Его хаканское величество, поскольку это является похвальным постановлением, воздал благодарность творцу за осуществление всяческого своего стремления, раздал милостыню нуждающимся. Эту полную победу, которую недальновидные люди рассматривали как конечную цель его завоеваний, он считал лишь началом, а создание этого значительного государства, считавшееся простаками завершением дела, эмир Тимур рассматривал как начинание в осуществлении своих замыслов. Так как его мироукрасительная мысль покончила с приведением в порядок дел в Мавераннахре и в нем не осталось места смятениям, кроме тех, что возникают под обаянием очей красавцев, и растерянности, кроме той, что порождается прелестью локонов возлюбленных, то Тимур решил выступить походом против Моголистана, занимающего территорию в тысячу квадратных фарсангов от вилаета Йанги-Таласа до границ Хытая и от Кашгара до пределов Чина. Моголы имеют многочисленное войско, воины которого склонны к кровопролитию и возбуждению смуты; каждый воображает себе Рустамом, а Афрасийаба признает своим безотлучным провожатым. Ежегодно моголы шли войной на области Туркстана и Мавераннахра, разоряли и грабили их, уводили в плен мусульман и ни одной страны не оставалось, основание которой не потряслось бы от этого неожиданно обрушившегося на него губительного потока. Естественно, что фонтан хаканского гнева начал кипеть и языки пламени царственного раздражения поднялись вверх. Эмир Тимур извлек меч победы, поднял знамя государства и с войсками, численность и вооружение которых не уместились бы в мастерской воображения и никакой художник не в силах был бы представить черную массу той армии, двинулся к границам Моголистана.
Под впечатлением блеска и пышности хаканского величия Тимура страх и трепет овладели сердцами врагов веры; ужас и испуг посетили двор их. Несмотря на то что они гордились многочисленностью разнообразного вооружения и своею храбростью, что занимали своим множеством большое число гор и степей и что скромность была не в их характере, от ударов грядущего царственного раздражения они перепугались насмерть.
Тем не менее моголы внешне проявили смелость и прилагали бесплодные усилия к отражению Тимура. Столько с ними произошло у него сражении, пока в конце концов моголы не избрали правильный путь и не заняли пост рабского служения и выражения покорности эмиру Тимуру. Склонившись до земли лицом самоунижения, они сказали полустишием: «Мы все твои рабы, а ты повелитель!» Кому не сопутствовало счастье и кто не обрел удовольствия повиновения, страницу жизни того перо судьбы перечеркнуло чертою погибели, и стрела небытия, пущенная с тетивы большим пальцем предопределения, избрала мишенью его душу. Когда все земли и владения моголов оказались прочно закрепленными под властью и повелением государя - завоевателя мира, когда все моголы пришли в состояние покорности, приняв условия служения победителю, тогда только пришло полное освобождение от тех забот, которые вызывались поведением моголов, и его величество возвратился в свою столицу, город Самарканд, с многочисленной добычей и с неисчислимыми трофеями. Неоднократно поддерживаемый божественною помощью в этих битвах с моголами и победоносный, он опять вернулся в резиденцию своей монархии, в заповедное место своего могущества.
Когда сопутствуемое блеском луны августейшего знамени солнце его султаната двинулось в свою сферу и достигло там апогея счастья в точке благородства, он, эмир Тимур, по силе возможности воздал благодарность бесподобному и достойному поклонения благодетелю господу, - да прославится и да возвеличится он! - который есть причина увеличения милостей.
До высочайшего слуха эмира Тимура всё время доходило, что правитель Хорезма Хусайн Суфи отказывает в правосудии своим подданным, кои суть вещи, отданные ему на хранение святейшим творцом, и что он разостлал им ковры насилия и беззаконий. Вследствие этого эмир Тимур подобрал поводья своего Царственного намерения, соединенного с велениями судьбы и предопределения, безотлучно сопутствуемого победою и одолением, чтобы выступить походом на то государство. Он остановился в виду города. У Суфи не было того счастья, чтобы, подобно суфию, избрать отречение от мира и отшельничество и, предоставив свои драгоценности и казну Тимуру, включиться в толпу свиты царского двора его величества.
