– Не стоило ворошить осиное гнездо. Вы поступили вопреки рекомендациям и загнали себя и меня в капкан… Считайте, что вас уже вычислили…
Продолжения не последовало. По коже ощутимо забегали мурашки. Но ненадолго. Отвлекла Алена, явившись с номерами телефонов двенадцати московских Альбертов Андреевичей Воронко.
Обзвон я производила с бомбильника-подкидыша, на счету оставалась сумма в сто семьдесят четыре доллара и девять центов. Алена с ручкой наготове сидела рядом и ничего не понимала.
Первый Альберт Андреевич еще пять лет назад оставил о себе светлую память у бывшей жены, эмигрировав в Израиль, а оттуда в Америку. Второй оказался глухонемым. После третьего, который как раз отмечал восьмидесятипятилетний юбилей, настроение у меня упало. Пришла в голову мысль, что домашний телефон мог быть зарегистрирован на его жену. Четвертый номер набрала просто на автомате. Вежливый автоответчик сообщил, что Альберт Андреевич госпитализирован в связи с плохим самочувствием. Лия Михайловна также отсутствует. Попросили оставить сообщение. Нашли идиотку! Именно на этом звонке моя интуиция споткнулась. Для окончательного успокоения я заставила дочь перезвонить оставшимся Альбертам. По моему наущению разговор она начинала с фразы: «Каково самочувствие Альберта Андреевича?» Пять номеров зациклились на длинных гудках – никто не ответил. Дважды дочь спросили, какое ей дело до самочувствия Альберта Андреевича, поскольку первый сам не заботится о своем здоровье и вторую неделю пьет в компании бомжей. Второй – с утра чувствовал себя прекрасно, а сейчас находится на посту: охраняет пустой склад, чтобы не растащили на доски. Еще один Альберт поблагодарил за заботу и пригласил Алену в ночной клуб, где он работал «бас-гитарой».
Я не стала слушать дальше, а полезла к компьютеру. По номеру телефона установила адрес четвертого, госпитализированного, Воронко. В результате нехитрой комбинации нашла телефон соседей и смело им позвонила. Представившись долгожданной, но нежданно нагрянувшей родственницей Воронко, так вошла в роль, что чуть не всплакнула от сознания того, что придется ночевать на Киевском вокзале. У Альберта работает автоответчик. Неудивительно, при его-то должности. Мобильный отключен. Правда, он на всякий случай дал мне телефон соседей, может быть, они проявят любезность и попросят Альберта подойти к телефону. В ответ немного поудивлялись, но сказали, что Альберт Андреевич находится в больнице – гипертония разыгралась. Лия Михайловна была у него сегодня и сказала, что в конце недели, возможно, выпишут. Сама она, бедняжка, вынуждена мотаться на дачу в Пушкино. Альберту приспичило подарить ей на Новый год зимний сад. Летом сам командовал работами по благоустройству, а сейчас затеял новый проект, но все свалилось на Лию. Кстати, она обещала сегодня вернуться, так что вполне могу подъезжать часам к семи. Если не вернется – меня до завтра приютят.
«Мир не без добрых людей, – удовлетворенно подумала я, закончив разговор, но тут же испуганно встрепенулась: – А если Лия Михайловна не приедет ни сегодня, ни завтра?! Стоп! Летом уже велись какие-то там работы, и оба супруга живы. А если это исключение? Не может же фирма работать только на уничтожение… С другой стороны, Альберт в больнице… Вдруг там и помрет? Вдали от своих зимних клумб? Или опасность угрожает Лие?»
За этими мучительными размышлениями меня и застала Наталья, купившая на нашу долю батон. На всякий случай. Потому как забыла, просили мы ее об этом или нет. Выслушав мой торопливый рассказ, она удивилась:
– Нашла причину ломать голову. Ну что тебя корежит? Я имею в виду больницу. Ты ж сказала, что в конце недели твоего депутата выпишут. Давай номер больницы…
До главного врача она дозвонилась с мобильника, отняв его у Алены с замечанием: «Нечего с козлами трепаться!» Поприветствовав главврача от имени Министерства здравоохранения, намекнула, что состоянием депутата Воронко А. А. очень интересуются в управлении делами президента. И как бедный руководитель ни уверял, что у Воронко нет никакой гипертонии – всего-навсего немного расшатана нервная система, Наталья твердо стояла на необходимости круглосуточного дежурства у постели больного. Но меня он уже не волновал. Лия Михайловна – вот за кого следовало беспокоиться. До дачного участка порядка тридцати километров. Мы с Наташкой ничем не сможем помочь… Господи, какая же я дура!
