В травматологии суматохи не было. Обход давно закончился, процедуры в основном тоже. Врачи корпели в ординаторской над выписками из историй болезни, по коридору слонялись одинокие ходячие больные. У одного из них Наталья выяснила, где бокс. Медсестра Оля сидела на своем посту и, раскладывая таблетки по ячейкам, монотонно спорила с настырным пациентом. Ему, видите ли, не нравилось, что опять дали задание наутро сдать мочу на анализ. С возмущением заявлял – пусть его поймут правильно, ему не жалко, но ведь он сдает ее уже третье утро! Оля спокойно поясняла – раз доктор назначил, значит, надо. Препирались они долго, пока Оля не решила ткнуть упрямца в запись о назначенных ему анализах. Открыв историю болезни, несказанно удивилась сама: больной оказался прав – два дня зря мочу переводил!

К тому времени я уже окончательно вошла в роль и быстренько отправила травмированного физически и морально пациента в палату.

– Где Александр Артурович? – строгим голосом спросила я у Оли. – В ординаторской его нет.

Оля внимательно посмотрела на мои туфли, восхищенно поцокала и сказала:

– У него всемирный потоп. Жена утром оставила стиральную машину включенной, по-видимому, она дала сбой. Вряд ли сегодня вернется.

– А куда делся Артур Исакович?

– Он делся в отпуск, – улыбаясь, пояснила Оля.

– Ничего себе! – возмутилась я. – Что, трудно было мне перезвонить и предупредить? Я же с Сашей договаривалась! У меня больная после наркоза с кровати упала – нужна его консультация. – Я сделала вид, что задумалась. – Оля. Пусть моя больная тут с тобой рядышком посидит. Не тащиться же вашим к нам в гинекологию, раз уж мы сами пришли. Пойду поищу еще кого-нибудь… – Я прошла дальше по коридору к боксу интенсивной терапии, слыша, как Оля советует мне вести поиски в одной из палат врача Ярцевой. Наташка осталась обеспечивать безопасный тыл.

Бокс охранялся! Взглянув на охранника, я поняла, что деньгами его не возьмешь. Скорее всего, успел сработать Виктор Васильевич Листратов. Стражник уже открыл рот, решив потребовать у меня отчета – на каком основании я ломлюсь в бокс, но не потребовал. Не иначе как на нервной почве у меня вырвались встречные вопросы:

– Почему без халата?! Где Штейнберги?! Безобразие! Ярцева заходила во вторую палату? Впрочем, какой толк вас об этом спрашивать! Весь Минздрав на ноги поставили! Сидите! Я сама зайду. – И брезгливо проведя пальцем по ручке двери, поднесла его вплотную к глазам, негодующе фыркнула и прошла в бокс. Охранник, судорожно сортируя в уме вопросы, попытался пройти следом, но я решительно выставила его за дверь – как можно?! Без стерильного халата!

В палате номер три стояло четыре кровати, но больных было только двое. Разобрать, кто из них Андрей, оказалось сложно. Оба пациента походили на белые мумии. Одна из них, возможно, спала. Вторая находилась под капельницей и, когда я над ней наклонилась, издала мычание, ошибочно принятое мной за приветствие.

– Здравствуйте, как вы себя чувствуете? – Мычание повторилось. – Ну и замечательно, – порадовалась я, вглядываясь в карие глаза мумии. Андрею они не могли принадлежать. От падения с высоты, кажется, их цвет не меняется. Осторожно подошла к другой мумии. Она лежала и напряженно вглядывалась в меня серыми глазами Андрея. Я обрадовалась. Он нет. Более того, мне показалось, что в них сверкнули гневные искорки. В душе, которая, слава Богу, осталась при его теле, Андрей уверен в виновности Нинели, мелькнуло в моей голове. А мы с Наташкой – особы, к ней приближенные. Значит, виноваты вместе с ней. – Андрюша, – прошептала я, – не верь никому и ничему, а больше всего – своим выводам. Нина не причастна к тому, что с тобой случилось. – Я невольно обвела глазами его забинтованную фигуру и палату. – Более того, ей угрожает опасность не меньшая, чем тебе. Твоя задача быстрее встать на ноги. Не принимай лекарство от незнакомых лиц! А если в палату войдет личность, вызывающая сомнение, свисти в этот свисток! Его подарил Димке один гаишник. Муж этим свистком меня в лесу подманивает, когда за грибами ходим. – Гнев в глазах Андрея утих, зато плескалось море удивления. Из-за грибов, что ли? Но не рассказывать же ему о всех наших лесных походах. Как-нибудь в следующий раз. – Мы стараемся во всем разобраться сами. Когда придет следователь, попроси проинструктировать охрану на предмет усиления бдительности. Как видишь, мне удалось к тебе проникнуть. Теперь вопрос – ты был женат до Нины?