Однако Хусайн Суфи заложил уши разума ватою беспечности, советов полезных он не послушал и оказался осажденным в своем городе. В течение некоторого времени он выдерживая осаду, а когда во второй раз случилось подвергнуться осаде, то у Йусуфа Суфи из-за внушающей страх августейшей короны пришло в сотрясение и дрожь всё существо и крайне трудное положение довело его до болезни, так что рука опытных врачей оказалась короткою, чтобы достать до подола лечения. Под натиском сильного ветра смерти дерево его жизни упало с луга начальствования, знамя его миродержания рухнуло. Да, рану, причиненную жалом смерти, не исцелит никакое заклинание, никакая уловка не принесет пользы в попытке отстранить небесный рок и никакое живое существо не осведомлено о тайнах сокровенного мира путем собственного размышления!
Когда взошло солнце победы и торжества с востока божественной помощи и государство Хорезма со всеми районами п крепостями упрочилось под властью слуг его величества, территория сего государства очистилась от скверны бытия мятежников. Люди же, достойные высочайшего милосердия, были осчастливлены прощением и забвением их проступков, стали участниками пития напитка безвинности и благодеяния и пользования источником милостей и всяческих даров. Основные положения и устои государства и религии получили надлежащее укрепление.
Его хаканское величество в воздаяние за ниспосланные ему божественные милости вознес все выражения благодарности и соблюл все условия признательности творцу. Когда его почтенная мысль освободилась от приведения в порядок важнейших дел Хорезмской страны и положение последней достигло благосостояния, эмир Тимур направил свои победные знамена в столичный город Самарканд. Высоковзлетающий сокол его счастья, покорный желаниям судьбы, и ведомый под уздцы конь божественной помощи отовсюду подавали надежду па новые радостные вести, а небо посылало такое приятное известие: «Божественною силою и помощью неба серп луны счастливого хаканского знамени вознесется превыше апогея, а его величественный шатер поднимется своим куполом до небесной выси!».
Действительно, желание покорить купол ислама, Герат, вонзило свои когти в подол его высокой энергии, но уважение к владению Хусанна, который среди государей ислама был выдающимся по совершенству в мусульманском смысле и по своему богопочитанию, а в прошлом с ним Тимур имел дружбу и приязнь, заставило Тимура отложить осуществление этого желания до тех пор, пока звезда сферы царствования того добронравного государя не перешла из счастливого знака зодиака и пока он не лишил этот преходящий мир украшения своего бытия.
Когда Герат перешел к его сыну Гийасаддину, последний устроил пир н поднял знамя наслаждения. Постоянно играя благовонными локонами красавиц, целуя их сладкие уста, созерцая движение чаши, наполненной вином, и внимая речам прелестниц с амбровыми мушками, он был беспечен и не понимал того, что в наслаждениях дворца этого мира не бывает розы без шипов и вина без опьянения, как невозможна в вожделении к храмине вселенной радость без печали и спокойствие без болезни
Великие люди Герата принесли в письменной форме на Гийасаддина жалобы и попросили, чтобы его величество бросил тень своего благорасположения на это владение. Тимур, сопутствуемый своей счастливой звездою, приказал двинуться на ту страну веселья, положивши под седло оружие доблести для удовлетворительного разрешения сего серьезного дела. Неожиданно победоносное войско Тимура обложило город Герат, и Гийасаддин заперся в крепости.
В силу необходимости ему пришлось в конце концов выйти из крепости и склониться во прахе в благороднейшей ставке эмира Тимура. В воскресенье восемнадцатого мухаррама, соответствующего четвертому числу месяца урдибихишта 782 года (24 апреля 1380 г.), Гийасаддин сдал крепость слугам его величества. А вслед за этим оказались покоренными и сдавшимися и все города Хорасана, в том числе и недоступные крепости, твердыни которых возвышались подобно высоким неприступным и непоколебимым горам, а окружавшие их рвы казались широчайшим и беспредельным океаном. Они были укреплены, как крепости Бавард и Туршиш. Когда Тимур привел в порядок дела и интересы сих областей посредством своего светлого ума и кровожадного меча, он при неусыпном счастье и незыблемом благополучии вернулся в местопребывание своего царственного трона Самарканд.
