Автобус пропустили, и он остановился возле мат шины с динамиками.

— Ну обидно же, Вань, — уговаривала мужа жена. — Ну что ты, зверь что ли? Они тебя убьют и меня сразу в аэропорт отправят. И подарков не дадут. Они сказали, что если я тебя уговорю, они мне подарки дадут. А если не уговорю — не дадут! Ну Вань... Ванюшечка... Ну пожалей меня, родненький. Ну чего тебе стоит...

К машине подошел генерал Трофимов.

— Кончайте эту лабуду, — сказал он, болезненно морщась, переводчику. — Нашли из кого слезу вышибать. Он же профи. Он Иванов!..

И потащил на себя микрофон.

Пьер Эжени кивнул.

— Слышь, Иванов, узнаешь меня? — крикнул Трофимов.

Иванов узнал. И снова вздрогнул. И даже сильнее, чем когда услышал голос жены.

— Это я, майор Трофимов.

“Почему майор? — еще больше испугался Иванов. — Он же генералом был!”

— Слушай меня внимательно. Ты меня знаешь, я тебя знаю. То, что раньше было, это так, лирика. Я тебе по делу скажу. Если ты не сдашься, они тебя пристрелят, такой у них приказ. А ты мне живой нужен. Слышишь — только живой.

— Кто это? — спросил товарищ Максим.

— Это генерал из Москвы. Генерал ФСБ, — ответил Иванов.

Товарищ Максим взглянул на него с интересом и даже, кажется, уважением.

— Конечно, если ты будешь отбиваться, им мало не покажется, — продолжал кричать генерал...

Переводчик переводил его слова присутствующим.

— Пару взводов ты им, конечно, положишь...

Пьер Эжени испуганно вздрогнул и посмотрел на генерала.

— Но всех все равно не сможешь. Их тут, считай, дивизия. Так что лучше сдавайся. А мы тебя как-нибудь вытащим. Это я тебе гарантирую...

Пьер Эжени, услышав перевод слов генерала, напрягся.

— Это я так, чтобы он сложил оружие, — быстро сказал в сторону генерал.

— А, — понятливо закивал Пьер.

— А что, точно вытащат? — спросил товарищ Максим.

Иванов пожал плечами.

— Ладно, надо кончать с этой трепотней, — решительно прошептал товарищ Максим. — Бери кого-нибудь и иди к окну.

Иванов подхватил женщину и подошел к окну. Товарищ Максим подполз к подоконнику по полу.

— Посади ее, — показал он.

Иванов посадил женщину на подоконник.

— Толкни дальше.

Осторожно толкнул женщину вперед. Она по пояс высунулась на улицу и заверещала.

— Держи ее за ногу, — приказал снизу товарищ Максим. — Крепко держи.

Но Иванов и так крепко держал.

— Что делает, что он делает! — забеспокоились внизу полицейские.

Стрелять они опять не могли. Если стрелять, то он разожмет руки.

— Вот вам и уговоры, — зло сказал генерал Трофимов. — Вы бы еще сюда его любимую кошку притащили!

Иванов лежал животом на подоконнике, двумя руками ухватившись за ноги женщины, которая бултыхалась где-то там, внизу.

— Скажи им, что, если они не выполнят твои условия, ты сбросишь ее вниз, — шептал с пола товарищ Максим. Услышать его голос было невозможно ни в какие микрофоны, так все звуки вокруг заглушал женский визг.

— Если вы не примете мои условия, я брошу ее вниз! — отчаянно закричал Иванов. — Ну чего она лягается-то?

— Мы поняли вас! — закричал переводчик, потому что все было понятно без слов. — Мы принимаем ваши условия. Только поднимите женщину!

Иванов, пятясь и приседая, втянул женщину в квартиру.

Товарищ Максим показал большой палец.

— С кем вы хотите говорить? — крикнул переводчик.

— С президентом Франции! — бухнул товарищ Максим. — Скажи им.

— С президентом! — крикнул Иванов через подоконник.

Собравшиеся в кучку высокие полицейские чины стали совещаться.

— Нет, не соглашайтесь, — бегал, суетился возле них генерал российского МВД. — Он его пристрелит. Я вам точно говорю, я знаю... Он его специально заманивает, чтобы убить. Он еще никогда не убивал президентов и наверняка хочет...

Слова генерала возымели действие.

— Это невозможно, президента нет во Франции, — озвучил решение полицейских переводчик. — Кто еще?

— Тогда мэр. Мэр Парижа, — сказал товарищ Максим.

— Тогда мэр Парижа!

Мэру сообщили о требовании гангстера.

— Вы гарантируете мне безопасность?

Полицейские отвели в сторону глаза.

Мэр отказался. Категорически. Потому что его жизнь нужна была Франции.

Решили вместо мэра послать переодетого полицейского.

