Кусок буквально застрял в горле. Иногда дочь выдает совсем не то, что надо. Мне и так было не по себе. Давилась тортом из последних сил, чтобы не расстраивать окружающих. Еще подумают что-нибудь не то. В очередной раз вспомнились долгая дорога домой и мои посиделки, вернее, полежалки на утоптанной дорожке…

Выстрела я не слышала. А может быть, слышала, но не обратила внимания, – мальчишки без конца развлекаются своими стрелялками… Интересно, они по звуку очень различаются?.. Нет, скорее всего, стреляли с глушителем. Время такое – народ с работы возвращается. Зачем привлекать лишнее внимание?.. В таком случае те двое, которые уволокли, не знаю, раненого или убитого, не киллеры. Убийцы, по логике, должны моментально слинять с места преступления. И где же контрольный выстрел? Сейчас он в моде. Как-то непрофессионально сработано. И свидетельницу в живых оставили… Нет. Свидетельницу правильно оставили. Против этого не стоит спорить. Я, пожалуй, лучше помучаюсь еще некоторое время. Да и какая я свидетельница? Вот если бы подстреленный меня не придавил и я попыталась оказать ему помощь… А то лежала себе спокойно и никому не мешала. Будем надеяться на то, что он жив, – вопреки заключению спасателей.

От всех этих размышлений меня отвлекла тишина. Можно сказать, пронзительная. Я очнулась и увидела внимательные физиономии окружающих. В ту же секунду грохнул хохот, причину которого я сначала не поняла. А смеяться без нее не хотелось. Сидела и хлопала глазами. Народ взвыл. Я криво улыбнулась – надо же было как-то поучаствовать в общем веселье. Решившая меня пожалеть Алена повисла на моем плече елочной игрушкой и, содрогаясь от хохота, попыталась объяснить, чем я его вызвала. С задачей она не справилась: те отдельные фрагменты слов, которые дочь попыталась выдать, имели только один положительный момент – также довели меня до смеха. Дальше стало легче – я уже хохотала на уровне со всеми и над всеми. Еще один Лешкин приятель, его тезка, начал повизгивать. Славка попытался встать, чтобы удрать, но столкнулся с Валентином, собравшимся сесть. Вдвоем они непроизвольно скинули с места одного из гостей, Михаила, в приступе бессильного хохота приникшего к плечу Лешика…

Не знаю, что там было дальше. Боком, по стеночке, я выскочила в коридор и, перемежая смех с рыданиями, понеслась спасаться к себе. Надежды на мужа не было. Когда не надо – он способен моментально испортить настроение. А тут ржет громче всех, вместо того чтобы прекратить эту массовую истерию. Через пару минут приплелась Алена и долго не вылезала из ванной. Я отправилась на лоджию, где мне быстро стало не до смеха, – в тапочках довольно прохладно.

– Там все еще давятся от хохота. Если, конечно, живы. – Дочь улыбалась, вытирая полотенцем мокрое лицо. – Я туда больше не пойду. У меня завтра семинар по патологической анатомии. Не дай бог, челюсть вывихну. А все из-за тебя!

– Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста.

– Ты о чем думала, когда смотрела в рот Борису Иванычу? Главное, у самой на тарелке здоровый ошметок торта валяется, а она взглядом инквизитора за другими следит. Борис Иваныч, кстати, это последний заметил. Все уже хихикать начали, а он все ложкой работал. Да так быстро! А когда заметил твой пристальный взгляд, так с ложкой и застыл. Кивнул тебе вопросительно: чего, мол, надо? Ты – ноль эмоций. Он сдвинулся вправо – твои глазки строго в упор, за его ртом. Он влево – там некуда. Тесно! Да и бесполезно. Ты вездесуща. Папик перед твоим носом рукой помахал – не реагируешь. Ну, Борис Иваныч плечами пожал, тарелку схватил – и на сто восемьдесят градусов развернулся. Тут уж мы совсем притихли. Наталья Николаевна даже палец ко рту приложила. Ждем-с. Развития событий. Борис Иваныч хоть и сидит к тебе задом, а твой взгляд-то буравит. Он так осторожненько начал поворачивать голову, но не выдержал. Передал свою тарелку жене и жалобно шепнул: «Отдай мою порцию Иришке». Тут уж мы не выдержали…

На мой взгляд, ничего такого, чтобы вызвать приступ повального хохота, не произошло. Но коллективизм – великая сила. Интересно, куда делось бы их веселье, знай они, о чем я думала. Впрочем, им это и не надо знать. А мне – следует постараться выкинуть все жуткие воспоминания из головы. Мало ли чего не бывает… Пожалуй, не стоит рассказывать неприятный эпизод Димке – обязательно отыщет за мной какую-нибудь вину…

Гости разошлись поздно. Около часа ночи мы убрали последние следы пиршества и тихо сидели с Натальей на кухне. Я обстоятельно делилась с ней неприятными воспоминаниями о недавних событиях.

