– Раздетая, на улицу?..
Очевидно, он в этом усомнился, поскольку вышел на лестничную площадку и смело рванул вниз. Я тихо отправилась за ним, внимательно изучая ступеньки. Как и рассчитывала, тащиться вверх по лестнице ему не захотелось. Он воспользовался услугами цивилизации. Я добралась до первого этажа не меньше, чем через полчаса, уверенная в том, что если следы крови вчерашнего караульного и были, то своевременно сплыли… Почему Солодов сказал, что скоро оставит меня в покое? Неплохо бы уточнить в каком? Если в вечном, то пускай уж такой покой мне только снится…
Какой-то лихой снайпер устраняет команду Солодова. Антон Васильевич, окончательно уверовав в то, что ключ пропал, компромат не всплывает, а конкуренты неуловимы, разработал новый хитрый план их отлова? Возможно, ведет параллельный розыск конкурентов в другом месте, решив, что убивают его людей в нашем подъезде исключительно для отвода глаз. Судя по всему, моя персона перестала интересовать его в должной мере после второй невосполнимой потери. Можно ведь рассуждать и так: гораздо важнее найти человека, который являлся первоисточником всех этих неприятностей. Ибо именно он подготовил компромат и пытался кому-то передать. Через подставное лицо. Попытка не удалась. Ключ по-прежнему у него. Откуда ж Солодову знать, что он у меня. Допустим, осаду Антон Васильевич снимет. Но ведь за ключом охотится и сам первоисточник, а тут еще сумасшедший сосед бегает за мной по этажам… Хотя не такой уж он сумасшедший. Его задача ясна и понятна.
На свой тринадцатый этаж я тоже поднялась на лифте. Двери кабины открылись одновременно с коридорными: сосед шел выносить мусор – скорлупку от яйца в маленьком пакете.
– В гости ходила? – миролюбиво поинтересовался он.
– На дело, – резко ответила я, давая понять, что разговаривать не намерена.
Уже в квартире подумала, что бояться мне его нечего. Если переступит за рамки дозволенного поведения, позвоню в милицию и сообщу, что сосед под ванной прячет наркотики. Мигом от него избавлюсь. Крайне необходим разговор со Светланой. Жизненно необходим! Скорее бы объявилась Наташка! Завтра надо съездить на фазенду к Светке, в какой бы коме она ни была. Скорее всего, кома – чья-то дурацкая шутка. Светлана вполне могла потерять мобильник…
Неожиданно рано заявилась Алена – вся пушистая, как Снегурочка.
– Мам, честное слово, отряхивалась еще на первом этаже. Но на улице такая метель – весь снег не стряхнешь. Липнет, как экзаменатор с вопросами.
Пока она стягивала сапоги, я быстренько слетала на лестничную клетку и стряхнула излишки влаги с ее дубленки. Не следовало бы, конечно, баловать, но… Сосед следом добросовестно вынес в мусоропровод еще один маленький пакетик с кусочком хлеба. Я только громко вздохнула, и он, покраснев, быстро шмыгнул назад за дверь. Надо же, какой застенчивый… убийца.
– Ленусик, – заискивающе обратилась я к дочери, – будь заинькой, позвони мне на работу и узнай, когда Ирина Александровна приступит к выполнению служебных обязанностей.
– Ты забыла дни недели? Сегодня пятница. Ты говорила, что недельку отдохнешь. Значит, на работу тебе в понедельник.
– Нет, дочь моя. Я помню, что должна отдохнуть неделю. Только не помню, когда она у меня кончается…
Алена с удивлением посмотрела на мое вполне серьезное лицо, пытаясь отыскать в глазах следы безумия, и пожала плечами:
– Ну, если у тебя свои понятия о времени… – Набрав номер секретаря, деловым тоном поинтересовалась: – Ефимова еще долго будет отсутствовать?.. Простите, не поняла, откуда? А-а-а-а… Спасибо… – Трубку радиотелефона она положила как-то особенно старательно, потом развернулась ко мне и сообщила: – Если ты в следующую субботу прилетаешь из Анталии, то в этот понедельник на работу вряд ли попадешь. Скорее всего, заступать на свой пост тебе восемнадцатого декабря, то есть через понедельник. А пока загорай на пляже, купайся в море, лови в пригоршни рассветы и закаты из морской неласковой воды… Как, кстати, тебя туда занесло? Ты же никогда не хотела ехать в Турцию.
– Нужда заставила, – буркнула я. – Сама только узнала, что торчу на Туретчине. Помнишь историю с фотографиями? Я тебе вкратце расскажу, что из этого вышло. Только ты садись за стол и обедай. Мне так легче будет. После моего рассказа тебе едва ли захочется есть… А ты мне нужна здоровой – на твою помощь уповаю. Только папику ни слова! Он и так нервный.