Я снова кинулась к телефону и торопливо набрала номер соседей Воронко. Ответил мне все тот же вежливый женский голос. Извинившись раза три и проглатывая слова, я слезно попросила поискать мобильный телефон Лии. Вдруг она надумает остаться на даче? Уж лучше поеду к ней в Пушкино…
Меня утешали и уговаривали успокоиться. Номер телефона есть и мне его продиктуют, как только я обрету способность записывать.
– Уже обрела, – завопила я, – сейчас только возьму с холодильника ручку!
На той стороне провода возникло некоторое смятение:
– С какого холодильника? А вы разве не на Киевском вокзале?
– Конечно, на вокзале, – не медля соврала я, ругая себя за неосторожность. – У меня сумка лежит на подоконнике, на стекле трещина – промерзла насквозь. Настоящий холодильник… Все, достала. Записываю…
Лия Михайловна отозвалась почти сразу. Не мешкая, я в приказном тоне велела жене депутата немедленно убираться со своей дачи, если она еще там и если ей дорога собственная жизнь. Дама слегка встревожилась и попробовала меня уверить, что я ошиблась номером. Тут я ей выдала. Как зовут ее мужа, где и с каким диагнозом находится этот притворщик, какая фирма выполняла и выполняет работы по совершенствованию садового участка и дома. От удивления она начала слегка заикаться. Сначала я никак не могла понять, что Лия Михайловна говорит. Дело в том, что в ее голове перемешались собственные вопросы и ответы на мои. Да еще я в меру сил вносила определенную сумятицу, периодически приказывая ей немедленно вытряхиваться с дачи.
– Подождите, я ничего не пойму. Позову Валеру… Они должны довезти меня домой…
– Не надо Валеру! – взревела я. – Он вместе с подельниками и доставит вас на тот свет!!!
– Но я ничего не разберу. Как мой муж может притворяться в больнице, если он умер двенадцать лет назад?
Я примолкла, но ненадолго:
– А кто же вам Альберт?
– Это мой сын. Вот он-то как раз и лежит в больнице. Я настояла. При его нервной работе нужна профилактика…
Секунд пять я обдумывала ситуацию, – ну не могло здесь обойтись без криминала! – а затем осторожно сказала:
– Вы мне можете не отвечать, но дача и городская квартира зарегистрированы на ваше имя. Текущий счет или счета в банках – тоже… – Она молчала. Вдохновленная этим молчанием я продолжила: – И сын давно хочет выйти из-под вашей опеки. Вы… не даете ему жениться, в конце концов…
– Так вы по поручению этой мерзавки?! Дрянь! Дрянь! – Лия Михайловна надрывалась во все горло.
Возможно, я и ошиблась на сей раз. Но интуиция шипела на это предположение, как Элька на чужую обувь.
– Я просто хотела предупредить вас об опасности, – безнадежным тоном сказала я, чувствуя, что не смогу переубедить эту женщину. – Понятия не имею, о какой мерзавке вы говорите. Попробуйте не орать и уловить добрый совет… ясновидицы.
Я отключилась и запрятала мобильник на дно сумки, намереваясь до завтрашнего дня выкинуть всю эту историю из головы. Тем более тесто давно уже подошло.
Алена сидела на диване. Поджав под себя ноги и обхватив голову руками, внимательно дешифровывала свои записи. Взяв у нее листочек – тут же вернула. Записки сумасшедшего!
– У оставшихся Альбертов все в порядке, не считая мелких неприятностей по работе. Жена последнего обещала выкроить время из напряженного рабочего графика и набить мне морду. Мам, ну разве мое лицо подходит под категорию морды, а?
– Ну что ты, заинька, ты у меня – аленький цветочек… Правда, на очень тоненьком стебельке.
– Это, скорее, достоинство… Так вот ты какой, цветочек аленький! – пробормотала дочь, делая пометки на листочке. – А двум Альбертам так и не дозвонилась – наверное, они на работе…
