На жалобы, с которыми обратился ко мне народ Ирака против тирании Мазаффаров (их правителей) и других князей страны, я ответил походом в эту страну.

Следовало опасаться, чтобы государи этой страны не заключили против меня союза; я по крайней мере должен был приостановиться встретить их. Мои военачальники посоветовали мне, прежде чем выступить в поход, запастись всеми военными припасами.

Я принял твердое намерение покорить эти области одну за другой и сурово покарать тех, которые осмелились бы мне сопротивляться. Первый, кто попросил моего покровительства, был эмир Али, правитель Мазендерана. Он прислал мне подарки и присоединил к ним следующее письмо: «Мы, потомки Али, всегда довольствовались этою областью. Завладев ею, Вы выкажете свое могущество, но если Вы пощадите ее, то ваше поведение будет более согласовываться с милосердием».

Покорность князя Мазендерана была для меня счастливым предзнаменованием. Я обратился затем на царство Килан и Джарджан. Правители отказали мне в покорности, и я послал против них свои победоносные полки и лично повел армию на Ирак. Я овладел Испаганью и из доверия к жителям возвратил им цитадель, но они, возмутившись, зарезали правителя, поставленного там мною, и 3000 моих солдат. Я тотчас же приказал истребить всё население.

Я отдал этот город потомкам Мазаффара и оставил в Испагани гарнизон в 3000 человек. Когда я хотел уже вести армию в великую Татарию, чтобы усмирить Тохтамыша, я узнал, что жители Испагани казнили моего правителя, а жители Шираза сошли с пути повиновения.

Эти происшествия побудили меня во второй раз объявить войну (Ширазу) Ираку. Я собрал 80000 человек. Но опасение найти место, которое бы могло содержать столь многочисленную армию, принудило меня ввести ее в страну несколькими отрядами.

Поэтому я разделил свою армию на три армии, которые я послал вперед. Разные отряды, собравшиеся в Ирак, были рассеяны, и я повел армию в Шираз. Правитель этой столицы Шах-Мансур осмелился бороться со мной и получил кару, которую заслуживал.

Занятые преследованием этого князя по пустыням великой Татарии в течение целых 6-ти месяцев, мои утомленные войска начали сильно страдать от сильного голода; уже много дней они не получали другой пищи, кроме той, какую могла им доставить охота и яйца птиц пустыни. Тохтамыш, узнав о состоянии моих воинов, решил, что более удобного случая ему уже не представится, а потому напал на меня с армией столь же многочисленной, как саранча или муравьи.

Мои воины были усталы и голодны, его - напротив, - свежи. Мои полководцы и военачальники совсем, казалось, не были расположены сражаться, пока мои сыновья и внуки, преклонив колени, не поклялись мне в совершенной преданности. Я подкупил неприятельского знаменосца; он обещал мне повергнуть свое знамя, когда обе армии вступят в бой.

Когда мои военачальники узнали, что мои сыновья и внуки преклонили предо мной колени, их мужество пробудилось, и они дышали только битвой.

В авангард я поместил внука своего Мирзу-Абубекра с 8000 всадниками, и в самом разгаре схватки приказал им раскинуть палатки и приняться за приготовление еды. В ту же минуту знамя Тохтамыша было повергнуто, этот князь, растерянный, обратился в бегство, предоставив свою армию всем ужасам уничтожения.

Когда я покорил Ирак-Аджеми и Фарс, мой доверенный советник написал мне следующее письмо: «Бог, властитель Ирак-Араби и Ирак-Аджеми (покоривший даже тебе одну из этих областей), отдает тебе и другую». Я послал посла к султану Ахмед-Джелаиру, князю Багдада. Мне необходимы были точные сведения о его действиях, храбрости и силе его армии. По прибытии из Багдада, мой посол написал мне: «Султан Ахмед-Джелаир - живой кусок мяса, имеющий два глаза».

Я положился на Всемогущего и форсированным маршем внезапно подступил к Багдаду. Султан, обратившись в бегство, укрылся в доме Кербана, а Дом Мира покорился мне.

