Иванов наклонился, сунул в одну из петель кисть правой руки и подошел поближе к краю крыши.

Но тут же отшатнулся.

Высота корпуса была метров двадцать, если не больше. Вниз было страшно не то что прыгнуть, но даже смотреть.

Нет, ни за что! Никогда!..

“Что он там медлит?! — переживали стоящие внизу леваки. — Ведь время идет, время!”

“Леваки” ждали зря, Иванов прыгать был не согласен. Даже под угрозой смерти.

Хорошо продуманый план не сработал. По той простой причине не сработал, что был рассчитан на Иванова — матерого преступника и убийцу, для которого прыгнуть с крыши труда бы не составило. Но не для настоящего Иванова, который стоял на крыше и у которого от страха высоты тряслись ноги.

Джон Пиркс явно переоценил возможности беглеца. Джон Пиркс обманул сам себя...

Иванов стоял и ждал... Ждал, когда его схватят подоспевшие тюремные охранники. И ждать ему было недолго.

От корпуса, из которого он сбежал, раздались крики, ярко вспыхнул прожектор, луч света заметался во все стороны — вправо, влево, снова вправо, но вдруг нащупал в темноте одинокую фигуру, стоящую на крыше, замер, залив ее ослепительным светом.

— Все, не получилось! — сказал один из “леваков”. — Надо сматываться отсюда.

На крыше, на дальнем ее конце, появились какие-то люди. Бешено залаяла собака. Раздался первый, скорее всего предупредительный, выстрел.

Но даже десять выстрелов, даже в упор не смогли сдвинуть Иванова с места. Получить пулю в живот он боялся меньше, чем высоты.

Вдруг в луче прожектора заметались какие-то низкие тени. Они очень быстро, неестественно быстро, приближались. Это были не люди, люди не умеют так быстро бегать. Это были собаки. Две натасканные на ловлю заключенных собаки стремительно приближались к беглецу, оскалив черные пасти.

Иванов увидел несущихся на него собак и инстинктивно сделал шаг назад. Как сделал бы любой. И сделал еще шаг...

Крыша кончилась! Он рухнул вниз, сильно дернул петлю и полетел вниз, но не на землю, а чуть вбок, к забору.

— Вон он! — радостно крикнули, показывая пальцами в небо, “леваки”.

— Вон он! — как эхо ответили люди генерала Трофимова.

Они тоже были здесь. Все время были! Они не могли быть где-нибудь еще, потому что место, где теперь стояла лебедка, было истоптано и измеряно филерами больше всего.

Иванов, зажмурившись и лишившись чувств, летел над пропастью, влекомый силой всемирного тяготения и туго натянувшимся под его весом троса. Специальный, скользивший по тросу ролик гасил скорость, не давая возможности беглецу разогнаться слишком быстро.

Иванов подлетел к забору и пролетел мимо него и над ним, чуть не зацепившись ногой за колючую, находившуюся под высоким напряжением, проволоку. Он пролетел мимо и заскользил над улицей, над тротуарами. Он был уже почти на свободе!..

До машины оставались считанные метры, и пора было, как это требовала инструкция, нажать на расположенный над пальцами тормоз, чтобы погасить набранную скорость. Но он не способен был ничего нажать. И поэтому с полного лета врубился в распростерших перед ним объятия “леваков”. Инерция удара была сильна, и один из них отлетел в сторону и свалился с машины на асфальт. Другой рухнул назад, спиной на линемет, защитив своим телом Иванова.

Теперь беглецу и его спасителям нужно было прыгнуть в поджидавшую их рядом машину и...

Но никто никуда не прыгнул.

— Работаем! — коротко приказал майор Проскурин.

Шесть теней выскочили из недалеких кустов и, стремглав приблизившись, оказались возле грузовика.

“Леваки” были уже внизу и уже шли к машине, один шел еле-еле, сильно припадая на правую ногу, еще один держался за разбитый бок. Но на травмы и боль они внимания старались не обращать, им нужно было отсюда уходить. Как можно быстрее уходить...

Шесть бойцов генерала Трофимова возникли перед “леваками”, как из-под земли. Они вырвали из их рук Иванова и прижали попятившихся “леваков” к борту грузовика.

— Кто вы? — удивленно спросили “леваки”.

Но бойцам генерала было некогда объясняться — они разошлись чуть в стороны, зажимая леваков с боков и не давая им возможности уйти.

