По всей видимости, для того, чтобы отсмотреть пути отхода. Какой-то один — основной и все прочие — резервные.

Вот только для снайперской засады их, пожалуй, будет слишком много. Или стрелков должно быть несколько? Или это должны быть не снайперы? А например... Например, Иванов.

Тогда становится понятна их заинтересованность вот этими дворами и переулками, куда можно свернуть и где можно по-быстрому перегрузить с машины на машину груз.

Неужели Иванов?

А как же тогда французы? Или все это не более чем инсценировка, и они давно обо всем с ними полюбовно договорились? Договорились, что, если Иванова не получается передать в руки американцев легально, можно изобразить побег.

А что? Это очень неплохой выход для участвующих в сделке сторон.

Генерал еще раз отсмотрел планы, ища подтверждение своей идее.

И все-таки нет... Нет!.. Для просто сделки здесь слишком все истоптано. Не стали бы они столь тщательно готовиться к побегу, если бы договорились с французами, если бы знали, что препятствий им никто чинить не будет. Тогда бы они обошлись всего одним маршрутом эвакуации, без бессмысленной проработки запасных.

Так?

Так!

“И что тогда получается?..” — попробовал подвести промежуточный итог генерал. Получается, что это будет не лжепобег и не попытка убрать опасного свидетеля с помощью снайпера. Получается, это будет не мистификация, а настоящий побег... Неужели так?

Но тогда, значит, им очень сильно понадобился Иванов, просто позарез понадобился, раз они пускаются на подобную авантюру, рискуя нарваться на мировой скандал.

Вот только зачем понадобился?

Тут может быть несколько объяснений: либо они готовят какую-то с его участием пакость, например, вроде той, что уже однажды провернули в Германии, либо не смогли прорваться к Иванову через препоны французских законов, не смогли узнать, что хотели узнать, и теперь надеются это сделать в более спокойной обстановке у себя дома. Либо узнали нечто такое, что многократно повысило в их глазах ценность Иванова. Уж не про партийное ли золото?..

В любом случае допускать, чтобы американцы утащили Иванова к себе — нельзя, а, напротив, нужно приложить максимум усилий, чтобы не позволить им это сделать. Потому что, во-первых, и это самое главное, — Иванов нужен Большому Начальнику, который удерживает в заложниках семьи генерала и майора Проскурина, и если упустить Иванова теперь, то с американского континента его уже точно не вытащить и, значит, своих семей не увидеть. Во-вторых, если Иванов попадет в руки ЦРУ, то песенка Генштабиста будет спета, и все завязанные на него далеко идущие планы можно смело сворачивать. И в-третьих, что несущественно для дела, но очень существенно для души, — Иванова не хочется отдавать американцам, потому что очень сильно хочется взглянуть ему в глаза, взять его за грудки и если не вытряхнуть из него душу, то хотя бы сказать пару ласковых... И вот эту привилегию генерал Трофимов не желает уступать никому, и меньше всего американцам!..

Не видать им Иванова! Как своих американских ушей не видать! И — точка!..

Дело было практически закончено — все протоколы составлены, все экспертизы подшиты, все свидетели опрошены. Не было только одного — не было признательных показаний преступника. Но при столь солидной обвинительной базе они и не были нужны.

Дело было закончено, и пора было ставить точку — последнюю точку в последнем предложении последнего тома уголовного дела.

— Я так понимаю, что признания от вас все равно не добиться? — в последний раз, ни на что не надеясь, просто для отчистки совести спросил Пьер Эжени.

— Ну почему, я признаюсь... признавался... Я всегда только правду, ничего, кроме правды!.. — привычно заскулил Иванов.

Значит, не добиться...

Ну и, получается, все!..

Пьер Эжени встал.

— Я должен известить вас, что проводимое в отношении вас предварительное следствие закончено и в самое ближайшее время ваше дело будет передано в следующую, которая продолжит с вами работу, инстанцию, а после этого будет передано в суд, — официальным тоном объявил он.

А про себя подумал, что все, отмучился...

— А дальше... дальше что? — испуганно спросил Иванов.

— То, что будет дальше, уже не входит в рамки моих служебных полномочий. Дальнейшую вашу судьбу будут решать другие. А в конечном итоге будет решать суд.

