Я спускался в долину, когда узнал о его намерениях. Не медля долее, я построил свой отряд в боевой порядок. В то же время заметили неприятельских гонцов, и мои караульные посты донесли мне, что «это армия эмира Хусейна, но его самого нет. Когда он узнал, что ты один, то ограничился посылкой отряда, чтобы захватить тебя». Я был готов так же, как и мои 200 воинов, но, выжидая, пока отряд Хусейна вступит в ущелье, я приказал воинам, посланным вперед, отрезать им выходы к отступлению. Затем я напал на врагов, и так как они не находили никакого выхода, то я взял множество пленных; собрав всех воинов, я возвратился в Карши. Тогда я убедился, что друг полезен во всех случаях жизни.

Я написал Хусейну следующие стихи на тюркском языке: «Зефир, скажи этой красавице, раскинувшей сети коварства, скажи ей, не замечала ли она когда-нибудь, что коварство обрушивается на голову человека, задумавшего это коварство?»

Получив это письмо, эмир Хусейн покраснел и понял всю глубину своего позора. Он извинялся передо мною, но он уже потерял мое доверие, а его речи не могли больше внушить мне его. Вот каковы были мои распоряжения, чтобы очистить Туран от последних узбеков, пощаженных оружием.

Когда Джеттская армия и Элиас-Ходжи очистила Трансоксанию, как только я прогнал ее за реку Ходжента, многочисленные отряды узбеков утвердились в фортах этого государства. Я бы конечно послал против них войско, но побоялся, что эта война слишком затянется.

Узнав, что узбеки заперлись в своих укреплениях, я понял, что было бы неразумно открыто напасть на них, и я употребил хитрость.

От имени их начальника Элиас-Ходжи я написал им приказание выступить и письмо поручил одному узбеку, дав ему в сопровождение отряд. Эти воины должны были поднять большое облако пыли, чтобы быть лучше замеченными.

Враги, прочитав приказ Элиас-Ходжи, который отзывал их, и видя облако пыли, поднятое отрядом, покинули укрепления, но из предосторожности выступили под покровом ночи. Таким образом освободилась Трансоксания от притеснителей, которые клялись погубить меня; и это царство совершенно покорилось мне. Из уважения к узам кровного родства я отдал эмиру Хусейну город Балх и Гиссар Шадаман. Этот князь, нечувствительный к моему великодушию, думал только о том, чтобы погубить меня, и этим принудил меня стараться погубить его самого.

Блеск моих побед и торжеств раажег его зависть. Не было неприятности, которую он не постарался бы причинить своей сестре, жене моей. Этот ожесточенный враг ничего не забывал, лишь бы только погубить меня. Много раз дело доходило до столкновений, и столько же раз он терпел неудачу. Я уже не мог больше выносить его крайней жестокости и его неприязненности, когда, возмущенные его поведением военачальники его, также недовольные им, как и я, покинули его. Он умертвил брата правителя Коттолана, и этот последний возмутился.

Его эмиры давно уже были его самыми заклятыми врагами, так что он не мог уже рассчитывать на их дружбу. Все еще полный замыслов, направленных к моей гибели, он перенес свое местопребывание в местность, лежащую вне пределов Балха. После этого я хорошо понял, что для меня настало время напасть на него, прежде чем он успеет сделать какое-либо новое передвижение. Собрав всех воинов, какие только были около меня, я выступил с ними в поход. На пути к Балху я видел, как со всех сторон ко мне спешили мои непобедимые полки; мы стали лагерем близ этого города. Хусейн выступил навстречу, но все усилия были тщетны; вынужденный удалиться в цитадель, он подвергся участи, которая была ему предназначена.

Все те, которые старались вредить мне, теперь не без основания опасались меня, ибо, бросив взгляд на свое прежнее поведение, они не могли надеяться на мое снисхождение. Тем не менее вот как я обошелся с ними.

Когда эмир Хусейн попал в мои руки, его слуги и военачальники боялись, чтобы я их не осудил на смерть. Это и было сначала моим намерением, но так как они все умели владеть оружием, то я предпочел пощадить их и зачислил в свои полки.

Главнокомандующий Хусейна, правивший Бадакшаном, много раз поднимал против меня оружие, но узнав о смерти своего господина, он побоялся моего лицемерия и собрал свои войска. Он не стоил того, чтобы я двинул на него всю армию.

Я показывал вид, что забыл о нем, а между тем старался хвалить его на собраниях, среди моих друзей. Я превозносил его мужество в самых восторженных выражениях, так что друзья его написали ему; «Тимур расположен простить тебя и примет тебя благосклонно». Изъявив мне покорность, этот правитель, вполне доверяя моему благородству, просил меня принять его в число своих приближенных.

Язавоевал области Балха, Гиссар-Шадамана и Бадакшана. Эмир Хусейн был только что умерщвлен. При слухе об этих событиях Гейазэддин, владетель Хорасана, стал опасаться за свою столицу. Он собрал армию и принял оборонительное положение.

Благоразумие присоветовало мне усыпить бдительность хо-расанцев кажущеюся безопасностью. Я сделал вид, что всё внимание свое я устремил на Самарканд, и вскоре был уведомлен письмом моего доверенного советника, что Гейазэддин предался тиранству и совершает неимоверные жестокости.

Известие о моем возвращении в Самарканд совершенно успокоило Гейазэддина; тогда я сказал себе: «Воспользуюсь моментом, когда хорасанцы не думают обо мне, и сделаю на них нападение».

Покинув окрестности Балха с значительным гарнизоном, который я оставил в городе, я с величайшей осторожностью достиг Ерата, гдея захватил врасплох Гейазэддина. Этот князь, лишенный всякой помощи, вышел из города и предложил мне свои сокровища, свои владения и царство. Хорасан был покорен, и эмиры области перешли в мое подданство.

За завоеванием Хорасана последовало покорение Систана, Кандагара и Афганистана. Я расскажу, как покорены эти страны.

По завоевании Хорасана мои военачальники советовали мне послать военные отряды в эти три царства.

Я отвечал им: «Если бы мои войска нашли эти экспедиции слишком для себя обременительными, то мне самому необходимо было бы заняться ими, а я теперь обременен делами».

Поэтому я счел за лучшее написать правителям этих областей пригласительные письма следующего содержания: «Если вы идете ко мне, то продолжайте путь, а если желаете оставаться, делайте, что вам нравится».

Исход соответствовал моим ожиданиям. По прочтении этого письма они действительно положили покорное чело на порог повиновения.

Бот мои распоряжения для того, чтобы победить Уруз-хана и завоевать великую Татарию. Когда Тохтамыш, разбитый Уруз-ханом, прибегнул к моему покровительству, я долго обдумывал, вверить ли ему войско или идти мимо.

Между тем прибыл посол от Уруз-хана; я решил обойтись с ним благосклонно и также отпустить его. Однако мои воины обложили все дороги в великую Татарию, а один отряд пошел по следам этого посла, ибо я решил сделать неожиданное нападение на Уруз-хана на следующий же день после того, как посол, уверенный в полной безопасности, должен был возвратиться к своему господину, тоже не предвидевшему никакой опасности.

План удался, как я и надеялся; посол делал сообщение своему господину, и в это время мои отряды напали на Уруз-хана с стремительностью неожиданного удара бичом; они не встретили никакого сопротивления, враги обратились в бегство, и великая Татария мне покорилась.