Воспоминания на этом оборвались. Так же, как и попытка одного из господ взять со стола синюю папку. Раздался грохот – два визитера моментально упали на пол, прикрыв руками голову. Откуда ж им было знать, что это развалилось инвалидное кресло под их третьим коллегой. Он нелепо торчал из середины покалеченного посадочного устройства, задрав ноги вверх. Вместе с подушкой. И напоминал мне тычинку раскрывшегося и частично опавшего тюльпана. Роль лепестков талантливо исполнили боковинки. Вот только ужасающий грохот мало напоминал неслышный звук опадания цветочного оперения. Впрочем, мне он ужасным не показался. Я присутствовала на генеральной репетиции в пятницу и знала, чего следует ожидать. Даже не вздрогнула. Гораздо больше расстроила нецензурная брань из недр кресла-ловушки.

В эту минуту резко открылась входная дверь, и на пороге с открытым ртом застыл мой непосредственный шеф. Ненадолго. Из уст Максима Максимовича тоже вылетело нецензурное слово. Одно. Но зато – какое!

Я отхлебнула кофе – оно наконец-то растворилось окончательно – и укоризненно посмотрела на шефа. Матерное выражение абсолютно не гармонировало с его интеллигентным галстуком.

– Добрый день, – вежливо сказала я, сделав вид, что ничего не слышала, и не обращая внимания на сдавленную нецензурщину из кресла. Работа – прежде всего. – Результаты совещания, Максим Максимыч, я доложу вам чуть позднее. Получился небольшой казус…

Лежавшие у моих ног господа резво зашевелились. Могли бы и не торопиться. Мне они нисколько не мешали. Я по-прежнему не испытывала страха. Наверное, ожидание жуткой развязки действительно страшнее ее наступления.

– Кофе хотите? – вежливо спросила я у окружающих, забыв, что чайник занят.

Визитер, попавший в кресло-ловушку, в это время как раз предпринял очередную попытку выбраться из него: взлягнул ногами и переменил положение. В результате, не отрываясь от кресла, он упал на колени и стал похож на большую темно-коричневую улитку. Мое предложение повисло в воздухе. Я сделала шаг к «моллюску». Импровизированный домик ходил ходуном. Выскочить из-под него мешала подушка, выполнявшая роль клина. Долг вежливости и гостеприимства заставил меня нагнуться и предложить кофе телу, стоявшему на четвереньках. Меня невежливо послали туда, куда обычно и посылают. Вместе с кофе. Столько лет прошло с момента основания Руси, а мужики нового направления не придумали…

– Никуда я не пойду из своего кабинета, – рассердилась я.

Тут два визитера опомнились и, поднявшись с пола, кинулись освобождать своего коллегу.

– Что здесь происходит? – каменным голосом спросил Максим Максимович.

Я пожала плечами, сделала очередной глоток кофе, села на свое рабочее место и ответила:

– Много шума – и… ничего!

– Мы хотели бы проконсультироваться с Ириной Александровной по личным проблемам, – вежливо пояснил старший из господ, невежливо оборвав освобожденного из-под останков кресла узника: – Заткнулся!!!

Максим Максимович многозначительно посмотрел на меня, но не уловил в ответном взгляде молчаливого крика о помощи, что его немного обескуражило. Он сунул руки в карманы, покачался, перемещаясь с пятки на мысок, хмыкнул и вышел, не закрывая дверь. Это сделал за него слегка помятый «моллюск» с выражением лица, мало напоминающим приветливость швейцара. Я заметила, что данный господин отдаленно похож на героев молодого Шварценеггера – ушами. Расправив плечи и расставив ноги на их ширину, он встал в почетном карауле у двери. Честное слово, мне даже показалась, что она неслышно слегка приоткрылась от удивления: такой чести ни разу не удостаивалась. Ею чаще хлопали, нежели аккуратно закрывали. Если закрывали…

Двое других пришельцев наконец сказали:

– Здравствуйте, – и присели к столу.

Я как раз допила кофе и вежливо их поприветствовала. Двух визитеров среднего возраста родители наградили приятной внешностью – «на выход», оба были крайне серьезны и в меру воспитаны: нецензурных выражений не допускали. Может быть, потому, что пока в основном молчали? В принципе, меня это не смущало – я освобождала середину стола, формируя пространство для текущих дел.

