(Взваливает на плечи Фриниха, медленно, по-стариковски бредет прочь со сцены.) Агон Подземное царство Аид. Соревнование поэтов в разгаре. Эсхил и Эврипид стоят в чашах весов. На вершине лестницы судья Дионис. Под лестницей возле пускового устройства расположился секундант Ксанфий. В глубине сцены Плутон, сидящий на троне, вокруг трона живописно расположившиеся чудища. Между троном и весами кресла, в которых сидят Шекспир, Пушкин, Лева Малахитов, Антон Биверлибрамс, Смуглая Леди, Анна Керн, Нина и Дагрен. Между креслами, трепеща руками, как крылышками, бегает чрезвычайно говорливый Бу.
Ода ХОР ЛЯГУШЕК Вот и мы горим желаньем Мудрецов услышать речи. Закипит жестокий бой! Вот один прекрасно скажет Остроумнейшую речь, Засвистят тогда сравненья, Словно камни из пращи, А другой, с корнями вырвав, Как деревья, изреченья На противника обрушит. Фигурально говоря. КОРИФЕЙ ЛЯГУШЕК Так начинайте драться фигурально. Не превращая диспут в мордобой, А помня о достоинстве поэта. И кто б ни победил… Эпиррема ЛЕВА ДИОНИС (растерянно). Кто это сочинил? Кому такая мудрость Могла на ум прийти? ПЛУТОН Не обращай вниманья На шалости поэтов-модернистов, Воспитанных на праздных фестивалях, Привыкших реплики из зала подавать И шутками дурацкими морочить Серьезным людям головы… ЛЕВА (возмущенно). Папаша! Прошу со мною говорить серьезно. Ведь конный памятник не вам стоит, а мне В Москве у знаменитого музея. ДИОНИС Свидетель Зевс, дурачества такие Не остановят нас в святом стремленье Узнать поэтов вес. (Эврипиду.) Начни, мой друг, тотчас. ЭВРИПИД Я о себе скажу, как о поэте, после, теперь обманщика Эсхила обличу, Который дюжиной ужасных слов ходульных, Гривастых и нахмуренных, страшилищ невозможных Дурачит публику. ЭСХИЛ ДИОНИС ЭВРИПИД Актеров ставит в ряд: речь так высокопарна. Ни жизни, ни игры… О, как мне тошно было! И лишь искусство от него я принял, как сейчас же Ему, распухшему от слов высокопарных, тяжких, Убавил жиру, посадив на строгую диету Из легких слов, прогулочек, улыбок, сожалений. И после первых слов уже все действовали в драме, И говорили у меня и женщина, и дева, И господин, и раб, и нищий, и старуха… ЭСХИЛ Да за дерзость Такую смерти стоишь ты! ЭВРИПИД Клянуся Аполлоном, Я поступал, как демократ, и жизнь давал искусству, Учил отвесом измерять стихи и угломером. Обдумать, видеть, понимать, обманывать, влюбляться, Подозревать повсюду зло и размышлять. ДИОНИС Чаша весов с Эврипидом опускается вниз. Зрители аплодируют. Эсхил садится в своей чаше, обхватив голову руками. Эврипид элегантно раскланивается. ЛЕВА Видали? Как дал? Эсхил уже в гроги… ЭСХИЛ (поднимается). Раздражен я такой переменой судьбы, да и сердце мое негодует… Пусть ответит, презренный, чем следует нам восхищаться в великом поэте? Эврипид, продолжая кланяться, делает вид, что не слышит вопроса. ЭСХИЛ (повышая голос). Наставленьями! Речью правдивой его! Воспитанием истинных граждан! ПУШКИН Я читал это в важных трактатах… ЭСХИЛ Посмотрите теперь, а людей-то каких я оставил искусству в наследство! Благородных, и сажень косая в плечах, не боящихся службы народу, Не базарных зевак, не лукавых шутов, как сейчас, не обманщиков подлых. Но дышавших копьем и копья острием и султанами шлемов победных! ЭВРИПИД (играя на публику). Надвигается страшное зло, и, боюсь, он убьет меня шлемами вскоре. ЭСХИЛ (громоподобно). Зевс свидетель, что я представлять не хотел Сфенебей да и Федр-потаскушек, И не скажет никто, чтобы где-нибудь я образ женщины создал влюбленной. ЭВРИПИД Зевс свидетель, ведь ты Афродиты не знал совершенно. (Поэты хохочут.) ЭСХИЛ (гневно). И знать не желаю! Но зато на тебя и на близких твоих Афродита не раз нападала, Сокрушила она и тебя самого. ДИОНИС Видит Зевс, это чистая правда! (Чаша весов с Эврипидом опускается вниз еще на одно деленье. Аплодисменты, смех, крики «браво, Эврипид!», «все мы люди!».) ЭСХИЛ (трясясь от гнева, показывает на Ксанфия). |
