НАДЯ. Это я, я виновата!
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Неужели я – дитя природы! В чем же дело, Надежда?
НАДЯ. Мы забыли снять штаны. На люстре полагается качаться без штанов. Вы же еще не человек…
Г-Н ШИМПАНЗЕ (СТАСКИВАЯ ШТАНЫ И БРОСАЯ ИХ НАДЕ). А… Но, ведь я уже хорошая обезьяна?
НАДЯ ЛОВИТ ШТАНЫ Г-НА ШИМПАНЗЕ, ПРЯЧЕТ В НИХ ЛИЦО, ПОТОМ ПОДНИМАЕТ ГЛАЗА К РАСКАЧИВАЮЩЕМУСЯ ПИТОМЦУ.
НАДЯ. Эх… Вон как попка сверкает, что твой самовар…
Прямо праздник какой-то…
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Няня, няня, от чего пансионеры богоугодных заведений не летают?
НАДЯ. И-и, милай… Погодь маленько… Вот изучишь во всем объеме наследие Западной цивилизации, превзойдешь основы Восточной, усвоишь элементы той, что южнее Сахары, дядюшка Сэм тебя на елекстрическом топчанчике на вшивость проверит, вставим тебе в жопу перья, не хужее моих, и лети, касатик, клином куда душенька твоя пожелает. Хучь в Уагадугу лекции по теории "нового русского" кино читать, хучь кенгурей в Австралии доить, хучь корбки из-под телеков на Западном берегу реки Иордан заселять. Флаг тебе ООН в руки и электронную шарманку на пузо, гастарбайтер ты наш, интеллектуального труда…
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Ну и панк-джаз ты несешь, няня! А может мне прям сейчас полететь, няня?
НАДЯ. Да неужто у тебя сейчас душа не летает?
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Душа летает. А тело нет…
НАДЯ. Что ж поделать…
Г-Н ШИМПАНЗЕ (СПРЫГИВАЯ С ЛЮСТРЫ). Не фига! Смотри, няня, чего я удумал…
Г-Н ШИМПАНЗЕ ПОДБЕГАЕТ К ВЫЕХАВШЕМУ ИЗ-ЗА КУЛИС СТОЛУ, ЗАВАЛЕННОМУ КНИГАМИ И БУМАГАМИ, И НАЧИНАЕТ ОСТЕРВЕНЕЛО РВАТЬ В КЛОЧЬЯ КАКУЮ-ТО ТЕТРАДЬ.
НАДЯ. Бенжамин, ты сошел с ума рвать конспекты трудов Гегеля! Ты же трудился над ними целых девять месяцев! Писал, писал, писал… Как ты будешь сдавать дядюшке Сэму зачет?
Г-Н Шимпанзе. Зачет – пустяки. Я зато полечу! Давай, няня, запихивай мне в жопу эти клочки…
НАДЯ (ПОМОГАЯ). Срамота…
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Если конспектов мало, рви первоисточники, на фиг!
НАДЯ. Рехнулся? Прижизненное издание Гегеля с бранными автографами Бакунина!
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Рви без сожаления! Все равно мы немецкого языка не знаем! Долой фетиши материального мира! Да здравствует огонь – лучший двигатель духовного прогресса человечества!
НАДЯ. Ты же не человек…
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Но уже хорошая обезьяна! Рвешь?
НАДЯ. Рву, рву…
Г-Н ШИМПАНЗЕ. В дупло закладываешь?
НАДЯ. Закладываю!
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Хорошо, хорошо, хорошо… Все, хорош! Хорош, говорю… Поджигай! Нет, стой. Опалишься… Тащи бельевую веревку, ночной горшок и… Все! Тащи…
НАДЯ МОМЕНТАЛЬНО ПРИНОСИТ ТРЕБУЕМОЕ. БЕЛЬЕВУЮ ВЕРЕВКУ ОНА СКЛАДЫВАЕТ В ГОРШОК И ПРИСАЖИВАЕТСЯ НА НЕГО, ПРЕДВАРИТЕЛЬНО ЗАДРАВ ЮБКИ И СПУСТИВ ТРУСЫ.
Г-Н ЩИМПАНЗЕ. Соображаешь…
НАДЯ. Ладно… Ты мне лучше объясни такую вещь. Почему ты придумал закладывать клочками Гегеля дупло, а не, к примеру, пасть? Ведь сказано: "Не бери ничего в голову, а бери все в пасть".
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Отличный вопрос! Видишь ли, по известной тебе причине я преимущественно устремлен вперед и вверх, а наличие, пусть даже небольшой, полости у меня сзади как-то лишает мою устремленность внутреннего содержания – она как бы слишком легковесна, а потому мало убедительна для сторонних наблюдателей. А мы в конце концов работаем для людей. Ну как, понятно теперь?
НАДЯ. Ага…
НАДЯ ВСТАЕТ С ГОРШКА, ЗАПРАВЛЯЕТСЯ, ДОСТАЕТ УВЛАЖНЕННУЮ ВЕРЕВКУ ИЗ ГОРШКА, ОДИН КОНЕЦ ЗАКЛАДЫВАЕТ В ДУПЛО Г-НА ШИМПАНЗЕ, ДРУГОЙ УНОСИТ С СОБОЙ ЗА КУЛИСЫ.
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Семью семь, одиннадцать, ноль, дробь на дробь, илэвен… Поджигай!