— Давай, — махнул рукой майор Проскурин.

Один из бойцов отступил на шаг и вдруг, сильно выдохнув воздух, ударил ближайшего “левака” кулаком в переносицу. Хрустнула кость, и уже мертвый “левак” упал на колени.

— А!.. — попытались вскрикнуть оставшиеся в живых его товарищи и попытались убежать, но тут же упали на асфальт с проломленными височными костя — ми и перебитыми кадыками.

— Уходим! — коротко приказал майор Проскурин.

— А этот? — показали бойцы на Иванова.

— После. С ним не успеем!

Бойцы в три прыжка добежали до кустов и растворились в их тени...

Возле машины остался стоять Иванов и осталось лежать три тела.

И в ту же самую секунду к краю крыши подбежали тюремные охранники. Они посмотрели вниз, туда, куда уходил трос и увидели грузовичок со сброшенным тентом. Увидели возле грузовичка три еще подергивающихся в агонии тела. И увидели стоящего над ними Иванова.

— Стой! — крикнули они.

— Сюда! — прошипел из кустов майор Проскурин. — Иди сюда! Ты меня слышишь, Иванов?!

Иванов услышал. Услышал, но никуда не пошел.

— Иванов! Иванов... мать твою! — хрипел Проскурин. — Иди к нам!

Но его голос действия не имел.

Из состояния прострации Иванова вывел не голос, вывели выстрелы.

Кто-то из стоящих на крыше корпуса охранников, видя, что преступник сейчас уйдет, плюхнулся на живот, выставил вперед пистолет и открыл стрельбу на поражение.

Бахнул выстрел!

И еще один!..

Возле ног Иванова в асфальт ударили пули.

Иванов подпрыгнул и медленно, но все более и более ускоряя шаг, побежал к кустам. И как только он в них скрылся, его подхватили под руки и поволокли куда-то бойцы генерала Трофимова.

Они пересекли какой-то пустынный скверик, протиснулись между глухих стен двух стоящих вплотную друг к другу домов, подошли к раскрытому люку канализации и один за другим занырнули внутрь, утягивая за собой Иванова.

Шедший последним майор Проскурин надвинул на колодец чугунную крышку.

Все — оторвались!..

Разом вспыхнуло несколько фонариков, осветив высокий, в человеческий рост тоннель парижской канализации...

— Теперь ходу!..

Подбежавшие к грузовичку тюремные охранники беглеца не нашли. Нашли грузовик, линемет и три трупа. И нашли во дворе тюрьмы, под стеной корпуса, гвоздь, которым Иванов убил корпусного и пытался убить своего надзирателя.

А Иванова... А Иванова нигде не было. Опять не было! Иванов словно сквозь землю провалился...

Иванов — ушел!..

— Как ушел? Куда ушел?!! — вначале не понял, потом не поверил разбуженный ночью старший следователь парижской криминальной полиции Пьер Эжени. — Что вы такое несете?!

— Из тюрьмы ушел! В смысле сбежал... Да точно сбежал! Полтора часа назад сбежал! — убеждал его голос в трубке.

— Как он мог сбежать, из этой тюрьмы никто никогда!.. — начал было Пьер Эжени. Но осекся, вдруг вспомнив, что сбежал не кто-нибудь, а сбежал Иванов.

— Хорошо, я сейчас приеду!..

Остаток ночи Пьер Эжени провел в тюрьме, где бродил по камерам, коридорам и крышам, все более и более мрачнея. Дело расследовал не он, дело расследовала другая бригада, но его не гнали, так как все знали, кто распутывал преступления сбежавшего гангстера.

— ...Он вызвал меня в камеру, сказал, что ему плохо, — еле ворочая языком, рассказывал перебинтованный по самые глаза надзиратель. — Я подумал, что ему надо помочь, зашел, а он... Он приставил мне к шее, вот сюда, — ткнул он пальцем под кадык, — гвоздь и заставил вывести его из камеры. А потом приказал идти по коридору. Я пошел... Я ничего не мог сделать, если бы я сопротивлялся, он убил меня.

— Что было дальше?

— Дальше? Дальше мы встретили... Мы встретили... — надзиратель не выдержал и замолчал. И заплакал. — По дороге мы встретили корпусного, который шел навстречу. Я не думал, что он... Что он решится его... А он!..