На экране появился пустой овал человеческого лица, на котором стали проступать отдельные детали — нос, скулы, губы.
— Да, вот так похоже, — говорила женщина. — Только глаза, глаза у него были не такие. Были маленькие, злые и ужас какие страшные.
— Я не могу нарисовать ужас, — развел руками оператор.
— Тогда вот здесь, под глазами, сделайте темнее. И уши острее... И чтобы волосы такими сосульками...
— Я могу еще вот эти два зуба удлинить и кровь на губах подрисовать, — предложил оператор.
— Зачем кровь, крови не было, — не поняла женщина.
В конце концов портрет набрали.
— Похож?
— Ну, в общих чертах...
Все, кто мог, подошли к экрану посмотреть на портрет убийцы.
— Так это же Франкенштейн, — хохотнул кто-то. Убийца действительно был похож на голливудского Франкенштейна.
— Понимаете, они здесь все такие добрые. А тот такой страшный был... — оправдывалась женщина. — Вот если бы эти улыбались. Вот так...
— Спасибо, спасибо, мы поняли, как, — замахали все руками.
Но решили попробовать.
Загрузили графический редактор, с помощью которого заставили фотографии корчить рожи. У портретов перекашивали лица, растягивали и деформировали губы, увеличивали зубы... Потом попросили еще раз просмотреть отредактированные фото.
Искаженные, одна другой страшней физиономии возникали на экране. Но женщина выбрала из всех одну.
— Погодите, погодите... Вот этот! Этот похож! Только можно его чуть-чуть развернуть? Развернули.
— И пистолет пририсовать. Пририсовали пистолет.
— Он! — ахнула женщина. И даже побелела. — Точно он. Теперь я его точно узнала!..
Опознанная фотография была фотографией Иванова... И отпечатки пальцев были тоже его...
Вновь стали перебирать возможные мотивы преступления.
— Может, он действительно садист?
— Если только садист-трубочист. Иначе зачем ему было забираться на крышу? Он что, внизу жертву найти не мог?..
Версия маньяка не проходила.
— Послушайте, те четверо, которые были вначале, они ведь, кажется, русские? — оживившись, спросил кто-то.
— Ну да, русские.
— А этот, последний?
— Тоже.
— А тот, что до него?
— И тот.
Все напряженно замолчали.
— Тогда получается... Тогда получается, что он решил убить всех русских, которые живут во Франции.
— Может, во всей Европе? — попытался пошутить кто-то.
Но шутка повисла в воздухе.
— Может, и в Европе, — совершенно серьезно ответил полицейский, выдвинувший “русскую” версию. — По крайней мере, если судить по взятым темпам...
Версию стали обсуждать. Совершенно серьезно.
— Но почему он их убивает?!
— Например, потому, что патриот и считает их предателями.
— Я их писателя читал, Достоевского. Там тоже один студент старушек убивал, — вспомнил Пьер Эжени. — Топором.
— Зачем?
— Доказывал, что он на это право имеет.
— На убийство старушек?
— Выходит, так, — сам удивился Пьер. — Русские эту книгу любят...
Так, может, этот тоже... Чтобы чего-нибудь доказать?
Дьявол их поймет, этих русских...
На том все версии исчерпались...
Портрет Иванова, взятый с русской ориентировки, распечатали и разослали по полицейским участкам. И тот, искаженный гримасой портрет, тоже распечатали и тоже разослали. На всякий случай. Иногда в приступе аффекта лицо человека меняется до такой степени, что его узнать невозможно...
И еще Пьер Эжени направил в Россию, в министерство внутренних дел запрос об Иванове.
И еще позвонил в Германию. Своему, так же, как он, пострадавшему от Иванова коллеге. Карлу Бреви.
— Он снова проявил себя, — сказал Пьер в трубку.
— Ну я же говорил! — обрадовался Карл Бреви. — Скольких он убил на этот раз?
— Пока немного. Пока двух, — ответил Пьер, уже не удивляясь постановке вопроса и не удивляясь своему ответу.