НАДЯ. Есть, командир!
ОГОНЬ ПОБЕЖАЛ, ПОБЕЖАЛ ПО ВЕРЕВКЕ И… БА – БА – БА -… – АХ! РАЗДАЛСЯ УЖАСНЫЙ ВЗРЫВ И Г-Н ШИМПАНЗЕ НЕРВНОЙ ЛАСТОЧКОЙ ЗАСНОВАЛ ПО СЦЕНЕ.
НАДЯ. (ВЫСКАКИВАЕТ НА СЦЕНУ). Ништякович! (ГОНЯЕТСЯ ЗА Г-НОМ ШИМПАНЗЕ) Как тогда, в Сан – сити! Я жила в доме своего папы – русско-еврейского эмигранта из Эстонии, убежденного либерала и космополита. Как-то нежила я свое бледное тело в зеленоватой воде папиного бассейна и грезила о самом главном. Вдруг, мне явился юноша-банту. Он был в отличном костюме от Юдашкина и в начищенных ботинках. В его руках был потертый чемоданчик, вероятно, с какими-то элементарными орудиями труда вроде коловорота. Юноша-банту пришел, наверное, заработать немного денег примитивным физическим трудом, чтобы было на что послать в колледж своих многочисленных сестренок и братишек. Но он увидел меня. И я немедленно стала его музой. То есть я дала ему, а он тут же сбацал мне рэпак о гагстерских разборках в Гарлеме, вибрациях, душе, теологии Освобождения, Железном Льве Сиона, каннабисе и пособии по безработице… С тех пор утекло много времени. Я посвятила свою жизнь осуществлению различных гуманитарных программ по линии ООН и ЮНЕСКО. Множество людей узнало от меня об истинных ценностях: правах человека, рыночной экономике и либеральной демократии, о терпимости к педикам и презервативах. Но многочисленные виды разнообразных гуманитарных катастроф, которые я созерцала из года в год сделали меня эмоционально тупой. Я могла резать по живому, насаждая прогресс и процветание среди каких-нибудь унтерменшенов и ни слезинки не скатывалось из моих глаз, когда я вырывала клещами золотые коронки у индивидов, признанных не годными для жизни в цивилизованном мире и потому предназначенных для сжигания в крематории… Но теперь все иначе! Убогий примат разбудил мою душу!
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Во гонит, минетчица!
НАДЯ. Это не гонка, а реальный базар…
НАКОНЕЦ НАДЯ ИЗЛОВЧИЛАСЬ И ПОЙМАЛА Г-НА ШИМПАНЗЕ В СВОИ ОБЪЯТИЯ.
НАДЯ. Давай, как тогда, по – быстрому, а то дядюшка Сэм может войти.
Г-Н ШИМПАНЗЕ. Давай…
НАДЯ ПОДХОДИТ К ГОСПОДИНУ ШИМПАНЗЕ ВПЛОТНУЮ, ЛИЦОМ К ЛИЦУ И НАКРЫВАЕТ ЕГО С ГОЛОВОЙ СВОИМИ ПЫШНЫМИ ЮБКАМИ. ТАК ОНИ СТОЯТ, ПОКА НЕ ВХОДИТ ДЯДЮШКА СЭМ.
Дали занавес и включили свет. Софронов, который проснулся как раз в эпизоде с взрывом, хлопал громче всех. Если бы у него были ручные часы, то они бы, без сомнения, остановились. Актеры вышли на поклоны. Завидя Андрея, они начали махать ему руками и звать к себе:
– Глядите-ка, да это же Билл Гейтс!
– Он свой, он наш!
– Идите же к нам, Билл!
– Не стесняйтесь…
Пришлось карабкаться на сцену и вместе со всеми отвешивать поклоны, пока публика не стала расходиться. Тут появился хозяин, и вся труппа, не смывая грима и не переодеваясь двинулась в полпивную, благо она была дверь в дверь с театром.
32
Актеры набрали у толстого напудренного завитого сидельца пива, водки и толченого гороха на закуску. Расплатились программками и контрмарками. Сдвинули столы в лучшем месте заведения – около сортира. Предполагалось пить много пива, в таком случае мочевой пузырь не любит дальних прогулок. Мэрдок посадил Софронова рядом с собой.
Когда стол стал липким от пролитого пива, а количество тостов пошло на убыль, наступило время задушевных бесед, легкого флирта и танцев под музыкальный автомат.
Вот стриженная под мальчика загорелая блондинка в русском сарафане, в дивертисменте она демонстрировала золотой слиток, повела благообразного старичка во фраке на голое тело в сортир. Старичок в шоу читал программу телепередач.
– Куда это они? – обратился Андрей к своему новому другу Мердоку с невинным вопросом.
– Парень воздал должное пиву с толченым горохом и теперь нуждается в любви. – охотно удовлетворил Руперт законный интерес Гейтса.
– А…
– Давай лучше посмотрим на танцующих девочек… смотри, смотри у них такие коротенькие юбочки, что из под них видно трусы…
– Класс… А почему они без чулок?
– Ну, балаганчик дядюшки Бриззака достаточно демократичное заведение, поэтому здесь весьма либеральная политика в области фэйс – контроля и сюда пускают и с голыми ногами и в колготках и даже тех, чей костюм состоит из одного тампакса.
– Здорово… Дернешь за веревочку – дверца и откроется…