– Я не уверена, что ты так просто отделалась, – успокоила меня подруга. – Если надо, тебя вычислят элементарно – поспрашивают у бабок во дворе, не слышали ли они, кого из несчастных идиоток уронили и малость потоптали… Ты говоришь, Татьяна заметила, что руки у тебя в крови?

Меня даже передернуло. Причем не только внутренне. Оставалось опасение, что дергаться еще придется долго. Воспоминания водой с мылом не смоешь.

– Заметила, – нехотя проронила я. – Дальше можешь не продолжать. Завтра же местные аборигены будут знать, что Ефимову из шестого подъезда трое пьяных алкашей жутко покалечили и отняли французские духи на опохмелку. Вместе с куском колбасы.

– А колбаса-то зачем?

– Запах у духов отбить. Чтоб не воняли.

– Да ладно тебе страшилки рассказывать. На фиг ты этим мужикам нужна? Сама же сказала, что они не киллеры… Забудь! Я вот тут объявленьице в газетке вычитала – через неделю в «IKEA» распродажа маленьких подушечек. Помнишь, таких хорошеньких, в виде разных животных? Ну просто задаром! По цене одной сразу три дают. Может, смотаемся?

– Смотаемся. Мне попугай понравился. Кстати, для подарка – милое дело. Скоро Новый год. И на дачу хорошо… Ладно, давай разбегаться. Кстати, твоя Денька эротический фильм смотрит. Не рановато ли для боксерихи?

– Ой, я и забыла про телевизор! Между прочим, могла бы и выключить…

Утром пошел снег – крупный и лохматый. Жаль, что невозможно осуществить спецзаказ на такую погоду для новогодней ночи. Ветра не было. Скорее всего, он если и собирался схулиганить – по-приятельски потрепать нескладные ветки знакомых деревьев, то не решился. Обалдел от их ошеломляющего вида. Прекрасного и неприступного – в сказочном снежном наряде…

Выходить на улицу не рискнула. Да и не в чем было выходить. Дубленка сохнуть не собиралась. Ну и ладушки, решила я. Буду отдыхать у кухонной плиты. Тем более что торопиться некуда. Димку вызвали в больницу – кажется, кому-то вырезали что-то лишнее. Или, наоборот, вшили. Я не поняла. Муж злился, ругал некоего Нефедова и обещал уволиться по собственному желанию, если у этого самого Нефедова не выбьют из рук скальпель. В заключение сорвался на меня за то, что опять сунула свои перчатки в карман его куртки, и ускакал вниз по лестнице через две ступеньки разом. Как назло, вышли из строя оба лифта. Выбросив пакет с мусором в мусоропровод, я еще пару минут постояла на лестничной площадке, слыша постепенно удаляющийся любимый голос. Муж, начав с недостатков в сфере обслуживания лифтов в нашем доме, уже перешел к предложениям по реструктуризации коммунального хозяйства страны в целом. Ему вторили попутчики и встречные несчастливчики. Эхо разносило лозунги по всем этажам. «Мой муж не только классный хирург, но и гениальный реформатор, – подумала я. – Если бы так не торопился на работу – к вечеру программа коммунальных реформ была бы готова».

Детки спали. А кто не любит поспать в молодые годы? Да и в не совсем молодые… Я включила на кухне телевизор и занялась домашней текучкой – кран в мойке достал своим упорным стремлением к совершенству. Следовало в корне пресечь его маниакальную мечту стать истоком нового водопада. С удовлетворением отметила, что вчерашнее происшествие уже не пугает так, как вчера.

Неприятности нагрянули во второй половине дня. Вместе с Наташкой, которая принесла их с прогулки по магазинам. На мой взгляд, шастать по супермаркетам сегодня было очень непрактично, поскольку на остатках от вчерашнего праздника можно протянуть неделю. Упомянутые неприятности оттягивали ей язык не меньше, чем сумки с запасом продуктов – руки. Именно поэтому тяжелая ноша была свалена у родного порога, а сама Наталья ворвалась ко мне: