Три норы, оказавшиеся в распоряжении Мэнчан-цзюня, причем в случае утраты одной или даже двух у него все равно было где укрыться, представляли — по меньшей мере, воображаемую — возможность службы за пределами Ци, надежность, обеспеченную благорасположенностью населения, а позже устроением царского храма предков в уделе и полученным им местом первого министра в Ци. Как стратегическое, то есть предусматривающее будущее выражение «у хитрого зайца [всегда] три норы» («цзяо ту сань ку») означает, что благоразумно постоянно иметь несколько убежищ или выходов, тем самым быть готовым в любую минуту прибегнуть к 36-й стратагеме, точно зная, куда можно бежать в случае опасности.
36.6. Жизненное кредо Ван Мэна
«В человеческих отношениях я руководствуюсь пословицей: «Верный путь обходится без искусства» («да дао у шу»). Мне хотелось бы естественно и непринужденно следовать верному пути, совершенно не заботясь о том, как сдюжить со своей «ловкостью» («цзишу») и «ухищрениями» в мышиной возне («цюаньшу») и проистекающих отсюда малых барышах и потерях. Мне хотелось бы познать «большую мудрость» («да чжи») и стать большим мудрецом и не ломать голову над всевозможными уловками, чтобы в итоге оказаться еще в худшем положении».
Так описывает писатель Ban Мэн (род. 1934, см. также 19–32, 26.13), в 1986–1989 гг. министр культуры Китайской Народной Республики, бывший член ЦК КПК, а с 2000 г. член Постоянной комиссии Народного политического консультативного совета Китая, свое отношение к миру и людям, изложенное им в 11 пунктах (Душу [Книжное чтение]. Пекин, № 2, 1995, с. 156).
Приведенный здесь 11-й пункт свидетельствует о позиции, отражающей на весьма высоком и принципиальном уровне содержание 36 стратагемы. Подобную позицию занимал чиновник минской поры (1368–1644), воспринимавший все взлеты и падения на своем поприще с таким же безучастием, как появление и исчезновение цветов в саду и облаков в небе, подчеркивая тем самым свою полную отрешенность. Его изречение с похвалой приводит Рабочая газета [Гунжэнь Жибао], печатный орган Всекитайской федерации профсоюзов (Пекин, 6.02.1995, с. 5): «Милость либо немилость не беспокоят меня. Я взираю на них, как на цветение и увядание цветов в саду. Отставка либо сохранение места оставляют меня равнодушным. Ведь по своему произволу собираются и рассеиваются облака в небе!»
Речь идет о том, чтобы держаться в стороне от теневых сторон жизни и быть выше вещей, не быть слишком падким до жалких побед, сторониться всякой ерунды, не воспринимать чересчур всерьез морок жизни, не цепляться за показное, не слишком дорожить преходящими вещами, не отдаваться им целиком, короче говоря, речь идет о позиции, именуемой итальянцами «desinvoltura», a французами «désinvolture»: естественной непринужденности, состояния безучастности. Представление о таком состоянии выражает китайская пословица: «При ходьбе я ничего не ношу с собой. Усаживаясь, я ничего не ношу с собой. Ложась, я ничего не ношу с собой. До чего я свободен!» Всякий, обладающий подобным спокойствием, уже заранее вооружен стратагемой 36. Будучи свободным от воздействия мира, едва ли он окажется в положении, из которого придется убираться подобру-поздорову.
36.7. Зрелище прически
Сразу после появления 36-й стратагемы в китайской литературе над ней стали посмеиваться. Да и позднее ее удостаивали не только похвалы. Вот что писал мыслитель-реформатор и дипломат Хуан Цзуньсянь (1848–1905), 150-летие которого отмечали в Пекинском университете 29 мая 1998 г., в своем стихотворении «Скорблю о Пхеньяне» [ «Бэй Пинчжан»]: «из 36 стратагем ни одна не сравнится с бегством». В этих строчках он порицает военачальника E Чжичао (ум. 1901), неумелого главнокомандующего китайских войск в Корее, который в китайско-японскую войну в 1894 г., по мнению Хуан Цзуньсяня, преждевременно и без необходимости оставил Пхеньян и бежал от японцев. «В минуту опасности струсить/отступить» («линьвэй туйсо»), такие слова более подошли бы к поведению E Чжичао, нежели выражение для стратагемы 36.
Санкциями вплоть до исключения грозят «решения дисциплинарной комиссии ЦК КПК в части мер против членов партии, преступающих нормы социалистической морали» (Вэньхуэй бао. Шанхай, 18.01.1990. с. 2), то есть тем партийцам, которые в случае угрозы для жизни и благосостояния народа и государственной собственности «скроются в минуту опасности». «Бегство от противоречий» («хуэйби маодунь») — еще одна распространенная позиция, официально осуждаемая Коммунистической партией Китая. Олицетворением подобной бесхарактерности служит Сюй Цзинхэн, слабовольный партийный работник из рассказа «Один день из жизни начальника энергетического управления» отмеченного многими наградами тянцзиньского писателя Цзян Цзылуна (род. 1941), члена партии с 1971 г. Когда наступает решающий момент, «Сюй Цхинхэн зажигает спичку, закуривает сигарету и начинает прикидывать. Он замечает, что стоит ему выложить задуманное, как ничего путного из этого не выходит. Похоже, здесь вполне уместно устраниться, и уже вслух он произносит: «Не могу больше заниматься руководящей работой. Вот как можно выпутаться. Пойду к товарищу Юнь Тао, секретарю парткома нашего отдела, и скажусь больным».
В сунскую эпоху придворный евнух Тун Гуань (1054–1126) вместе с пятью другими видными сановниками, причисленный за свои злодеяния к «шести разбойникам» [ «лю цзэй»], похвалился, что покорил империю [киданей] Ляо (916—1125, простиралась от нынешней провинции Хэйлунцзян до Монголии). Действительно, он целых двадцать лет возглавлял китайскую армию. В 1121 г. ему удалось подавить крестьянское восстание. Однако в походе против Ляо в 1122 г. он потерпел сокрушительное поражение. Тун Гуань и его приближенные спаслись бегством. Однажды в императорском дворце давали представление. Три выступавшие девицы обращали внимание подчеркнуто разными прическами. У первой волосы были высоко взбиты. Она сказала, что принадлежит к дому государственного советника [тайши] Цай Цзина [1047–1126]. У второй с двух сторон мягко ниспадали собранные в узел волосы. Она сказала, что служит в доме бывшего первого министра [тайцзай] Чжэн Ся [1040–1119]. У третьей вся голова была в завитушках. Она сказала, что прислуживает главнокомандующему Тун Гуаню. У девушек спросили о причине столь различной укладки волос. Первая объяснила: «Мой господин ежедневно отправляется на прием к сыну Неба, поэтому величает мою прическу «Узел небесного стражника». Вторая девица сказала: «Мой господин уже на покое, поэтому называет мою прическу «узлом». Третья девица сказала: «Мой господин недавно воевал «^называет поэтому мою прическу «36 узлов». А известно, что «узел волос» по-китайски звучит так же, как слово «стратагема» («цзи»). Хотя сами знаки различны, но в разговоре звучат одинаково. Говоря «36 узлов», девица намекает на Зб-ю стратагему «бегство — лучший прием». Очевидно, представление причесок, о котором сообщает поэт Чжоу Ми (1232–1298) [в своих «Россказнях в 20 свитках» («Цидун е юй»)], было затеяно для скрытой насмешки над Тун Гуанем.