Помолчал, собираясь с силами, и сказал главное:
— Боюсь, мне требуется ваша помощь...
Справиться с Ивановым силами одной только французской полиции возможным уже не представлялось...
Глава 39
В министерство внутренних дел России пришел срочный факс из аналогичного министерства Франции. Французские коллеги просили предоставить им служебную информацию по гражданину России Иванову Ивану, который подозревался в совершении ряда тяжких преступлений на территории Франции.
“Во дают, — подумал начальник эмвэдэшной канцелярии, — в России Ивановых, как собак нерезаных. Как у них там каких-нибудь Жанов...”
И переправил факс в Следственное управление.
“Делать нам нечего, как каких-то Ивановых искать, — подумали в Следственном управлении. Если на все запросы, касающиеся художеств россиян за границей, отвечать, — то только и будешь делать, что отвечать... Работать некогда будет!”
Но все же для очистки совести направили запрос к картотеку.
В электронных картотеках преступных лиц, осужденных к различным срокам заключения, вышедших из заключения, заключенных под стражу и пока не заключенных, но находящихся в розыске, набрали в поисковых строках фамилию Иванов и имя Иван. Компьютеры отсеяли среди преступных элементов России всех Ивановых и среди них всех Иванов. Таковых оказалось несколько сотен.
Если бы была известна кличка этого Иванова, было бы проще. Клички в отличие от фамилий повторяются реже. Но клички не было.
И значит, нужно было проводить отсев по возрасту, месту жительства, срокам и статьям. Нужно было работать... Причем бесплатно.
А кто же у нас, тем более в милиции, согласится работать за здорово живешь?
Да шли бы они куда подальше, эти самые французы!.. Им нужно — пусть они и делают! Тоже, понимаешь, моду взяли — на других свою работу спихивать.
И запрос французского министерства лег под сукно, хотя никакого сукна в милиции давно нет, а есть гладкие, как милицейская статистика, компьютерные столы...
А вот хрен им, а не Иванова!..
Напрасно старший следователь парижской криминальной полиции Пьер Эжени ждал ответ из России. Каждый день он справлялся, не пришел ли на его имя факс из русского МВД?
— Нет, не пришел.
— А подтверждение, что факс получен и вручен адресату?
— Нет.
Хм... Тогда непонятно...
— А извещение, что письмо не дошло до адресата?
— Тоже нет...
Странно, даже извещения нет, хотя давно все сроки вышли.
Может, в русское консульство позвонить?
В русском консульстве у Пьера был приятель. Ну не то чтобы приятель, но хороший знакомый, с которым он контактовал, когда нужно было выслать из Франции какую-нибудь сбивавшую сложившиеся в Париже тарифы проститутку или укравшего чужой кошелек туриста. Может, он сумеет понять, куда могло пропасть то злополучное письмо?
Знакомый был молодым веселым парнем и звали его Константин.
— Что, опять наши что-нибудь натворили? — весело спросил Константин. — Не иначе у Эйфелевой башни что-нибудь открутили или в Лувре?..
— Нет, нет, — торопливо сказал Пьер. — Я не по работе. Я просто хотел с вами встретиться, чтобы проконсультироваться по одному вопросу.
— Ну встретиться — так встретиться...
Встретились в одном из уличных кафе. Угощал как приглашающая сторона Пьер. Константин отчеркнул в меню половину блюд и сообщил, что так получилось, что скоро здесь мимо совершенно случайно будет проходить его жена.
— Да, конечно, я буду очень рад, — заверил Пьер, прикидывая, хватит ли ему захваченных с собой денег.
Жена подошла сразу после того, как он сказал: — Да, конечно... буду рад.
Вначале беседа не вязалась, потому что у Константина был занят рот. И у его жены тоже. Но потом, к вечеру, Константин разговорился.
— Ну, ты даешь! — хохотал он. — Так и написал?.. Кто же так пишет! У нас такие писульки отправляют знаешь куда? На гвоздик!.. Знаешь, что они подумали, когда твое послание получили?
— Что?
— Что он, то есть ты, на чужом горбу хочешь в рай въехать.