«Ну все, – с тоской подумала я. – Теперь это надолго». Но в прогнозах ошиблась. Димку просто надо было накормить. Все-таки соображения у меня меньше, чем гонора. Чувствуя за собой вину, я даже уступила диван мужу, решив перемыть грязную посуду.

За этим делом и застала меня сытая и довольная подруга, заявившись с предложением немедленно позвонить Листратову с просьбой выяснить личность соседа Владимира. Недолго думая, послала ее к Димке. Пусть блеснет логикой.

Он, очевидно, блеснул. Минут через пять Наташка вернулась со слегка ошарашенным видом.

– Все-таки очень умный мужик твой муж! Глаголешь вам, говорит, глаголешь – не понимаете. Нет никаких оснований подключать Листратова…

Далее подруга изложила краткое содержание моих доводов и за чаем поинтересовалась дальнейшими планами. Я попросила ее только об одном: любыми путями выяснить у секретарши Велочки несколько адресов, по которым фирма «Купава» осуществляла свои работы. Один клиент был мне уже известен – депутат непонятно какой думы Воронко Альберт Андреевич. Три раза напомнила подруге, что звонить следует только на номер личного мобильного телефона Велочки. Наталья задумалась – задание не из легких, учитывая трусоватость секретарши сыскного агентства «Пантера-С». Разошлись с убеждением, что «утро вечера мудренее» и «будет день – будет повод для звонка».

Димка в блаженном состоянии дремал под «Семнадцать мгновений весны». Я уселась в кресло, вытянула ноги и, ощутив себя почти счастливой, переключила телевизор на другой канал. Муж моментально очнулся и посмотрел на меня с укоризной. Я развела руками:

– Кончились мгновения весны. Новый год почти на носу…

Из полудремы вырвал звонок мобильного телефона. Я кинулась разыскивать аппарат и нашла в собственной сумке. Сразу два. Звонил подкидыш.

– Да? – напряженно произнесла я в трубку.

– Здравствуйте. – Уже знакомый то ли женский, то ли мужской голос. – У вас все в порядке?

– Да. Можете быть спокойны, – тихо сказала в ответ. – А главное, я вам верю. Попробуйте поверить мне… – Абонент отключился.

– Кто там? – окончательно проснулся Димка.

– Да кто ж его знает? – ответила я, возвращаясь в комнату. – Просто ошиблись номером.

Подумала и, сдвинув Эльку, притулилась к мужу под бочок. В отличие от кошки он не жаловался на неудобства. Просто погладил меня по голове, как маленькую, и шепнул:

– Не сердись на меня, деспота. А спортивный костюм я тебе новый подарю. Такой, какого ни у кого нет. И поверь, не стоит вымещать раздражение на елках…

Лыжная прогулка дала о себе знать. Спала – как убитая. Сравнение, конечно, не очень… Но в каком положении легла, в том и проснулась. А вот вставать пришлось, собирая себя по частям. Малейшее движение причиняло боль. Причем болело даже то, что и болеть-то не должно, например правое ухо. Но оно само как-то завернулось во сне – я его отлежала.

Айкая, ойкая и подвывая, долго сползала с кровати. Димка, веселый и бодрый, как массовик-затейник, уже успел сбегать под душ и поставить чайник, а я только предпринимала попытки сделать первый шаг, хотя в мыслях была уже на кухне. Муж предложил инъекцию баралгина, я вздрогнула, и дело пошло на лад. После двух шагов уже могла сносно передвигаться.

– Наконец-то ты начала заботиться о своем здоровье! – хихикнула дочь, вытаскивая из холодильника сделанные мной блинчики с капустой. – Лучше бы ты не вставала. У тебя взгляд великомученицы. И твой видок терзает душу жуткими воспоминаниями. Так и вижу саму себя на первом курсе после занятий физкультурой. Мамочка, иди под горяченький душ – полегчает. А тут я сама справлюсь.

– Только без жалости, – простонала я. – Уже расходилась, только умоюсь.

Позвонил сын и поинтересовался, все ли в порядке, – бабушка волнуется. Попросил к телефону меня. Алена фыркнула и порекомендовала перезвонить через полчаса, мамочка как раз успеет поднять руку и взять трубку. Если поторопится… И это в то время, когда я снимала блинчики со сковороды! Детки веселились вовсю! Веселье прервал Димка, заявив, что торопится. Свеженький, как зеленый огурчик, и собранный, как разведчик из старых советских кинолент, он настолько завладел моим вниманием, что я машинально выложила ему на тарелку все содержимое сковороды.

