо знал — и оттуда достанут, под землей найдут! Лучше многих знал, как шатко, как неверно положение мира. Разве схорониться от бед навечно? Нет, не спрятаться. Недолго Лиге, если все будет продолжаться и дальше, как ныне.

Если не ударить в сердце Империи, погубит паук все, что дорого, опутает черными тенетами. И только мучиться, не смея сказать. А будущее — так неверно, так зыбко. Прошлое куда вернее, надежнее! Прошлое. Оно хоть было. А будущее. Будущего — нет.

Время.

Бежит время, не ждет. Ни на миг не останавливаются часы, не перестает сыпаться золотой песок времени с ладоней вечности. И все меньше и меньше минут остается в запасе.

Скрипнуть зубами, чувствуя, что еще немного и не выдержит этого напряжения, бешеной гонки. А остановиться — никто не давал права!

Собираются в кабинете отчеты. Целая армия шпионов бродит по свету, трудолюбивыми пчелками неся ему по крупицам пыльцу ценнейшей информации. И все больше и больше отчаянья в сердце.

Вся надежда — на себя одного. Слишком мало сил у Лиги, а у Эрмэ — острые зубки. Не в пользу Лиги перевес сил, в пользу Империи. Даже если умолчать о том, что воины Эрмэ — нечто особенное.

Только сдержанно чертыхаться, понимая это. Только злиться. И на себя и на Судьбу. Если разобраться — почти беззащитны планеты Лиги. И это бесит, больше чем все остальное. Если Империя ударит первой…. Захлестнет и утопит.

И только клясть Элейджа на все лады. Если б знала Империя насколько положение Лиги непрочно — давно б ударила. Видимо, помалкивала Хозяйка, не торопясь со сварой. Видимо, были у нее свои соображения. Виды на трон. Знала, после победы вырвать власть у Хозяина из рук будет непросто, ох как непросто! Но ведь вечность оно не может длиться! Нет, не может….

Потерев глаза, Да-Деган вскочил на ноги, подошел к окну, вдохнул свежий ночной воздух.

Вился в воздухе аромат отчаянно-крепкого кофе. Ночь. Еще одна ночь, в которую не до сна, которая заполнена не картами и не вином, совсем иными, жестокими взрослыми играми.

Не раз предупреждал Стратегов. Тайно отправлял отчеты, рисковал собственной головой. Ну, кто ж виноват, что так слабы позиции Лиги? А усилить можно бы. Хоть бы перегруппировались, черти полосатые! Впрочем, разве позволит Локита?!

Умна стерва! Кажется, что чувствует каждый его шаг. В том и опасность! Не разгадала бы! Не поняла б раньше времени, что он задумал!

Двинуть бы костяшками пальцев по стене, разбивая в кровь! А вместо этого держать себя в руках, не теряя лица. Мило улыбаться, плести интриги, казаться таким, каким не был….. Словно нет сердца в груди, словно там, под ребрами — камень.

— Дагги, — тих шаг, и не сразу он почувствовал вошедшего, промолчало чутье. Впрочем, что чутью полошиться? Не враг ведь! — опять не спишь. Почем зря мечешься.

— Рэй? Еще твоих нотаций мне не хватало, — заметил колко, — что, решил опекать меня?

— Не дурно было бы, — усмехнулся юноша. — Что б сам себе не навредил.

Пройдя по комнате, Рейнар опустился в кресло, провел кончиком наперстья по краю чаши, усмехнулся.

— Опять кофе литрами глушишь, — заметил ехидно. — Прислуга жалуется, что уже с ароматов чумеет. Ладно, бутылку в покое оставил. И не ешь ничего. Поговаривают, на эрмийские зелья перешел, чтоб не спать, не пить и коленками не дрожать перед Хозяином. Голова-то работает? Смотри, долго не протянешь, если будет так же продолжаться.

— Не твое дело, Рэй!

— Чье, тогда? Хочешь, что б я через полгода твою Иллнуанари унаследовал? Я не против. Только тебя, дурака, жалко!

— Не стоит мне нотации читать! Мал еще!

Улыбка коснулась губ Рейнара.

— Ну, — протянул юноша задумчиво, — кроме меня этого сделать некому. На Иланта ты так последний раз так вякнул, что братишка мой всерьез считает, что пора с этого дома удочки сматывать…

— Вот и мотайте! Илант к повстанцам, ты к Хэлдару! Все будут довольны. Всем будет хорошо! А меня оставьте в покое. Ты уж извини, Рэй, я как-нибудь сам решу, что мне делать.

Вскочил на ноги мальчишка, подскочил так, быстро, как мог, схватил за плечи, уставился в глаза зелеными своими глазищами, словно ударил наотмашь….

— До сих пор простить мне Хэлдара не можешь, — проговорил устало. — Ну, за что ты его так ненавидишь-то?

— С ума сошел! За что мне его ненавидеть? Только я прекрасно знаю, что за фрукт этот Хэл. Он трус! Слизняк! Неужели ты сам не понимаешь?

— Нет.

Тих голос, но тверд. Отпустил юноша его, отошел на полшага, смотрел в ночь, на сад.

— Ты ошибаешься, Дагги, — ровен тон, только чувствуется что под этой гладью — буря. — Ты ничего не знаешь о Хэлдаре. Сделал один раз выводы и все! И решил, что он тебе не нравится.

— Я не девка, что б он мне нравился.

Сам пожалел о словах, что сорвались с языка, только поздно жалеть, поздно! Полыхнули глаза Рейнара, напрягся, словно сжатая пружина…. Но не ударил, не бросил к ногам своим, не воспользовался Даром, только губы в ниточку. Только обхватил мальчишка свои плечи руками, склонил голову. Все так же смотрел в сад.

— Ты сам-то любил? — спросил Рэй. Тих вопрос, несмотря на долгое молчание все равно внезапен. — Если любил, должен знать, что любовь, она не выбирает.

— Много ты знаешь о любви!

— Да уж больше, чем о ненависти, — и все так же ровен голос, спокоен. Словно ведут беседу о погоде за окном.

— Странный ты, Рэй.

— Какой родился, Дагги. Удивлять мне тебя еще и удивлять.

Отойдя от окна, примостился юноша в кресле, уютно уложив подбородок на согнутые коленки. Вдохновенно блеснули глаза, дрогнули губы, словно хотел что-то сказать, но промолчал.

— Чем ты еще удивить меня собрался? — проговорил Да-Деган. — Говори, не тяни. А то, что в голове у тебя ветер гуляет, это уже мне известно.

Рейнар тихонечко покачал головой.

— Злой ты стал, Дагги. Как зверь в клетке мечешься. Всех за врагов считаешь. Даже Иланта и меня. О других вообще помолчу!

— А-а, — протянул Да-Деган, — ну извини, мальчик мой! Что не угодил тебе! Только и ты… за красивые глаза своего Хэла кого угодно продашь.

— Не тронь ты Хэлдара!

— Что так?

— А вот так, — тихо произнес Рейнар. — За кого ты его считаешь? За подлеца? За мерзавца? Ошибаешься!

— А как еще назвать гаденыша? Воспользовался моментом, соблазнил щенка! А ты и рад преданно ему в глаза заглядывать! Так хорош в постели?

Не удержался Рейнар, вскочил, закружил подранком по комнате….

— Дагги, Дагги, вот ты о чем! А я дурак, все голову ломаю, почему, отчего ты его невзлюбил!

— Странно, что ты его… любишь. Вроде как, ненавидеть должен. Нет?

Тяжело вздохнул Рейнар, застыло осколочком льда в глазах и упорное, и уверенное.

— Какая разница, что я должен? Я его люблю. Давно люблю, Дагги. Это выше меня. Выше моей ненависти. Я с этим ничего поделать не смогу. Пытался. Прав ты, щенком был, а тянуло словно магнитом! Только он тогда на меня и смотреть не хотел.

— Теперь зато смотрит. И как смотрит!

Не скрыть злости, не спрятать запала гневного огня, безрассудной ярости. И откровением, ушатом ледяной воды в костер:

— Я приворожил его, Дагги! Тогда еще! Мне тринадцать только было. Сил не было видеть, как он мимо меня проходит. Понимаешь ли? Нет? Поздоровается, кивнет и — мимо!

Замолчал Рэй, взволнованно, тяжело дыша. Вздохнув, подошел к Да-Дегану, взглянул зелеными усталыми глазами в бесстрастные серые.