Алена слушала, разинув рот, но пропуская ложку мимо него – ближе к уху. Я корректировала направление. Всю правду, конечно, не рассказывала. Зачем пугать ребенка? В том числе всякими микроавтобусами, дежурящими у подъезда. Сейчас, можно считать, обстановка несколько разрядилась. Но Алена должна знать подлую сущность соседа.
Дочь, смыв с волос остатки неземного обеда, который она по неразумению обозвала пудингом с курицей, сразу же принялась за дело – разыскивать, в какой больнице находится Светлана Юрьевна. Честно говоря, никак не могла представить эту настоящую русскую красавицу на больничной койке. Насколько мы знали, Светка в новом браке фамилии долго не меняла – оставалась Николаевой, объясняя это тем, что хоть таким образом в душе хранит верность мужу, погибшему в автомобильной катастрофе много лет назад, но сейчас уже вроде бы носит фамилию своего нынешнего супруга. Сама она не любила делиться воспоминаниями, но вот ее тетка, проживавшая рядом с нами и завещавшая Светке квартиру после своей смерти, любила перемыть кости семье племянницы. Друг друга женщины терпеть не могли, но родственные отношения чтили. Больше всего Светку злило, что тетка упрямо зовет ее Ланой, придумав сокращенное имя, а дочь Светланы – исключительно «ребенком». Но надо отдать должное: ухаживала племянница за тетушкой на совесть.
Насколько нам было известно, Светлане, оставшейся после смерти супруга с маленькой дочерью на руках, пришлось несладко. Муж зарабатывал неплохие деньги, поэтому приходилось мириться с частыми его командировками. Но, похоронив супруга, Светлана нашла только небольшие сбережения. Где находилась основная часть денег, она так и не узнала.
Светка горбатилась на трех работах, девочка оставалась почти без присмотра. Иногда тетка делала снисхождение и приезжала посидеть с больным ребенком, но ни разу не осталась на ночь. Зато потом по телефону выдавала Светке кучу упреков, обвиняя в черной неблагодарности, – она, мол, вынуждена была сидеть в няньках целый день голодная: постная бурда, именуемая племянницей овощным супом, несъедобна, а фрукты, лежащие в вазочке, приобретены не иначе как на ближайшей помойке. Сосиски пахнут хозяйственным мылом, а ребенок давно вырос из своей курточки. Всплескивая руками и закатывая от возмущения глаза к потолку, Софья Михайловна трагическим голосом предрекала бедному ребенку панель. Если тот вообще выживет…
Светлана наведывалась к тетке в исключительных случаях – в редкие дни ее болезней. Причем одна. Ребенка привозить не разрешалось – девочка действовала на нервы больной женщине. В свои девяносто лет тетка обладала отменным здоровьем. Похоронив мужа и сына, за большие деньги продала прекрасную трехкомнатную квартиру в центре Москвы и стала нашей соседкой. Невестку с родной внучкой она именовала одним словом: «хабалки». Ни в чем себе не отказывала – ни в одежде, ни в питании, ни в отдыхе. Дважды в год выезжала за границу, еще два раза – в пансионаты. Когда закончились деньги от продажи квартиры, в ход пошли ценные картины и книги. У Софьи Михайловны была жесткая установка: жить на широкую ногу до самой смерти. В последнюю очередь она собиралась спустить драгоценности.
Светлана никогда не просила у нее денег. Даже взаймы. Тетка по этому поводу фыркала, а то и возмущалась – поскольку была лишена возможности лишний раз упрекнуть племянницу в том, что та неправильно строит свою жизнь. Но денег, так или иначе, не дала бы.
Умерла тетка неожиданно. У нее как-то начался приступ застарелого холецистита, с которым она мирно уживалась многие лета. Кряхтя и ворочаясь от боли, Софья Михайловна покорно принимала Наташкины инъекции баралгина и на некоторое время успокаивалась. От вызова «скорой помощи» категорически отказывалась, мотивируя это тем, что не может находиться в одной палате с посторонними людьми. Наконец не выдержала и в двенадцатом часу ночи вызвала из Бибирева Светку. Димка в эти сутки дежурил в больнице. Среди ночи мы поймали такси и силком доставили Софью Михайловну к Димке. Тот принял ее как родную и пообещал отдельный бокс. После анализов и осмотра тетка прямиком поехала в операционное отделение. К сожалению, камень прорвал оболочку желчного пузыря, содержимое вытекло в брюшную полость, и через несколько дней тетушка скончалась в реанимационном отделении от махрового перитонита. Светка потом на полном серьезе уверяла, что тетка умерла с досады – ей обещали изолированный бокс, а фактически подселили к какому-то старику…