– А мне-е-е? – возмутилась Алена, бросая трубку и придвигаясь ближе к столу. – Нельзя же так мстить человеку за милую шутку!.. Папик… Кажется, мамочка тебя в первый раз увидела и очень сомневается в том, что вы знакомы. Ты уверен, что она на горке не головой тормозила?

Димка кивнул, что можно было расценить как угодно. Перетащив блинчик из отцовской тарелки в свою, дочь наконец смолкла. Хотя в чем-то была права. Просто я посмотрела на Димку не глазами вечно занятой непонятно чем жены, а как бы со стороны: красавец мужчина! Бабы на работе, наверное, проходу не дают. А я? Такая скособоченная, бледная. Только правое ухо малиновое, но и оно совсем не оживляет лицо. Сижу дома и не могу собой заняться! Даже дочь проглядела. Куда это она собралась? Тоже в Швецию, как дочь Димкиного анестезиолога?

Не обращая на меня никакого внимания, дочь с отцом за чаем (кофе оба не пьют из принципа) с интересом обсуждали проблему коматозного состояния.

– Я думаю, либо греки с названием перемудрили, либо наши недомудрили с переводом, – авторитетно заявила Алена, мешая настой шиповника в отцовской чашке. – Ну можно ли определять koma как «глубокий сон», когда налицо результат глубокого торможения коры головного мозга с распространением на подкорку и нижележащие отделы центральной нервной системы. А приплюсовать еще последствия… Нарушение кислотно-щелочного баланса, кислородное голодание и прочее. Мама дорогая! Хорош глубокий сон – мостик от жизни к смерти.

Димка довольно улыбался. В отличие от меня дочери выпадало гораздо меньше нравоучений…

Они уже вскочили из-за стола и направились одеваться, когда я спохватилась и задала мучивший вопрос:

– Елена, в какую это заграницу ты собралась?

Она недоуменно оглянулась, нахмурилась, но тут же радостно разулыбалась:

– Это не я. Это Лешка спятил. Напрямую он, конечно, о том не говорит, но общаются они с Алиской исключительно на английском. Он, так сказать, совершенствуется в знаниях, она – просто боится их забыть на родимой сторонушке. Только я гордо несу флаг родины и шпарю в их обществе на великом и могучем… Как на втором курсе зачет получила, так и успокоилась. Впрочем, это больше твоя заслуга. Но что характерно – в основном эту пару понимаю, только боюсь шокировать своим личным диалектом, ну… и фразами, естественно. – Алена натягивала сапожки и продолжала что-то бубнить насчет того, что после окончания института всегда может пойти на курсы.

Меня неприятно кольнуло ее выражение: «эта пара».

– Если ему так хочется, может приходить к нам и общаться со мной на английском…

– Еще не хватало! – возмутился одетый и хорошо выглядевший муж. – Ты для меня-то время не находишь на родном языке поговорить…

Закончить я ему не дала. Раз пять чмокнула в щеку, в результате он потянулся ко мне губами, и… прощание грозило затянуться, если бы не Алена. Она бесцеремонно влезла между нами со словами: «Ваше время истекло…»

Через полчаса сделала вывод: чем больше двигаешься, тем меньше болят ноги и спина. Ровно в девять часов раздался звонок в дверь, и я, забыв о предусмотрительности, тут же открыла дверь. За ней стояла какая-то каракатица в знакомой розовой пижаме. Дверь соседа слегка заколебалась.

При ближайшем рассмотрении каракатица оказалась карикатурной копией Наташки. Постанывая, держась руками за поясницу и приволакивая левую ногу, она с большим трудом перешагнула порог и, не пытаясь выпрямиться, прошамкала:

– Анальгин ешть?

– Ешть, – ответила я и в подтверждение своих слов убедительно кивнула.

– Ташши, я присяду… – Когда я вернулась с таблетками, подруга все еще садилась, хватаясь руками за разные части тела. – У меня тоже ешть, только вышоко – не влежу. Воды дай… Тут посижу. Ой, ой, ой!.. – Она как раз достигла точки соприкосновения с сиденьем перед вешалкой.