Побежденный Тохтамыш, счастливый тем, что не попал в мои руки, послал грозную армию в царство Азербайджана и возбудил там смуты и беспорядки. Я же, только что окончивший завоевание обоих Ираков, принял для примирения его не иную какую-либо меру, а лично повел армию в великую Татарию по Дербентской дороге.

Я сделал смотр своей армии, которая, построившись в боевой порядок, занимала пространство в четыре фарасанга (4 мили). 3 апреля я воздал благодарение Богу.

Перешедши реку Семур, я написал следующее воззвание к народу и племенам великой Татарии: «Всякий, кто идет ко мне, может продолжать свой путь, кто хочет оставаться, волен и в этом».

В 797 году я вступил в великую Татарию и проник до крайних пределов северных стран. Народы этих стран, осмелившиеся мне сопротивляться, были рассеяны и уничтожены. Области, орды и крепости пятого и шестого климатов были покорены, и я возвратился победителем.

Моей первой заботой было увериться в намерениях моих сыновей и эмиров.

Мирза Пир-Мухаммед-Джиганкир сказал мне: «Когда мы завладеем Индией, то золото этой страны сделает нас властителями мира». Мирза Мухаммед-Султан сказал мне: «Следовало бы завоевать Индостан, но страна эта имеет много оград: во-первых, моря, во-вторых - леса и пустыни, наконец, воины, вооруженные всякими снарядами, и слоны, давящие людей». Мирза Султан-Хусейн сказал мне: «Завоевание Индии подчинит нашему владычеству четыре климата». Мирза Шах-Рах сказал мне: «Я читал в Тюркских летописях, что существует пять великих царей, которых настоящих имен они однако не приводят из уважения в их могуществу. Царь Индии называется Дари (Дарий), царь Анатолии - Кисер (Цезарь), Китая - Фагфур, Туркестана - Какан (великий царь), государь Персии и Трансоксании (Ирана и Турана) имеет титул Шахиншаха (Царя царей). С незапамятных времен власть этого последнего признается в Индии, и так как мы завладеем Персией и Трансоксанией, то мы не можем отказаться от присоединения Индостана».

Мои эмиры в свою очередь говорили мне в следующих словах: «раз мы сделаемся владетелями Индостана и оснуем там свое пребывание, то мы погубим своих потомков; наши дети и внуки выродятся, смешаются с туземцами, от которых они переймут даже язык».

Я так сильно желал завоевания Индии, что ничто уже не могло меня отвратить от этого замысла. Я удовольствовался тем, что дал эмирам такой ответ: «Я обращусь в Всемогущему, сказал я им; Коран даст мне предзнаменование войны, и я хочу знать волю Бога, чтобы сообразоваться с нею». Эмиры одобрили мою мысль. Открыв священную Книгу, я напал на следующий стих: «Пророк веди войну с небрежными и беззаконными».

Ученые объяснили смысл этого стиха эмирам. Но последние, опустив голову, не произнесли ничего; их молчание сжало мое сердце.

Сначала я хотел лишить должностей всех тех, которые не одобрили завоевания Индии, и отдать их полки и их отряды их наместникам. Но так как они способствовали моему возвышению, то я не мог решиться погубить их; я сделал им только выговор, и хотя они растерзали мое сердце, но как только они приняли мой план, всё было забыто.

После нового совещания я приказал двинуть свои шатры в сторону Индостана и произнесть молитву о победе.

Моим намерением было вести войска к столице этой страны. Мирза Пир-Мухаммед-Джиганкир находился в Кабуле с 30000 всадников, составлявших левое крыло армии. Я приказал ему направиться к горам Солимана, перейти Зенд и приступом овладеть Мултаном. Султан Мухаммед-хан и Мирза Рустем с другими эмирами, предводившие 30 000 всадников моего правого крыла, также получили приказание перейти Зенд и сделать вторжение в провинцию Лагор, следуя вдоль гор Кашмира. Я сам двинулся с 32000 всадников составляя центр армии.