Старший по возрасту на всякий случай оглянулся в сторону почетного караула, выдернул из розетки телефонный шнур, а затем ловко подхватил со стола синюю папку.

– Я так понимаю, что это принадлежит нам? – спросил он с интонацией, не допускающей отрицательного ответа.

– Я не содержу притонов и не занимаюсь порнобизнесом, – поставила я в известность всех троих. Не могу сказать, что это их удивило. – Верните мои документы!..

– Вам не понравились фотографии? – подал голос второй визитер, забирая папку у коллеги. В голосе чувствовалась явная издевка.

– Я их не видела. Мне было достаточно впечатления, которое они произвели в ходе совещания на моего коллегу. В момент, когда я открыла папку, как полагала – с докладом. Коллега не успел поделиться своим мнением. Я вовремя отняла конверт.

– Владислав, тут только конверт. – Издевательские нотки уступили место растерянности. Мужчина буквально носом уткнулся в тонкую папку, изучая каждый ее сантиметр.

– Дай сюда!

Тот, кого назвали Владиславом, со злостью выхватил у коллеги папку, но тут же ее отбросил и схватил конверт и фотографии, вольготно раскинувшиеся на столе. Я старалась не смотреть в его сторону.

– Где ключ и кодовый номер? – спокойно спросил у меня Владислав.

Голос был очень неприятный – какой-то нудный и скрипучий. А от спокойного тона мне наконец стало страшно. Владислав смотрел на меня не мигая. Под этим крокодильим взглядом я, как завороженная, полезла в верхний ящик стола, достала ключи от рабочего сейфа и протянула ему.

– Что это? – резко спросил он.

– Ключ, – прошептала я еле слышно. – Сейф в углу, за мной. Кода нет. И ничего там нет.

– Валера, посмотри!

Коллега Владислава резво сорвался с места, схватил ключ с моей ладони и рванул к сейфу.

– Пусто! – последовал лаконичный ответ.

Не спуская с меня напряженного взгляда, Владислав велел Валерию провести ревизию ящиков письменного стола и моей сумочки. Меня в кресле бесцеремонно откатили в сторону. Я с тихим ужасом наблюдала за ходом обыска. Старший по возрасту и званию в этой залетной группе, откинувшись в кресле, выбивал пальцами на столе какую-то замысловатую дробь. Про себя я отметила, что она хорошо подходит к детской песенке: «Тра-та-та, тра-та-та, мы везем с собой кота…» И мысленно ему подпевала. Это немного отвлекало от происходящего.

За дверью послышался легкий шум, Владислав оглянулся на верзилу у двери и кивком головы дал команду поменять место караула. Тот молниеносно исчез. Шум за дверью усилился, послышались возмущенные голоса, но быстро стихли.

– Нет ни ключа, ни кода… – разочарованно произнес Валера, закончив осмотр кучи содержимого моей сумочки на столе, и включил в розетку телефонный шнур.

Я усмехнулась. В душе. У самой глаза разбежались в разные стороны. Так со мной бывает, когда я аналогичным способом стараюсь отыскать необходимую вещь в собственной сумке, особенно если там ее заведомо нет.

– Где ключ и код? – повторился Владислав, и я живо уловила отсутствие кровожадности в вопросе.

Резко затрезвонил телефон. Не следовало отжимать рычажок регулирования громкости сигнала до упора. Валера подкатил меня обратно к столу и дал напутствие говорить истинную правду:

– Вам никто и ничто не угрожает.

Звонил Максим Максимович и требовал от меня признания в том, что в моем кабинете орудуют бандиты. Я, как и было велено, твердила, что счастлива находиться в навязанном мне окружении. Никогда еще не чувствовала себя так легко и свободно.

– Хочешь сказать, что уже на том свете? Держись, я вызвал милицию…

Я положила трубку и сказала:

– Давайте сразу разберемся с ключами и кодами. Я не состою в вашей агентуре, и мне трудно понять, о чем идет речь.

Мое выступление осталось без внимания. Владислав изучил внутреннюю поверхность папки носом – точно так же, как чуть ранее Валера, и раздраженно отшвырнул ее в сторону. Я опасливо покосилась на него, осторожно взяла папку и понюхала. Особой опасности от нее не исходило.