– Нет, – тихо прошелестело с кровати. Нормально говорить Андрей не мог. Наверное, была сломана челюсть.

– Тогда кто такая Синельникова Мария Павловна? Она хотела угнать твою машину.

– Мама. Умерла… Давно…

На секунду я растерялась: во-первых, откуда Андрей знает, что она умерла, во-вторых, мамы так молодо не выглядят. Даже покойные. Девица была явно моложе меня. Андрей опять закрыл глаза. От раздумий меня отвлекло новое мычание. И до меня наконец дошла причина – лекарство в капельнице подходило к концу, необходимо было ее перекрыть во избежание доступа воздуха в вену. Страшным диагнозом замаячил приговор «эмболия». С такими тонкостями, как устройство капельницы, я не была знакома. В одно мгновение я приняла решение и воплотила его в жизнь – бежать за медсестрой. Столкнулась с ней буквально у входа в блок.

– Нет нигде вашей Ярцевой, даже здесь, – облегченно вздохнув, заявила я. – Кажется, у больного в третьей палате пора снимать капельницу. Вид второго больного в этой палате мне что-то не очень нравится. Правда, я его мельком видела…

– Это он под действием успокоительного – отсыпается. Ярцеву поищите в другом конце – в процедурной. А по поводу капельницы как раз и иду. Ваша пациентка на посту сидит. Она, оказывается, профессиональная медсестра. Живо всех недовольных от меня отшила. Не представляете, как я замоталась. Одна на двух постах. Да еще процедурная медсестра заболела…

Она скользнула в третью палату, а я заторопилась к Наталье, не забыв окинуть охранника недовольным взглядом. Сидя в кресле, вытянув ноги, он сделал вид, что не заметил моего недовольства. Тем не менее переменил положение ног.

– Что так долго? – прошипела Наташка. – Ольга такая расторопная оказалась. Да еще я пару раз взвыла – вроде как от боли в руке. Надо же было девушку отвлекать на себя. Она все порывалась ускорить процесс оказания мне помощи и пойти поискать провалившуюся Ярцеву. И не иначе как в блоке интенсивной терапии. Там как раз старичку вскоре следовало перекрыть капельницу. Пришлось проявить мужество и заявить, что вполне могу потерпеть. Мало того, я занялась делом и, знаешь, совсем забыла про нестерпимую боль. Короче, я Ольге читала назначения лечащих врачей из историй болезни, а она быстренько раскладывала лекарства по ячейкам, ухитряясь одновременно поглядывать по сторонам, чтобы не засекли. Сама понимаешь, история болезни больного – тайна за семью печатями. Ольге бы голову оторвали за наше коллективное творчество, невзирая на то что бедная девка одна на все отделение плюс блок… Слушай, она возвращается. Надо линять!

Наташка приветливо помахала здоровой рукой медсестре в другой конец коридора, и мы, не оглядываясь, отправились на лестничную клетку. Лифт как по мановению волшебной палочки остановился перед нами, едва я нажала на кнопку вызова. Даже не успела выдохнуть воздух, который набрала, раздув щеки, ибо травмированные пациенты обкуривали лестничный пролет так, что дымовая завеса не успевала рассеяться с помощью открытого окна. Наташка уткнула нос в забинтованную руку и бубнила что-то про козлов на вольном выпасе, которые, не успев оклематься от травм, немедленно несутся травиться за свой счет сигаретами.

Из открывшейся двери лифта на нас вышел молодой человек вполне неприметной наружности с папкой под мышкой. Мы долго не могли с ним разойтись. Если мы делали шаг влево, он непременно шагал туда же. Потом мы коллективно шагали вправо. Лифт закрылся и уехал, а мы продолжали безумную пляску: я с надутыми щеками, Наташка с закрытой от табачного угара нижней частью личика. Вдохнуть еще раз сигаретный и папиросный дым было равносильно смерти. Неприметное лицо молодого человека покраснело, и я поняла, что запомнила его на всю оставшуюся жизнь – так надоел.