Пес шумно повел носом, чихнул и продолжил меня обнюхивать.

– А нельзя его на некоторое время куда-нибудь убрать? Пока мы будем разговаривать с хозяйкой, – на одной ноте спросила Наталья, и Цезарь, тяжело вздохнув, перешел к ней.

– Нельзя. Собака не причинит вам вреда, если вы не пришли с дурными намерениями. Оленька никогда не встречается с незнакомыми людьми без Цезаря.

Не успела она это договорить, как пес встал на задние лапы и стянул с головы Натальи парик! Та взвизгнула, но отнять его не решилась. Тряхнув парик пару раз, Цезарь потерял к нему интерес, зато проявил внимание к моей голове. Взгляд его стал сосредоточенным. Остановила собаку команда «фу!».

– Как не стыдно, Цезарь?! Великий полководец никогда бы себе этого не позволил! – Женщина продолжила укорять пса. Он виновато потрусил куда-то в сторону и скрылся с глаз, поднявшись вверх по лестнице. После чего дама высказала удивление: – Зачем вам парик? У вас такие чудесные волосы?

Наташка, прилаживая парик на место, что-то бормотала про адекватную замену шапки, которую не может носить, – аллергия. Женщина кивнула и повторила приглашение пройти в гардеробную. Осторожно оглядываясь, пошли за ней.

Рядом с гардеробной располагался санузел, куда мы сразу же рванули после того, как разделись и облачились в гостевые тапочки. Женщина терпеливо ждала нас у двери какого-то подсобного помещения.

– Оленька скоро спустится. Я ее мама. Меня зовут Фаина Ильинична, – наконец-то представилась она.

В ответ Наталья назвалась Леокадией, я запнулась. В голове ничего, кроме Акулины, не созрело. Долго тянула «А-а-а…», пока Наташка не закончила: «… настасия».

– Думаю, ничего страшного, если мы посидим на кухне? Нина, наша повариха, отъехала за продуктами, но кофе я вас в состоянии напоить и сама… – Нас одарили светской улыбкой.

И в голову не пришло возражать. Тем более что Цезарь трепал лапы где-то наверху.

Кухня оказалась – по нашим меркам – огромная: метров двадцать. При желании ее легко можно было объединить со столовой, поскольку капитальной преграды, в виде стены, между двумя этими помещениями не наблюдалось.

– Замечательно! – восхитилась Наталья-Леокадия. – Тебе, Настюша, тоже надо снести барьер между кухней и столовой. Стена, прилегающая к двери в вашу столовую, рождает во мне воспоминания о фильме «Девчата». Помнишь это оригинальное подавальщицкое, или как его там, окошко из кухни с опускающейся фанерной заслонкой. Как гильотина. Впрочем, не будем о грустном.

– Эспрессо, капучино? – Ответить Фаине Ильиничне мы не успели.

– В чем дело? – раздался мелодичный женский голос от двери, подкрепленный мужественным «Р-р-р… ав!».

Любезные улыбки медленно стекли по нашим лицам. Цезарь – подлиза – предательски давал понять хозяйке, что персоны хоть и занюханные по всем правилам, но кто их знает?..

Девица, неслышно явившаяся нашему взору, напоминала Мальвину. Даже длинные белые волосы отдавали голубизной – очевидно, от голубой шелковой пижамы. В огромных голубых глазах не было ни растерянности, ни изумления. Честно говоря, в них вообще ничего не было. Оленька, очевидно, только что встала с кровати.

– Деточка, хочешь кофе? – с обожанием глядя на дочь, спросила Фаина Ильинична.

– Я спрашиваю, в чем дело? – спокойно повторила деточка, и морда Цезаря окончательно посуровела.

– Звонили из охраны, женщины хотели что-то с тобой согласовать по поводу летних садовых работ. Извини, пожалуйста, детка. Я не хотела тебя будить. Если правильно поняла, ты что-то там переплатила…

– Здравствуйте, – неожиданно залепила Наталья Ольге и тут же развернулась к Фаине Ильиничне: – Два капучино, пожалуйста.

Девица на приветствие не ответила, зато, артистично тряхнув головой, твердо заявила:

– Я ни с кем никакие переговоры вести не собираюсь. Разницу можете оставить себе. – Правая щека, дернувшись, оживила излишне спокойное лицо. Цезарь тоже дернулся было к нам, но почему-то остановился.