— Вы хотели видеть мэра, он пришел, — крикнул переводчик.

— Ну-ка, подсади меня, — попросил товарищ Максим.

Вполз животом на подоконник. И завернув руки за спину, схватил Иванова за одежду, опрокинув на себя.

— Если упадем, упадем вместе, — угрожающе прошипел он.

И что было сил заорал.

— Не стреляйте! Только не стреляйте! Он убьет меня!..

— У него там еще один человек, — доложили полицейские наблюдатели. — Кроме тех, четверых. Он пытается выкинуть его из окна.

Бьющийся на краю подоконника товарищ Максим взглянул вниз. Посреди улицы стоял человек в бронежилете и каске.

— Пусть снимет каску! — прошептал он, не разжимая губ.

— Пусть снимет каску! — крикнул Иванов.

Человек снял каску и задрал лицо вверх.

Это же не мэр — сразу понял товарищ Максим, потому что видел фотографии мэра и именно поэтому выбрал его.

— Тащи меня обратно. И тут же заголосил:

— Ой спасите, люди добрые!.. Помогите!.. Он убьет меня!..

Упал в комнату на пол. Прошептал:

— Это подстава, это не мэр. Они берут нас на пушку! Падлы! Ну, я им сделаю.

И, отскочив в прихожую и не снимая с голов заложников тряпки, вытянул из-под них чью-то руку и что было сил рубанул по пальцам кухонным ножом.

Раненый дико закричал. Но товарищ Максим оглушил его ударом рукоятки ножа по голове. Затем подполз к окну и, слегка приподняв штору, бросил вниз три отрубленных пальца.

Лжемэр увидел, как недалеко от него на асфальт шлепнулось что-то мягкое. Испуганно пригнулся. Но в следующее мгновение понял, что упало. Упали пальцы... Человеческие пальцы! Три человеческих пальца! И побежал в сторону полицейских машин.

— Он руку, руку отрубил! — кричал он, часто оглядываясь и показывая куда-то назад... Его не понимали. Еще не понимали.

— Скажи им, что, если они обманут еще раз, вниз полетит голова, — потребовал товарищ Максим.

— Если вы обманете еще раз, вниз полетит голова! — крикнул Иванов.

— Руку, он отрубил руку, — продолжал бестолково твердить лжемэр.

Теперь все стало понятно. Более чем понятно.

— Сволочь, — тихо сказал понявший быстрее других угрозы Иванова генерал Трофимов. — Теперь — все! Теперь они начнут штурм...

Товарищ Максим просчитался...

Собравшиеся в кружок полицейские чины долго не спорили, все они почти единогласно высказались за штурм.

Он все равно их прикончит, решили они. Он слишком хитер, чтобы не понять, что после того, что он тут натворил, ему ничего не светит. Что на уступки ему могут пойти с одной-единственной целью — чтобы заставить его совершить ошибку, заставить высунуться и убить.

Заложников не спасти в любом случае. Но в случае штурма, возможно, уцелеет хоть кто-нибудь...

Штурм!..

Товарищ Максим просчитался, потому что не знал, кто такой Иванов и какая за ним тянется слава. Он хотел лишь напугать полицейских... И напугал...

“Жаль, — подумал генерал Трофимов — Французов жаль”. Но еще больше себя жаль. Потому что за живого Иванова ему бы простили больше. За мертвого — меньше...

Мертвым Ивановым не прикрыться!

Очень жаль...

Участь Иванова была предрешена, что было очевидно генералу Трофимову, было очевидно майору Проскурину, Карлу Бреви, Пьеру Эжени... Было очевидно всем, кто хоть немного был знаком с его биографией.

Иванов живым не сдастся. Иванова живым не взять...

Иванова можно только убить...

Бывший партбосс, а теперь известный в стране бизнесмен Юрий Антонович подбивал бабки. И чем дальше подбивал, тем чаще вздыхал, морщился и чесал в затылке. Дело шло, мало сказать, не очень — дело шло плохо. Проплаченный в правительстве проект строительства скоростной автомагистрали отложили до лучших времен. Деньги чиновники, естественно, не вернули, и деньги немаленькие. Сеть открытых в Москве торговых домов доход приносить почти перестала, потому что появились другие сети. Более-менее стоял подведомственный Юрию Антоновичу банк, но что с ним станет дальше, было одному богу известно. Бизнес — такое дело, что никогда не знаешь, что тебя ждет. Сегодня ты владелец заводов, газет, пароходов, а завтра пойдешь торговать хот-догами в киоске на Казанском вокзале. И это не самый худший вариант, потому что худший — лежать с простреленной башкой в костюме от Версаче возле своего навороченного “Мерседеса” у входа в свой процветающий банк. Или не лежать, а сидеть. На нарах в Бутырской тюрьме.