– Ха-ха-ха! Да ты, я гляжу, юморной пацан. Как на счет попробовать себя в разговорном жанре? Не сразу, конечно, а то эти обидятся, – и Руперт мотнул головой в сторону прочих актеров.
– На обиженных воду возят, – солидно заметил Андрей.
– И болт кладут, – поддержал его Мэрдок.
Посмеялись.
– Выпьем, Билл? – предложил клоун.
– Выпьем, Руперт! – согласился Софронов.
К ним подошла актриса, исполнявшая роль Нади в спектакле. Перья в ее жопе нервно покачивались. Она жадно курила толстую сигару и старалась пустить дым в глаза мужчин.
– Руперт, я все понимаю, но ты забываешь о главном! Для чего мы здесь? Чтобы иссушать свои души дешевым алкогольным базаром и девальвировать понятие любви фаст-сексом в сортире…
– Где он? – стал серьезным клоун и его все время стоявшие дыбом огненно-рыжие волосы опустились, носы больших ботинок, напротив, воинственно загнулись.
– Быкует, разумеется, на площадке молодняка, – актриса отшвырнула сигару и молниеносно запрыгнула на колени к Софронову, впившись в его губы и запустив руку к нему в штаны.
Губы актрисы пахли котлетами и сладким голландским табаком. Актриса умело гоняла шкурку и Андрей не стал отстраняться, а начал массировать ей грудь.
Руперт в это время хлопнул три раза в ладоши. Сиамских близнецы – чечеточники в национальных костюмах подняли головы из тарелок с толченым горохом.
– Приведите его! Время исполнить назначенное… – приказал им клоун. Близнецы шмелем рванули исполнять приказ хозяина.
– Давайте, помогайте мне…- Мэрдок обратился к Андрею и Наде, которые нехотя отлипли друг от друга.
Вместе они начали сбрасывать со столов посуду и протирать их рукавами. Посуда билась. Осколки летели во все стороны. Один разбудил дремавшего сидельца. Он рассек ему бровь.
Окровавленный сиделец начал возмущаться:
– Эй, а кто за посуду и уборку будет платить?
– Иди лучше макияж поправь, – откликнулся клоун.
Сиделец достал маленькое зеркальце, заглянул в него и мигом умчался в сортир. На входе он столкнулся с демонстраторшей золотых слитков и чтецом телепрограмм, едва не сбив их с ног. Те отвесили ему пару увесистых пинков, чтобы вел себя, козлина, повежливей. Мэрдок посмотрел на них с укоризной и сказал:
– Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей.
Парочка засмущалась и начала было рассыпаться в извинениях, но Руперт их решительно остановил:
– После… Сейчас нужно очистить помещение!
Парочка, Надя, клоун и другие члены труппы: зайчики, белочки, грибочки, Дед Мороз, Баба Яга, стриптизерша Эллочка, стритизер Матвей и клон Майкла Джексона достали свои шот ганы и начали со всей дури мочить голоногих девиц и их тщедушных кавалеров в мешковатых камуфлированных штанах, которые тупо топтались у музыкального автомата.
Когда пороховой дым рассеялся, двери сортира торжественно распахнулись. Сиамские близнецы на тонкой серебряной цепочке вывели из зловонного полумрака вновь напудренного сидельца с белой заплаткой бактерицидного пластыря на брови. Сиделец важно выступал на четвереньках. На его спине сидел тот самый бык, игравший роль господина Шимпанзе. Его бритая голова лоснилась от пота. Глаза труппе слепили многочисленные золотые украшения: цепи, серьги, перстни и прочее. Пудовые кулаки и мощные бицепсы, трицепсы и тому подобное внушали священный ужас. Бык был почти голый. Всю его одежду составляли синие спортивные трусы фирмы "Адидас" и вьетнамки. В руках бык держал розовый полиэтиленовый пакет "Наф-Наф" чем-то доверху набитый.
– Покажи, что собрал, – приказал быку клоун.
Бык послушно опрокинул пакет. Из него посыпались фантики от жевачки, наклейки с фотографиями знаменитых писателей, ди-джеев и домушников, пакетики с презервативами и леденцами, пустые сигаретные пачки, облатки разноцветных таблеток, одноразовые шприцы, баночки вазелина, спрынцовки, жестянки из-под пива и кока-колы, глянцевые журналы, компакты, фото-мыльницы "Кодак", СД-плееры и прочая чепуха.
– Вот, настрелял для детей Косово, – объяснил бык разнообразие своей коллекции ненужных вещей.
– Ты добрый парень, – похвалил его Мэрдок – поэтому богам такая жертва будет угодна.
– Я не возражаю. Мне с детства была свойственна страсть к самоуничтожению. Еще будучи чемпионом по армрестлингу среди малолеток в своем районе, я дважды вкушал уксусную эссенцию, но оба раза меня откачали… – с такими словами бык соскочил с сидельца, снял трусы, вьетнамки и взгромоздился на очищенные для церемонии заклания сдвинутые столы.