– Уберите своего Цезаря, – сквозь зубы процедила Наталья. – У меня рядом с машиной сидит Клеопатра. Ваш пес по сравнению с ней – мелочь собачья. По свистку она бетон прошибет. Дайте спокойно выпить кофе… – И подруга пренебрежительно отвернулась от «Мальвины».

Цезарь с интересом склонил голову набок.

Я тоже решила напомнить о себе:

– Спасибо за заботу, но мне кофе не надо… Ольга Григорьевна, перед смертью Тимофеев передавал вам привет. Не могла не исполнить его последнюю просьбу. Всю неделю покойный беспокоил. – Я уже поняла, что не ошиблась в своих предположениях, и чувствовала, как накапливается раздражение. Плохой признак – сгоряча могу такого нагородить!

«Мальвина» очнулась, глаза ее сузились, пухлые губы зло искривились. Она, бросив мне резкое: «Идите за мной», порывисто развернулась и пошла в глубину холла. Цезарь проследил за моим передвижением и поплелся завершающим.

– Садитесь, – хмуро бросила хозяйка, кивнув на кресло у камина.

Сама осталась стоять, скрестив на груди руки и глядя в широкие арочные окна. Очень жаль. Хотелось бы видеть выражение ее лица. Ольга молчала. Я – тоже. Уставилась в другие окна – с боковой стороны. Минут через пять Цезарь зевнул и лег у ног хозяйки. И все же первой не выдержала она:

– Что вы от меня хотите?

– Правды, но вы мне ее не скажете. Зато скажу я. Только не надо резкой реакции. Может получиться так, что самое страшное у вас впереди… Этим летом ваш муж, но по вашей просьбе заключил договор с фирмой «Купава» на проектирование и производство дизайнерских работ здесь, на вашем земельном участке. Вы не любительница суеты и грязи, поэтому на время производства работ уехали отдыхать… – «Мальвина» оглянулась. Во взгляде ее сквозило любопытство, бледное лицо порозовело и несказанно похорошело. – Да-да, – пробормотала я, – уехали отдыхать, поскольку по вашему виду не скажешь, что вы нуждаетесь в услугах врача.

– Ну и что из всего этого следует? – усмехнулась девица.

Кажется, она начала успокаиваться, подошла к каминной доске, поправила на ней фотографию в рамочке. Удачный снимок – какой-то плотный мужчина, очевидно покойный муж, годившийся Оленьке в отцы, по-хозяйски обнимал ее за плечи. На заднем плане виднелись заснеженные вершины гор. Из рук смеющейся Оленьки падали какие-то цветы.

– Павел Андреич должен был проследить за ходом работ – он предпочитал это делать сам, не доверяя никому, – а потом присоединиться ко мне…

– Он не присоединился, – тихо дополнила я. – Погиб по неосторожности: именно из-за неусыпного контроля за ходом работ…

– Почему Тимофеев говорил обо мне? – Вопрос прозвучал так резко, что Цезарь вскочил с места и насторожился.

«Глупый вопрос, – самодовольно подумала я. – Ольге следовало сказать, что она ничего не понимает и человек по фамилии Тимофеев ей не известен».

– Так вот! – В голосе «Мальвины» появились нотки торжества. – Я не знаю никакого Тимофеева. Вас послала Катерина! Не мытьем, так катаньем пытается сфабриковать дело об убийстве отца? Ей не дает покоя мысль, что она отхватила не слишком жирный кусок? С нее хватит. Пусть посидит на диете! – Ольга зло рассмеялась.

– Я ни разу в жизни не видела вашу Катерину. – Не знаю, насколько твердо прозвучала эта фраза, но некоторое замешательство у оппонентки она вызвала: Цезарь опять завозился. Неспроста. Просто не пес, а барометр настроения хозяйки. – У меня своя проблема, которая вас не касается. Так же, как ваша неинтересна мне. – Я лихорадочно искала выход из положения. – Разговор с Тимофеевым состоялся накануне его смерти. – Порывшись в сумочке, достала памятную визитку покойного и протянула Ольге. – Телефоны вверху и на обороте записаны им собственноручно.

Визитка перекочевала в руки к Ольге. Она внимательно вгляделась в содержание, перевернула ее, удостоив внимания телефон на другой стороне, и вернула мне.

– Так в чем проблема?

– В его смерти. Он не успел соединить меня с нужным человеком.

– По-моему, вы ошибаетесь. Там есть телефон нужного вам человека. – Она вытащила из кармашка пижамы маленький мобильный телефончик и быстро набрала комбинацию цифр.