— И что он решит? — робко поинтересовался Иванов.

— Если по совокупности, то лет двадцать минимум, — прикинул тяжесть статей Пьер.

— За что двадцать?! — воскликнул Иванов.

— За убийство четырех потерпевших возле казино, за убийство полицейского мотоциклиста, снайпера, бойцов группы захвата, — привычно перечислил Пьер. — Если вам этого кажется мало, я могу напомнить про эпизоды, имевшие место в Германии, Швейцарии, в России...

— Нет, нет, не надо, — сник Иванов. — Я знаю.

Почему-то Пьеру стало жалко Иванова. Возможно, потому, что он, несмотря ни на что, мало напоминал убийцу.

— Можете считать, что вам еще повезло, — попытался успокоить совершенно раскисшего преступника Пьер. — В Германии вам бы дали больше. А если бы мы выдали вас американцам...

— Не надо американцам! — испуганно вздрогнул Иванов.

И снова у него был такой вид, что представить, что он кого-нибудь убивал... Что так убивал!.. Что столько убивал!..

— Хочу задать вам один вопрос... последний вопрос, — секунду посомневавшись, сказал Пьер Эжени. Иванов настороженно взглянул на следователя.

— Задать не как полицейский, как человек. Обещаю, что, что бы вы мне ни ответили, это никогда не будет использовано против вас. Что все это останется между нами.

Иванов испугался еще больше.

— Я могу надеяться на ваш честный ответ?

— Да, — судорожно кивнул Иванов. — Можете.

— Тогда скажите мне, только честно скажите, сколько человек вы лишили жизни?

— Где? — не очень понимая, чего от него добиваются, уточнил Иванов.

— Здесь, в Германии, в Швейцарии... Везде. Сколько всего людей вы лишили жизни?

— Я? Я ни одного... — честно глядя в глаза следователю, начал объяснять Иванов. — Я пришел к любовнице...

— Тогда все, тогда спасибо, — прервал его Пьер. — Вы можете идти.

— Куда идти? — вздрогнул Иванов.

— Туда, где вам место, — твердо ответил Пьер. — В тюрьму...

Старший следователь парижской криминальной полиции Пьер Эжени свое дело сделал. И хорошо сделал. Больше Иванов никого убивать не будет. Ни здесь не будет, ни там не будет... По крайней мере в ближайшие двадцать лет не будет.

Похождения кровавого маньяка, терроризировавшего Европу, закончились. Минимум на двадцать лет закончились. Но скорее всего — навсегда!..

Сообщение было коротким, из четырех слов.

— Нужно встретиться. Приходите с другом.

А раз они просят прийти с другом, то получается, что они согласовали сроки. И, значит, акция состоится в ближайшие дни!

Ну что ж, как говорят русские, хотя и непонятно почему говорят именно так, — ни пуха ни пера!

В нужное время Джон Пиркс был в нужном месте. На этот раз был не один, был со своим, которому предстояло уйти с “леваками”, человеком.

— Вашей задачей будет координировать наши действия, — инструктировал его Джон Пиркс...

Хотя ничего координировать он не должен был, а должен был, изображая живой залог, отвечать за чужие, которые в таких делах не исключены, ошибки. Своей жизнью отвечать. Но он об этом не знал, он думал, что ему предстоит выполнить ответственную и не очень опасную работу.

В разведке никто никогда не знает конечной цели задания. Чтобы не сболтнуть лишнего, чтобы не отказаться, поняв, что тебя ждет впереди.

— Никакой инициативы не проявляйте, только смотрите, слушайте и запоминайте... — внушал Джон Пиркс...

Ему не было жалко своего человека, потому что тот был таким же, как он. На несколько ступеней ниже по званию и по должности, но все равно таким же. И если операция провалится и возникнет угроза утечки информации, то с ним тоже никто церемониться не станет. Слишком одиозна фигура главаря “леваков”, с которым он вступил в контакт, слишком серьезным может получиться скандал. Но только никакого скандала не будет, потому что все контакты с экстремистами завязаны на него, а он никому ничего не расскажет. Не потому, что не захочет, потому, что уже не сможет. Чистота мундира выше жизни отдельно взятого неудачника. Таковы правила игры...