33
Дальнейшего Софронов по причине крайней экстравагантности зрелища не увидел. Как только сиделец перерезал быку остро оточенной алюминиевой ложкой сонную артерию, а актеры труппы выстроились с жестяными кружками в очередь на слив крови, Андрея начало тошнить и тошнило до тех пор, пока белочки и зайчики не натянули шкуру убитого быка в качестве мембраны на продолговатый медный стакан большого барабана, а тушу быка не вынесли в коридор, чтобы малоимущие тоже вкусили от щедрот богов. Малоимущими оказались те самые бритоголовые драгдилеры, предлагавшие Софронову героин, клофелин и имодиум. Драгдилеры, как стая голодных крыс, набросились на мясо угодного богам и в несколько минут оставили от него только белые кости. Их белизна доказывает, что жертва была избранна правильно – богам угоден только исключительно чистый телом и душой бык. А вот поведение Андрея обществу показалось по крайней мере невежливым, хотя один из актеров, а именно Мухомор, высказался в более резкой форме:
– А казачок-то засланный…
– Скорее залетный… – остановил его дальнейшие рассуждения вслух клоун едва заметным, но чрезвычайно властным движением левого уха, – но он гость, а это нас ко многому обязывает. Мы должны показать ему Вавилон во всей его красе и, самое главное, записать его в Вавилонскую библиотеку.
Последнее замечание вызвало целый камнепад убийственного смеха актеров, сгрудившихся над несчастным Софроновым, лежавшим в жутких корчах на
посыпанном опилками каменном полу полпивной.
Но нет худа без добра. Андрей по крайней мере облегчил свой желудок от пресловутого фаст-фуда, а сознание от напрасных иллюзий в отношении своих новых знакомых. В его еще затуманенном парами алкоголя мозгу высветилось:
НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ, НЕ ПРОСИ.
Стало легче. Члены снова стали наливаться осмысленной энергией. Лицедеи решили по своему:
– Кажись оклемался…
– Сажай его на табурет…
– Глаза, глаза ему откройте…
– Может ему спички вставить? У кого есть спички?
– Пустое! У него и так сейчас глаза на лоб полезут…
Клоун нацепил барабан, обтянутый шкурой быка, себе на шею и начал со всей мочи бить в него двумя зонтиками. Один зонтик был черный, другой цветной. Актеры как обезьяны стали ухать, прыгать-сигать и вообще доставать Софронова щипками и тычками. Клоун завопил песню:
Я простая девка на панели.
Что угодно сделаю за мани.
Все мои отверстия в натуре
Обесчещены по многу раз.
Я поэтому богам угодна.
Привяжу к спине я вентилятор,
Закушу соленым мухомором
И отправлюсь в Звездные Дома.
Там живут отличные мужчины.
Они моют ноги каждый вечер.
Они моют члены перед сексом.
И стихи читают девкам после.
Из стихов я тех узнала вот что:
Есть отличная помойка возле бани,
В коридоре меж колодцами сто тысяч
Двадцать первым и сто тысяч семьдесят вторым.
Там среди лохмотьев и обмылков,
Продырявленных тазов и прочей дряни
Ты найдешь, коли не брезглива,
Два зонта – цветной и просто черный.
Их утратил в древности известный,
А теперь забытый маг-волшебник
По прозванию Лукойе типа,
А по имени он Оле вроде…
Был он в бане, тело мыл и руки,
Голову, в ушах и в жопе.
Взялся за ноги, но сослепу не видел
Как смыл вместе с грязью номер,
Тот, что сам он привязал к лодыжке
В рассуждении не потерять его,
Чтобы после посещенья бани
В гардеробе бани вещи,
Что сдавал туда, себе вернуть.
Ну и не вернули ему вещи.
Нельзя без номера – такой порядок.
Самому навешали, пустили
Голым, типа, в Африку гулять.
Там он на фиг сгинул, а вещички,
Выкинули, значит, на помойку.
И среди них два зонта заветных,
Где им, собственно, и было место,
Чтоб гулящая, как ты, девица,
На которой пробу ставить негде,
Те зонты нашла и примененье
Лучше во сто крат им отыскала.
Я и отыскала в самом деле.
Что я, дура – не понять веленья
Жителей домов на звездах.
Как теперь сниму я мальчугана,
Старика, арнольда или ваню,
При деньгах или с дырой в кармане,
С медицинской справкой или без,
Я его тот час же увлекаю
В игрище любовное, затем же
Зеленым вином пою до пьяна,
До кошмаров, до галлюцинаций,
Чтоб, когда пацанчик мой растает,
Выложил мне все как на духу
Про свою историю в натуре.
Тут уж я сама и разберусь
Нужен он библиотеке Вавилона
Или нет, чтоб отыскать в ней книгу,
Ту единственную, что можно прочитать,
А не спать над ней,
Как все мы спим…
